Как «отец интеллектуального национализма» Константин Крылов всю жизнь бился с воображаемым злом
Старый приятель крайне левых взглядов однажды сказал: «Костя Крылов — очень хороший человек и великий гуманист, просто в детстве его придавило упавшим с полки чугунным евреем». Со дня смерти главного националиста Рунета прошло уже пять лет, а споры по поводу его личности и наследия не утихают. Для левых и прогрессистов Крылов был и остается безусловным воплощением всего, с чем они привыкли бороться, а то, что он не был похож на типичного бритоголового погромщика, обладал недюжинным интеллектом и оставил заметный след в современной литературе, делало его еще более опасным врагом. С другой стороны, как ни крути, Крылов был одним из столпов свободного и бесшабашного Рунета 2000-х. Он был одним из тех, относительно кого необходимо было самоопределяться, соглашаясь с его «Всеобщим синопсисом, или Системой мнений» или же, напротив, яростно его отрицая.
При этом создаваемый им публичный образ, а точнее то, что в результате получалось, производил впечатление скорее комическое — маленький толстячок, произносивший громокипящие речи раздражительно тонким голосом, в минуты крайнего волнения срывавшимся чуть не на визг. Однажды Крылов решил «подсушиться» и сел на придуманную им же жесткую и требовавшую крайне суровой дисциплины «фашистскую диету». По завершении процесса знакомые имели удовольствие наблюдать стройного моложавого красавца, однако затем он столь же стремительно растолстел обратно.
Насмешки вызывала и избранная им вера. Однажды по блогосфере распространилась фотография, на которой Крылов в окружении еще нескольких мужчин и одной женщины, одетых в белые робы и шапочки, напоминавшие униформу студентов кулинарного техникума, стоял над столом с ритуальным пиршеством, сложив руки в жесте, похожем на то, как собачки держат передние лапки, когда пытаются ходить на задних. Так все узнали о его принадлежности к зороастризму — раннесредневековой религии Ирана, Армении и Северной Индии, от которой ныне сохранились всего 265 тыс. последователей, а самым известным ее представителем был Фредди Меркьюри. Ему на это тыкали пальцем даже соратники по правому лагерю, большинство из которых принадлежали к господствующей церкви либо к ее альтернативным вариантам от старообрядчества до катакомбников.
Сам Крылов утверждал, что за обращением в благоверие (так официально именуют себя российские зороастрийцы) стоял осознанный интеллектуальный выбор, мол, именно эта религия лучше всего объясняет все происходящее в мире. Иногда под настроение рассказывал о том, как в молодости оказался в Узбекистане, где и познакомился с исповедовавшими эту религию беженцами из Ирана. А может, ему просто не хотелось быть в общей куче, а заодно еще и участвовать в регулярно сотрясавших правый лагерь межконфессиональных разборках. Он вообще был «не как все» и нес свою стигму гордо, с высоко поднятой головой. При этом внутри себя Крылов был человеком крайне и даже болезненно обидчивым и уязвимым на грани виктимности.
Его взгляды начали оформляться еще в детстве, прошедшем в типичной московской коммунальной квартире, где Крыловы оказались «нацменьшинством» в окружении еврейских соседей. Так в фундамент будущих взглядов «отца интеллектуального национализма» был заложен первый кирпич, а достроен он был уже в начале 1990-х, когда Крылов, подобно прочим представителям своего поколения, решил подзаработать мелкой торговлей. Торговал он чем придется, от книг до газовых пистолетов, для которых в то время не требовалось никаких лицензий. Однажды им заинтересовалась некая кавказская группировка, и Константина позвали на разговор. Разгорелся конфликт, в ходе которого один из бандитов набросился на него сзади и стал душить. По словам Крылова, он уже начинал терять сознание, когда «старший» дал команду прекратить, после чего ему позволили уйти. Как говорится, не надо быть великим психологом, чтобы понять, в какую сторону человека может завести пережитый страх смерти в сочетании с острым ощущением собственного бессилия.
