О жизни в Доме на набережной и тайных местах в Хамовниках.

Я родилась…

Волею случая в Сухуми. Потому что папа с мамой путешествовали по всему Советскому Союзу. У папы были гастроли, а беременная мама ездила вместе с ним. И они, видимо, решили — как пойдет. Так гласит легенда. На самом деле, я думаю, они, конечно, все подсчитали, чтобы примерно в начале октября в бархатный сезон оказаться в Сухуми. Ну и плюс первый секретарь Абхазской ССР был другом моего папы, а его жена была гинекологом-акушером. У папы в это время были концерты, спектакли, а мама тихонечко рожала, поэтому в паспорте у меня написано: место рождения — город Сухуми. Грузинская фамилия, русский паспорт — совершенный кавардак.

Сейчас живу…

В Москве. Собственно, примерно со второго дня своей жизни. Первые лет двадцать пять я жила в Доме на набережной, а сейчас мне комфортно в Хамовниках.

Жить в Доме на набережной было абсолютным счастьем. Я ведь была ребенком и ни о какой страшной истории этого места не знала, поэтому воспоминания у меня самые светлые. В парке Репина (который сейчас Болотная площадь) мы собирали шампиньоны и дома жарили их на завтрак, все живы-здоровы. Еще в парке Репина мы обожали смотреть салют. Машины, из которых стреляли, были расставлены вокруг парка, и после залпов нам в руки падали похожие на дуршлаг посудины. У нас была игра, кто больше соберет этих дуршлагов. А однажды, сидя как Бобик в гостях у Барбоса, в кабинете у папы с ногами на столе, разговаривая с Егором Дружининым, потому что он был в Петербурге, а я была в Москве, и общаться мы могли только по телефону (у нас была нежная детская дружба), я увидела, как на Красной площади приземлился Руст (28 мая 1987 года спортивный самолет 18-летнего гражданина ФРГ Матиаса Руста приземлился на Красной площади, он летел из Гамбурга через Рейкьявик и Хельсинки в Москву, Руста осудили на 4 года за хулиганство. — «Москвич Mag»). Вечером я сказала об этом родителям, они меня погладили по голове, испуганно посмотрели и уложили спать. Мол, девочка совсем ку-ку. А утром извинялись, поняв, что я не сошла с ума — они услышали по «Голосу Америки», что произошло.

Это было самое прекрасное время: первый поцелуй в парке Репина, сначала гулянье там с собаками, потом — с коляской.

На «Красный Октябрь» бегали играть в казаки-разбойники и каждый раз придумывали какие-то новые легенды, чтобы нам давали конфеты водители грузовиков. Они разгружались, и конфеты везде валялись, но собирать с пола было не круто, и мы, мелочь пузатая, пробирались внутрь и останавливали их и рассказывали всякие истории — что мы голодные.

В субботу и воскресенье мы ходили на утренние сеансы мультфильмов в «Ударник», на новогодние праздники — елки в Театре эстрады.

В Доме на набережной я жила в трех квартирах — мы переселялись из-за капремонта — и во всех трех квартирах простукивались стены, я это прекрасно помню. И были вторые выходы на черной лестнице. Но для меня в этом не было ничего жуткого, наоборот, было весело — я там пряталась от родителей.

Я обожала парады, особенно первомайские. К ним делали такие большие цветы из папье-маше. Половина из них оставалась, и после демонстрации мы с друзьями ходили и собирали эти гигантские цветы, как будто с уличных карнавалов.

Любимый район…

Сейчас я влюблена в Хамовники. Я там оказалась случайно, если вообще случайности бывают. Я нашла свою квартиру в газете «Из рук в руки». Это была третья квартира, в которую я зашла, и было совершенно очевидно, что это она, несмотря на очень потрепанный подъезд и все минусы. Это была коммунальная квартира, состоявшая из множества комнат — сколько окон есть в моей квартире, столько тут было и комнат. Но было два самых важных плюса — это был последний этаж, а значит, была возможность пробраться на чердак и ни одной несущей стены. А значит, я могла снести все, что я хотела, и все перепланировать по-своему.

