Однажды друг попросил приютить его товарища-иностранца в квартире, которую я тогда снимал.

Иностранец оказался скандинавом, который сносно говорил по-русски. Назовем его Харальд. Он приехал с большим чемоданом и сам был большой, бородатый и добродушный.

Однажды Харальд вернулся поздно ночью — такой же бородатый, но уже таинственный. Потому что пьяный. Я встретил его на кухне, куда он вошел не сразу — дверной проем оказался для него испытанием. Харальд взял с плиты чайник на три литра и выпил его залпом. Потом подошел ко мне очень близко. Очень. И сказал: «Вэлэри. Я очнь лблю жньщин…  Извни меня… » И сел на стул. После этого Харальд заснул. Но прежде чем уснуть, он сказал еще кое-что. Я передам его мысль без искажений.

Звучала она так: «Валерий, у вас в Москве очень много секса. Очень много. Ты даже не представляешь, как много секса у вас в Москве. Женщины очень хотят заниматься сексом с иностранцами. Так вот, секса у вас много, но вы совсем не умеете о нем говорить. Вы очень-очень-очень плохо говорите о сексе. Почему так, Валерий?»

Так я узнал еще один проклятый вопрос русской жизни. «Как сказать это про это?»

В Москве секса больше, чем во всей России вместе взятой. Но для него нет ни слов, ни, главное, публичного пространства.

Ок, все мы помним, что было на мундиале. Ок, была новость про «Зарядье». Но, во-первых, записи с камер наблюдения никто так и не увидел. А без них как в анекдоте: «И вы тоже говорите, что у вас хорошая потенция!»

Где же заниматься сексом в Москве? Вероятно, на празднике День семьи, любви и верности. Здесь Петр и Феврония курируют семейные ценности. Поэтому все так целомудренно. Официально москвич сначала касается москвички мизинцем, а затем они выносят из клиники репродуктивного здоровья конверт с ребенком.

Я уже молчу о том, что государственный секс возможен только между мужчиной и женщиной. Я уже молчу о том, что…  Хм, об этом я правда промолчу.

У меня правда нет слов для говорения «об этом». «Это» уже сто лет так и остается «этим».

Поэтому москвичи сублимируют. Ведь петтинг — это тоже форма сексуальной жизни. Так, почти в каждой очереди супермаркета я наблюдаю, как подростки целуют друг друга в шею, тридцатилетние трут носом щеку, сорокалетние мнут друг другу зады. От пятидесяти и старше заранее готовят пакеты и сумки. А я пишу колонку.

Москва ежегодно прирастает людьми. Теми, кто приехал, и теми, кто родился (иногда от тех, кто приехал). Тема московского жилья остается такой актуальной, потому что непроницаемая квартира с дверью по-прежнему остается единственным местом, где москвичу можно заниматься сексом.

Все прочие публичные пространства насквозь просматриваются камерами, самими москвичами и гостями столицы. За десять лет жизни в Москве я видел только один публичный секс. Это была живая изгородь рядом с кооперативным домом. Я, конечно, подошел поближе, чтобы посмотреть…  Молодой человек крепко прижимал к себе девушку и…  Ой…  Оказалось, что ей просто плохо после выпитого. И все, и никакого секса.

Я думаю, что когда над городом подует «ветер перемен», Москва превратится в один сплошной…  Как бы сказать, слов-то нет…  Плацдарм любви. Ведь в ней столько «нерастраченной нежности». Крупнейшим бизнесменом в будущем станет человек, который уберизирует секс в России. Создаст инфраструктуру, «службу одного окна», запустит Росгоссекс. Он объединит подпольные бордели, закрытые сауны, стрип-клубы, районные магазины «Интим», сделает удобное приложение «Гражданин активный», где можно будет пожаловаться на плохой секс.

А начнется все, конечно, с Москвы, которую мы любим и в которой любим друг друга.