Достигнув возраста, в котором обычно уже определяются с дальнейшей жизненной траекторией, Крылов захотел стать философом. Дело было в начале 1980-х, когда эта наука влачила весьма жалкое существование под пудовыми плитами суконного марксизма. К тому моменту он успел окончательно стать убежденным антикоммунистом, и на марксизм у него была стойкая идиосинкразия. Дома его активно обрабатывала мать: «Сынок, пусть у тебя будет хоть одна нормальная профессия». В итоге крыловские документы отправились в МИФИ на факультет кибернетики, по окончании которого он еще пару лет то ли проработал, то ли проучился в МАИ. Философский факультет МГУ Крылов окончит вторым высшим в 1994–1997 годах.
Материнский совет оказался отнюдь не бесполезным. В 1990-е, когда прекратилось финансирование всего на свете, плохо стало всем, но гуманитариям все-таки хуже, чем физикам и прочим технарям. Позднее Крылов в одном из лучших своих эссе «ЕБН», посвященном только что почившему Ельцину, будет с явной ненавистью писать о разрушении советских научных институций: «Понятное дело, что насыпать им по несколько сотен баксов было делом простейшим — но тут в душу глянула именно что б… кая обидка: эти нас не уважают и уважать не будут. И не насыпали, даже “нааборт” — отобрали последние копейки. Отобрали демонстративно, со сластью: раздавили ногой старую профессорскую руку, сжимающую мятую десятку. “Хрусть — и пополам”». Ну а пока, имея в кармане диплом одного из самых престижных советских вузов, требовалось найти способ заработать себе на хлеб. И тут вновь пришла на помощь мама, которая еще с доперестроечных времен числилась сотрудницей НИИ информационных систем, созданного при 1-м Главном управлении КГБ. В начале 1990-х институт формально отпочковался от спецслужбы, трансформировался в фирму НИТКОН (ЗАО «Новые Информационные Технологии — Конверсия») и занялся разработкой аналитических систем для бизнеса. В дальнейшем оппоненты Крылова станут регулярно обвинять его в работе на КГБ/ФСБ, а он всякий раз будет отшучиваться, мол, где же в таком случае моя шестикомнатная квартира в номенклатурной сталинке?
За время работы в НИТКОНе Крылов в соавторстве с матерью разработал новую теорию поведения на основе этических систем. Опровергнув универсальность так называемого золотого правила нравственности (знаменитое евангельское «какой мерой вы мерите, такой и вам отмерено будет»), он доказал, что существуют как минимум четыре разных этических стандарта, к которым так или иначе тяготеют все мировые культуры.
Изначальные взгляды Крылова примерно соответствовали общему модусу всего правого лагеря той поры — смесь национализма, имперства, державничества и поисков сильной руки. «Мы познакомились с Костей в 1997-м, и тогда он хоть и называл себя русским националистом, в разговорах демонстрировал все признаки принадлежности к национал-патриотам, — вспоминает программист Сергей Нестерович, старый друг и политический соратник Крылова. — К национал-патриотам в те времена причисляли вообще всех, кто не приходил в восторг от гайдаровских реформ и их последствий и не был при этом ультралевым. Окончательно Крылов оформился в националиста примерно в 1999–2002 годах».
Значительное влияние на мировоззрение Крылова оказали тексты философа и публициста Дмитрия Галковского, он же «Друг утят», основная мысль которого, усвоенная широкой публикой, заключалась в том, что Российское государство во всех трех его основных итерациях (то есть Российская империя, Советский Союз и РФ) являлось и продолжает оставаться криптоколонией Англии. Иными словами, это была классическая, хоть и поданная в довольно сложной философской форме, теория заговора. У Крылова она трансформировалась в идею существования системы, настроенной на подавление русских и лишение их субъектности. Осуществлялось все это «людьми с хорошими лицами» или же «нерусью». Под последними понималось абстрактное сообщество государств, народов, институций и отдельных лиц, считающих частью своей идентичности ненависть к русским: «Я утверждаю, что русские люди подвергаются беспрецедентному психологическому давлению, имеющему цель понизить их самооценку (практически до нуля), уничтожить их волю к жизни, привить им виктимность, загнать в роль вечно виноватой жертвы, привить им ненависть к себе и особенно к другим русским и так далее. Я принимаю, что сознательное участие в подобной деятельности есть критерий принадлежности к Неруси».