Хамовники — это тишина, покой, интеллигентный микромир со своими секретными местами, известными только людям из нашего района, особенно Плющихи. Ни на что не похожие продуктовые магазины, где продаются самые лучшие, ароматные помидоры, которые я не могу найти ни на одном рынке, огурцы и зелень такая, какие я в Грузии не ела. А с виду ничего особенного, маленький магазинчик — одна дверь. Заходишь, со всеми общаешься какими-то секретными словами, тебе из какого-то холодильника достают пакет зелени, и все это стоит три с половиной копейки.

Наш сквер Девичьего Поля, собачьи площадки — отдельная страна в стране со своими отношениями, симпатиями и антипатиями. У хозяев же все гораздо сложнее, чем у собак, с собаками все просто. А хозяева устраивают удивительные шекспировские трагедии.

Гулять…

Я люблю, но, к сожалению, не часто удается. У меня есть обязанность — я два раза в день гуляю с собаками. А по городу — нет. Честно говоря, я не много гуляю в Москве. Я скорее водитель, чем пешеход. Я люблю гулять в лесу.

Нелюбимые районы…

Это всегда что-то личное. У меня нелюбимых районов нет. Если человек говорит, что у него что-то нелюбимое — это, скорее всего, какое-то загадочное личное воспоминание. У меня такого нет, у меня все воспоминания прекрасные, а те, которые не прекрасные, профессионально удаляются из головы, для них просто нет места.

Секретный ресторан…

Я сама его случайно нашла, но наверняка для многих он никакой не секретный, и они будут смеяться надо мной. У нас в Хамовниках во дворе жилого дома есть совершенно феноменальное место, оно называется Rico. Ничего лучше этот город на сегодняшний день не придумал. Самое свежее, самое вкусное, самое уютное, самое необязательное место, куда можно завалиться в любой момент и где-нибудь в уголке поесть или одной, или большой компанией. А зимой мы иногда звоним и просим, чтобы нам сделали буйабес на большую компанию, и нам делают большую кастрюлю. Причем это маленький домик во дворе жилого дома, такое ощущение, что это домик для дворника, но я не знаю, что там было раньше.

В Москве мне не хватает…

Океана. Мне вообще везде, где нет океана, не хватает океана.

Изменить в городе…

Мне ничего не хочется. В моем случае красота в глазах смотрящего. Я понимаю, что мы не во Флоренции и не в Венеции, но с этим городом связана вся жизнь, и за это ему можно многое простить. За то, что в нем есть удивительные места, связанные с разными моментами взросления, любовей, трагедий, обучения, ошибок, радости. Он твой родной. Как можно захотеть изменить что-то в своей маме, папе, сестре? Этот процесс изначально обречен на фиаско. Поэтому нет, изменить ничего не хочу. Если захочу, я, наверное, изменю свое к этому отношение или перееду в другой город, где то изменение, которое я хотела бы в Москве, будет естественным.

Если не Москва, то…

Нью-Йорк.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Я не знаю все население Москвы, могу сказать только про узкий круг близких людей. Такой круг у меня есть практически в любом городе этого мира, и они все примерно одинаковые. Поэтому для меня эти города сильно ничем не отличаются.

Проект Magnum Live Lab, который идет в Музее архитектуры…

Был придуман агентством Magnum Photos к их 70-летию. Он включает в себя прекрасное путешествие и знакомство нескольких фотографов из агентства с тем или иным городом. Честь выпала нам. Первая московская лаборатория прошла зимой, сейчас закончилась летняя, выставка будет идти в Музее архитектуры до конца августа. Здесь собрано шесть отдельных мини-выставок фотографов летней и зимней сессий. Готовить их было интересно, но мы были в стрессе, потому что за две недели нужно зачать, выносить, родить и показать миру свое дитя. Это очень тяжело и рождается в муках, но это совершенное счастье, потому что ты понимаешь, что так тоже можно. Такого рода выставка с фотографами такого уровня по-хорошему делается шесть месяцев. У нас было две недели. И, похоже, все получилось. Отчасти потому, что они суперпрофессионалы. Смотришь на них и понимаешь, что фотограф — это профессия.

Фото: Анна Шмитько