25 июня 1910 года в парижском театре Гранд Опера давали премьеру балета «Жар-птица» Стравинского. Дягилев неизменно зачаровывал публику новыми постановками.

«В удивительной “Жар-птице”, пойманной в гигантские складки многоцветного кашемирового платка, мы унеслись, словно на ковре персидской сказки, в прекраснейший край грез… » — упивался восторгами французский поэт Жан Водуайе. Устроителем этих грез был художник-декоратор Александр Головин, пропускавший прелесть русской народной сказки сквозь фильтр европейского модерна. Делал он это изощренно, с фантазией, с убийственной точностью. Живописная поверхность под кистью Головина всякий раз обращалась вибрирующей мозаикой.

Жар-птица, символ одновременно и благословения, и проклятия ею завладевшего, рифмовалась с эстетикой Серебряного века. Пернатая героиня пьянила и будоражила воображение живописцев-сказочников Билибина и Васнецова.

В 1911 году фантастические птицы появились на фасаде доходного дома в Москве. Яркое оперение было выложено из керамических изразцов, изготовленных на заводе «Абрамцево» за Бутырской заставой. Это его владелец, известный меценат Савва Иванович Мамонтов, «русский Медичи», перевел в Москву гончарную мастерскую, возникшую в усадьбе Абрамцево, знаменитой артистической колонии. Предприниматель, исполняя заказ домовладелицы Е. К. Калиновской, для майолики использовал эскизы того же Александра Головина (1863–1930).

Исполнителем мамонтовского замысла блистательный театральный художник оказывался не впервые. Тренд на украшение мозаикой архитектурных фасадов задал отель «Метрополь», проект Саввы Мамонтова, реализованный архитектором Уильямом Валькотом в 1902 году на Театральной площади. Шесть панно по рисункам Головина — «Купание наяд», «Жажда», «Полдень», «Поклонение природе», «Поклонение божеству» и «Поклонение старине» — красуются на углах фасада гостиницы и служат, разумеется, аккомпанементом главному блюду, «Принцессе Грезе» Врубеля, с умирающим рыцарем и склонившейся над ним принцессой.

После открытия «Метрополя» на гончарный завод «Абрамцево» Мамонтова стали интенсивно поступать заказы на керамические картины с сюжетами — для доходного дома Сокол на Кузнецком мосту, дома в Хлебном переулке архитектора С. У. Соловьева, Ярославского вокзала Федора Шехтеля и других известных жилых и общественных объектов.

Мода на керамический декор быстро расползалась и по городам империи, загружая мощности мамонтовского бизнеса.

Так нарядный мозаичный декор заполнил отштукатуренные поверхности стен и пятиэтажного дома номер 5 на тихой 4-й Тверской-Ямской улице. Орнаменты из яркой колотой плитки вдавились в бледное поле завершенных кокошниками фронтонов. Кажется, что слегка хаотично. Но нет. Если пристально вглядеться, квадратики соберутся в диковинные соцветия, вызывая в памяти творения Гауди.

Окна самого верхнего этажа обрамлены наличниками, в вертикальных колонках проступают цитаты из древнерусского зодчества — дыньки, бочки и сухарики.

Под шестиугольными окнами — квадраты гладкой цветной майолики.

Сказочные птицы с красочными крыльями и хвостами, окруженные узором, точно на книжные заставки, тут как нельзя кстати. Их две пары и они довершают композицию фасада.

Тут наша история добралась наконец до еще очень важного действующего лица.

Доходный дом Е.К. Калиновской, только что внесенный в реестр объектов культурного наследия регионального значения, это одна из самых оригинальных работ знаменитого зодчего Эрнста-Рихарда Нирнзее (около 1860–1918?), автора московских «тучерезов».

Главный тучерез, Дом дешевых квартир, или Дом холостяков, самое высокое на тот момент в Москве здание, появилось через два года. За девятиэтажкой в Большом Гнездниковском переулке навсегда закрепилось название «Дом Нирнзее».

Пятиэтажку же на Тверской-Ямской, с асимметричным фасадом, парой эркеров и одним подъездом, можно расценивать как подготовительный этап к небоскребу в Гнездниковском, кстати, увенчанным керамическим панно с лебедями, точно так же изготовленным Абрамцевским заводом по рисунку А. Головина.

В постройке 1911 года Эрнст Карлович отдал должное неорусскому стилю и предвосхитил грядущий конструктивизм. Полуподвал дома Калиновской он перекрыл сводами Монье. На каждом этаже предусмотрел по две квартиры. Ранее во двор вела широкая арка. В 1990-е годы ее заложили, равно как и лифтовой шахтой окна закрыли лестничной клетки.

Об авторе, плодовитом архитекторе, родоначальнике небоскребов, сведений до обидного мало. Где он учился, неизвестно. Вместе с братом в 1898-м приехал в Москву из Варшавы. Чертежи подписывал как техник архитектуры, что давало право на производство строительных работ. Оказавшись в России на пике строительного бума, учредил компанию, открыл офис в собственном доме в Курбатовском переулке и понастроил множество, более тридцати, доходных домов, отвечая на запросы нуворишей. Не позабыл и себя — доходный дом Нирнзее в духе северного модерна есть в Трехпрудном переулке.

Особенных творческих откровений архитектор не демонстрировал, авторским почерком не обладал, просто с легкостью компоновал уже разработанные до него приемы. Стоит ли ловить мастера за руку за подобный коммерческий подход к проектированию, тем более когда его больше беспокоит не декор, но устойчивость конструкции и технические новации.

Нирнзее был не только удачливым коммерсантом, но и страстным автолюбителем. Даже принял участие в автопробеге Москва—Ярославль—Москва.

Совсем не хочется верить легенде о самоубийстве Нирнзее, якобы бросившемся в 1918 году в пролет лестницы своего знаменитого дома. По второй версии, и она нравится больше — архитектор эмигрировал.

В том же году уйдет из жизни вдохновитель и организатор керамического завода «Абрамцево» Савва Иванович Мамонтов, а его дочь продаст предприятие владелице студии художественной бронзы Е. К. Метнер.

В 1921 году в Берлине тоскующие по родине художники и поэты начнут издавать литературно-художественный журнал «Жар-Птица».

В 1964 году Марк Шагал распишет плафон парижской Гранд Опера на сюжет балета «Жар-птица».

А невостребованному Александру Головину, доживающему свои годы в Царском Селе, присвоят звание «Народный артист РСФСР».

Фото: mos.ru