Ближе к концу 1990-х Крылов решил окончательно уйти из НИТКОНа и начать зарабатывать на жизнь пером и всевозможной околополитикой. В 1998 году вместе с другим националистом Егором Холмогоровым он создал первый националистический российский сайт Doctrina.ru. Проблемы начались почти сразу. За время форумных и ранних жэжэшных баталий Крылов успел нажить себе немало врагов среди статусной интеллигенции, которая принялась бороться с ним с применением имевшегося в ее распоряжении административного ресурса. Стоило ему хоть куда-то устроиться, как в редакции звучал звонок или приходило письмо с требованием уволить, ну или немедленно перестать публиковать «русского фашиста». Именно так его выгнали, к примеру, из возродившихся «Отечественных записок». Конечно, эти звонки только укрепляли внутренний крыловский антисемитизм, от которого он всю жизнь публично отмахивался.
Впрочем, было одно место, откуда Крылова не выгоняли. В роли этой тихой гавани выступила газета «Спецназ России», учрежденная международной ассоциацией ветеранов «Альфы» и руководимая кагэбэшным отставником Владимиром Ширяевым. В «Альфе» Крылова хорошо знали, благо еще в 1996 году он участвовал в избирательной кампании в Мосгордуму президента ассоциации ветеранов «Альфы» Владимира Гончарова. Позднее Константин утверждал, что познакомился со спецназовцами еще во время работы в НИТКОНе, куда приходили заказывать софт в том числе представители частных охранных предприятий, созданных выходцами из «Альфы». Постепенно и отчасти благодаря ему из обыкновенного боевого и ветеранского листка «Спецназ России» превратился в одно из самых популярных национал-патриотических изданий. Там начали печататься материалы, уже не имеющие отношения к войнам, спецслужбам или антитеррору, к примеру книжные и даже музыкальные рецензии. В 2003-м Крылов стал главным редактором «Спецназа» и занимал этот пост еще четыре года, пока ныне объявленный иноагентом Станислав Белковский не пригласил его редактировать сайт АПН. Разумеется, сотрудничество с газетой, учрежденной альфовцами, дало оппонентам Крылова лишний аргумент в пользу версии «работает на ФСБ».
Тем временем на правом фланге происходили изменения тектонического характера — все более заметной становилась заполонившая улицы «молодая шпана» в лице скинхедов и ультраправых хулиганов из «околофутбола», а количество убийств и нападений на почве расовой или национальной ненависти росло с каждым годом. Эти ребята уже не имели никакого отношения к старым державным патриотам, да и не хотели иметь, считая выходцев из «Памяти» и РНЕ «ветхими дедами», занятыми бесконечной слезливой ностальгией по империи, вместо того чтобы вести борьбу за будущее нации. Власть кинула всем этим силам подачку в виде Дня национального единства и на некоторое время легализованных «Русских маршей», однако допускать националистов до большой политики совершенно не собиралась.
«Тактика Константина заключалась в том, чтобы сотрудничать со всеми, с кем можно было сотрудничать, — рассказывает Сергей Нестерович. — Довольно много сил он отдал работе с блоком “Родина”, а в штабе Рогозина в Лялином переулке так и вовсе одно время сидел безвылазно, издавая им газету. “Родина” вообще задумывалась как самая широкая ассоциация для всего правого фланга, однако почти сразу в ней отказался участвовать Дугин со своей партией “Евразия”. Как мне кажется, этот момент и стал точкой расхождения националистов со всеми остальными “попутчиками”».
Тактика бесконечных «Русских маршей» казалась Крылову недостаточной, а предлагаемая некоторыми схема, основанная на опосредованной связи с нацистской улицей, как это было, к примеру, в Ирландии у Sinn Fein и IRA, ведущей к еще большей маргинализации. Вместо всех этих путей в никуда следовало заняться созданием обширной сети малых протопартий и общественных движений, главной задачей которых станет нащупывание любых возможных способов легализации. Сам Крылов подал пример, учредив в 2005 году РОД — «Русское общественное движение».
