В августе в город приезжают гости и дальние родственники. Что им показывать? Мы с любимой подругой, коренной москвичкой, живущей во Франции, пошли смотреть новую для нее Москву. Так случилось, что она уехала почти десять лет назад (еще при Лужкове) и в Москве бывает редко.

Вестибюль станции «Чистые пруды» в июле начали реставрировать. Отскоблили от черной краски гранитные колонны, они шершавые и теплые на ощупь. Это так радует, словно твоя 83-летняя бабушка достала из сундуков крепдешиновое платье и оно ей к лицу. Также сейчас реставрируют вестибюль «Кропоткинской» (он уже порозовел, как девушка) и «Динамо». Подруга смеется: «А ведь здесь стояли двухэтажные хибары из пластика, всем так нравилось, все кричали: не сносите наши ларьки!»

В конце бульвара заходим в грязный двор на Покровке, 17. Контейнеры воняют, кошки шмыгают. Поднимаемся по лесенке в бар «Сосна и Липа» (открылся в 2016 году). Атмосфера, как в Берлине: юноши с цветными волосами в татуировках, советский ковер и кресло из 1960-х, барная стойка мастерской Ostov Crew. Подружка морщится: «Здесь для меня слишком молодежно, но я бы отправила сюда свою 17-летнюю дочь». Я же этот двор обожаю — прогнившие верандные окна, как в Одессе, бар без вывески, только для своих. Все в советской традиции, только раньше богема пила на задворках магазина «Рыба», а теперь на задворках «Дикси».

Переходим через Покровку и идем в «яму». Так москвичи прозвали фрагмент стены Белого города XVI века на Хохловской площади, окруженный бетонным амфитеатром по проекту французских архитекторов. При Лужкове это была парковка, где-то с 2007 года яма стала болотом с камышом за забором. И в 2017 году ее осушили и открыли как археологический музей под открытым небом. Уже появилась новая городская традиция — отстоять большую очередь за пиццей в Maestrello, взять коробку на вынос, сесть на ступени амфитеатра и поужинать. С видом на те самые белые камни XVI века. Подруга на фоне бетона сразу хочет сделать селфи. Видно, место модное, архитекторы — французские.

Дальше наш путь лежит через Покровку к Горке. Это сквер напротив хоральной синагоги в Большом Спасоглинищевском переулке. Место называлось Горкой в народе всегда, а парк «Горка» здесь появился летом 2017 года благодаря борьбе жителей района и работе бюро Wowhaus и «Народному архитектору». Раньше (с 2001 года) на парковке стоял маленький фрагмент Стены плача (имитация великой иерусалимской стены). Теперь фрагментик еще уменьшили, передвинули вбок, но верующие евреи не жалуются. По-прежнему проводят обряды около микростены, а на время постройки шалаша на праздник Суккот лишь просят выключить на неделю сухой фонтан. Подруга философски замечает: «У евреев такая религия, они ко всему быстро адаптируются».

Поднимаемся по террасам вверх на Горку. Сквер виляет, плутает, углубляется во дворы. Если на нижних уровнях сидят с бебиками чинные местные жители, то во дворах — молодежный кипеж, настоящие витамины для глаз. Над всей этой красотой нависает обгорелая заброшка в стиле конструктивизма. Это бывшее общежитие студентов Лингвистического университета, кажется, его думают переделать в апарт-отель. Пока же им интересуются только сталкеры, по ночам залезающие на крышу любоваться на Кремль. Подруга замечает: «Когда приеду в следующий раз, наверняка отремонтируют, как и Наркомфин. Теперь все так быстро в Москве».

Ниже по переулку заходим еще в один удивительный двор — трансформаторная будка МОЭК в 2013 году была покрыта монументальными росписями на тему гравюр Дюрера художником Максимом Косаткиным (ака Кома). Четыре обнаженные ведьмы уже начали облупливаться, но четыре всадника Апокалипсиса пока бодряком. Вокруг полно кофеен и баров, посетители которых любят напиваться с видом на дьявола и смерть.

Подземный переход на Варварку поражает — его привели в порядок год назад, но тогда там планировали галереи новых стеклянных ларьков. Внезапно ларьков нет, ни одного! На одной стороне подземелья стены украшены стеклянными панелями с ненавязчивым серо-зеленым принтом, кажется, это стволы берез. Подруга радостно вздыхает: «Как же хорошо, что убрали весь этот Китай и матрешек!»

Мы идем в парк «Зарядье». Честно говоря, за год не была там ни разу, так как боюсь толп. Оказывается, около 11 вечера в парке немноголюдно и приятно. Правда, я бы переименовала его в «Городок Зарядье» — он полон потешных архитектурных построек, которые возникают из-за холмов по одной, как кролики из шляпы. Мы уже нагулялись и устремляемся к скамейкам. Они гигантские, из двух дубовых стволов, дизайнерские и удобные. На наших глазах служащая парка меланхолично заметает мелкий гравий с плитки обратно в ромбики газона. «Странно, вот зачем держать по ночам садовников, можно же было как-то продумать, чтобы покрытие газонов не разрушалось?» — спрашивает моя подруга. Мне нечего ей ответить, наверное, парк проектировали не для двух миллионов посетителей. Но наш скептицизм исчезает, как только мы доходим до висячего моста. Оказывается, он покрыт серыми досками, словно старые мостовые в Архангельске, и по нему невероятно приятно идти. Ради этого ощущения парения над ночной рекой и необычных видов архитекторам можно простить все. «Красота же! Какая красота!» — кричит моя подруга и делает с десяток селфи.

Возвращаемся мы через Красную площадь. Я уже начинаю хвастаться, что она тоже изменилась, люди теперь на площади лежат, сидят и стоят на голове, и это не запрещено! Как мы тут же упираемся в забор. За забором — стройка. А дальше ряды ларьков в виде избушек. «Что это? — в ужасе спрашивает подруга. — Я думала, в Москве уже исчезли эти адовы избушки!» Нет, не исчезли. Это фестиваль «Спасская площадь», великое лужковское наследие. Избушки с нами навсегда.