Изначально РОД задумывалось как оппозиция «официальной» либеральной правозащите, которая, по мнению националистов, занималась исключительно тем, что защищала нерусских от русских. Началась деятельность РОД, к слову, с кейса самого Крылова, против которого собирались возбудить дело по 282-й статье за публикацию в «Литературной газете» статьи «Полночь, 22 июня». В дальнейшем на счету у РОДа было немало вполне положительных примеров правозащиты, скажем, то же «дело Иванниковой» или «дело Екатерины Высоцкой», но были и такие, от которых дурно пахло за версту, к примеру попытка защищать Никиту Тихонова и Евгению Хасис — убийц из нацистской террористической организации БОРН. Становиться полноценной политической партией «Русское общественное движение» так и не захотело, и в 2007-м оно распалось на «РОД-Россия» и «старый РОД», занявшийся чем-то вроде православной градозащиты.
Однако все эти более чем скромные результаты в офлайне меркли в сравнении с бешеной популярностью Крылова в интернете. Он был одним из тех, кто вовремя осознал весь потенциал «Живого Журнала» в качестве платформы для саморепрезентации и еще в 2001-м завел там себе блог в числе «первой сотни». Довольно быстро стал «многотысячником», то есть вошел в элиту элит. Многие посты Крылова становились вирусными, а употребленные им как бы походя выражения — всеобщими мемами, скажем, его фирменное «писечка и мякотка».
В том же ЖЖ Крылов осуществил ряд весьма остроумных литературных мистификаций. Среди них наиболее известны laert, как бы продолжавший знаменитый труд Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», только уже в пародийном ключе, и trendy_man. Последний был издевательством над всем тогдашним глянцем и велся от имени «гламурного бомжа» — тонкого знатока винтажной одежды и вкуса блюд из мусорных баков московских ресторанов.
Поэтическая ипостась Крылова звалась «Юдик Шерман, удивительный жид-песнопевец». Под этим псевдонимом он неоднократно издавался в альманахах современной поэзии. Но самым известным литературным виртуалом Крылова был Михаил Харитонов — писатель-фантаст, обожавший подвергать деконструкции буквально все, от «Трех мушкетеров» до «Мира полдня» Стругацких. Главным произведением Крылова стал так, к сожалению, и не оконченный многотомный роман «Золотой Ключ, или Похождения Буратины», действие которого происходит в постапокалиптическом и постхристианском мире, где место человечества заняли разумные биоконструкты. По сути это тройной фанфик, учитывая, что оригинальный «Буратино» Алексея Толстого в свою очередь был фанфиком на «Пиноккио». Как говорил сам Крылов, его задача состояла в том, чтобы переписать «Буратино» для взрослых, а в результате получилось одно из самых оригинальных явлений в современной русской литературе.
Пиком активности Крылова на политическом поле за пределами интернета стали «болотные протесты» 2011–2012 годов. Он был избран в координационный совет оппозиции, впервые произносил речи для стотысячной аудитории и был на коне. Однако сразу же обнаружилось и неприятное — оказалось, что у впервые вышедшего на улицу с политическими целями обывателя русский национализм далеко не так популярен, как это представлялось по комментариям в ЖЖ. Буквально через несколько дней после первого митинга на Болотной Крылов вместе с соратниками выбили себе разрешение на альтернативное мероприятие, но туда явилась лишь пара сотен человек.
О том, что классический русский национализм превратился в того самого бегемотика, которого никому не продашь, Крылов, по всей видимости, догадался еще в конце нулевых. В 2009-м его попросили написать послесловие к впервые выходившему на русском языке «Ориентализму» Эдварда Саида, ставшему библией всех адептов деколониальной теории. Завершая свой текст, Крылов добавил фразу о том, что к востоку от Польши живут «народы, исключенные из сферы какой бы то ни было “политкорректности”, даже самой минимальной, которую сумели завоевать себе палестинцы». Намек был более чем прозрачным.
Строго говоря, сама по себе идея о том, что русские являлись главным объектом для внутренней колонизации при всех вариантах российской государственности, была отнюдь не нова. Нечто подобное писал, к примеру, зрелый Солженицын, а его знаменитое письмо «Опять вопросы вождям» в свою очередь вдохновляло «русскую партию» внутри КПСС, пошедшую в итоге за сепаратистом Ельциным. Проблема была лишь в том, что хорошего выхода из этой ситуации не просматривалось. Сам Крылов пришел к идее механического соединения национализма с либерализмом. Получившаяся в итоге национал-демократия оказалась всего лишь новой версией национализма «причесанного, припудренного, напомаженного и кастрированного» ради умаления страхов обывателя перед бритоголовыми погромщиками. Ясного ответа на вопрос «Как улучшить положение русских в России?» она все равно не давала. Сам Крылов, как и созданная им на основе слияния РОДа с аналогичным движением «Русский гражданский союз» Национал-демократическая партия (НДП), предлагал внести в Конституцию пункт о том, что Россия является «национальным государством русских». Возможную реакцию остальных народов страны на подобный кунштюк было несложно предугадать, так что уже этот пункт получался заведомо неисполнимым. В поздних интервью Крылов говорил о том, что «русским необходимо обрести вкус к господству», что «надо брать пример с чеченцев и евреев», и признавался в любви к колониальной поэзии Киплинга, то есть все вернулось на круги своя. Но НДП стала хотя бы первым объединением русских националистов, у которого на эмблемах и знаменах не было ничего даже отдаленно напоминавшего свастику, и на том спасибо.
Точно так же, как порядочному христианину положено копить «очки праведности» и стремиться попасть в рай, зороастриец обязан участвовать в борьбе Светлого и Темного начал, Ахура-Мазды с Ариманом (это если очень сильно упрощать, разумеется). Эта доктрина очень подходила Крылову, воспринимавшему любую нанесенную русским обиду как личную и собственные обиды и фрустрации как плевок в лицо всем русским. Доходило до смешного. К примеру, чудовищным умалением достоинства русского народа казались ему… русский язык и кириллица: «Вообще, нужно понимать, что Бог нас обидел СТРАШНО. У нас плохо абсолютно все — русский язык ведь то еще уродство по сравнению с любым европейским (и особенно божественным английским, языком Власти и Мощи), но кириллица — это уже какой-то горб на горбе, уродство на уродстве. Причем язык не позволяет нам отказаться от этого уродства и мерзости, поздно».
В другой раз Крылов яростно доказывал читателям, что шашлык был специально введен в массовое употребление Сталиным, чтобы лишний раз унизить русских, и противопоставлял ему исконное и давно похороненное в веках «верченое». Более или менее разбиравшихся в вопросе и пытавшихся доказать, что шашлык употреблялся еще на пикниках офицеров императорской армии в XIX веке и именно так и назывался, Константин в том треде яростно клеймил русофобами.
Скончался Константин Крылов 12 мая 2020 года, в самый разгар пандемии, чем и породил миф о том, что причиной его смерти стал именно коронавирус. На деле же умер он не от «модной болезни», но из-за нее — 29 апреля у него случился первый геморрагический инсульт, и его госпитализировали, однако буквально спустя сутки спешно выписали. Родные перевезли его в подмосковный санаторий, где 3 мая у него случился второй инсульт, от которого он впал в кому и в себя уже не пришел. У перегруженной до предела системы здравоохранения на его полноценное выхаживание попросту не хватило ни средств, ни людей.
Похоронили Крылова точно так же, как хоронят сейчас большинство москвичей: сперва сожгли в крематории, а затем опустили урну с прахом в могилу, тем самым грубо поправ его религиозные убеждения — для благоверного зороастрийца сама мысль о соприкосновении такой священной субстанции, как огонь, с такой скверной, как человеческая мертвечина, крайне оскорбительна. Очевидно, сделать по-другому в московских условиях было невозможно, зато получилось добыть для Константина место на престижном Троекуровском кладбище.
В таких случаях говорят «ушла эпоха», но в действительности ушла она гораздо раньше. Нулевые годы с их ничем не ограниченной свободой слова в интернете и пусть и придавленной сверху, но все-таки бурной общественной жизнью кончились, а в наступивших следом десятых Крылов оказался невостребован. Возглавлять все более и более карликовые «диванные» партии, ходить на стримы к персонажам вроде Егора Просвирнина и выступать перед тремя десятками благодарных читателей в книжном магазине «Листва» — «для графа де Ла Фер слишком мало». Русский национализм за это время успел обмелеть и распасться, превратившись либо в разновидность провластного черносотенства, либо в весьма своеобразную субкультуру, существующую в основном в интернете. А найти для себя какое-то иное знамя Крылов, к сожалению, не захотел.