Согласно закону причинности, иногда даже мышь способна сдвинуть гору. В этой истории такая вроде бы мелочь для огромной Москвы, как сугубо бытовое убийство, привела к серьезным политическим последствиям и навсегда изменила наше отношение к правоохранительным органам. Но обо всем по порядку.

27 декабря 1980 года в кювете шоссе, ведущего к аэропорту Быково, у дачного кооператива КГБ «Пехорка», расположенного неподалеку от железнодорожной станции Красково (где, кстати, Чехов познакомился с героем «Злоумышленника»), было найдено раздетое бездыханное тело мужчины средних лет. Он был еще жив, но уже при смерти, как писали, вследствие «многочисленных ударов тяжелым тупым предметом, повлекших за собой появление черепно-мозговой травмы», кровопотери и сильного переохлаждения. Рядом была в беспорядке разбросана его одежда, на земле обнаружились отпечатки шин «Волги». Личность забитого до полусмерти человека установили хоть и быстро, но по чистой случайности — при нем не было документов, зато в кармане лежал обходной лист поликлиники на имя Вячеслава Васильевича Афанасьева. Надпись на больничном бланке будто током шарахнула прибывших на место происшествия милиционеров: «Выдается сотрудникам КГБ СССР, имеющим воинские звания». Трясущимися руками они набрали номер дежурного КГБ по области. В течение часа о происшествии было доложено лично Андропову.

Во-первых, Афанасьев был не каким-то там лейтенантом, а целым майором, а во-вторых, он лишь формально числился по секретариату 4-го управления. На самом деле он работал в «восьмерке», занимавшейся информационной безопасностью. Тут уж, как говорится, шутки кончились. В мае того же года пропал без вести шифровальщик Виктор Шеймов, в обязанности которого входило обеспечение связи с резидентурами внешней разведки. Причем исчез он вместе с женой и несовершеннолетней дочерью. Уже под конец 80-х выяснится, что ЦРУ организовало невероятную по своей сложности операцию и сумело вывезти Шеймова вместе с семьей в США, где он успешно сдал всех и вся. А тогда в КГБ считали, что их похитили и убили в попытке добраться до ключей к шифрам. Нападение на Афанасьева выглядело еще одним звеном в цепи, причем в этом были уверены до такой степени, что даже после того, как выяснится сугубо уголовный мотив преступления и в деле появятся конкретные обвиняемые, их все равно будут усиленно «колоть» на признание по делу Шеймова.

1 января майор Афанасьев скончался, не приходя в сознание. К этому моменту у следствия уже была более или менее точная картина случившегося.

За бутылку коньяка

Если рассказывать эту историю сегодня, особенно тем, кто родился уже в постсоветские времена, то некоторые моменты приходится переводить как с иностранного языка. Ну ладно, про то, что «Ждановской» раньше называли станцию метро «Выхино», сегодня известную в основном как пример самовоспроизводящегося транспортного коллапса, это еще можно пояснить. Но вот в то, что в 80-х майор КГБ ездил вместе с простыми смертными на метро, а не на собственном автомобиле престижной марки, способны поверить немногие. И уж совсем непонятно для тех, кто родился после 1991 года, звучит такое сочетание слов, как «продовольственный заказ» — набор дефицитных продуктов, выдававшийся по месту работы или в ветеранских организациях накануне праздников: к Новому году, 8 Марта или 23 Февраля, к 1 Мая, ко Дню Победы и к очередной годовщине Октябрьской революции. Именно заказ и стал причиной смерти Афанасьева. Никаких особенных деликатесов, даже по нашим измученным санкциями и контрсанкциями временам, в нем не было — болгарские консервированные помидоры, банка горбуши, палка сухой колбасы да бутылка водки. Не густо.

В тот ставший роковым для Афанасьева день ему исполнилось 39 лет (а не 40, как пишут многие авторы, он был 1941 года рождения). Неделю перед этим он проболел — переменчивый московский декабрь сыграл с ним дурную шутку, и безобидная простуда развилась то ли в ОРЗ, то ли в ОРВ. 26-го числа он нашел в себе силы дойти до поликлиники и закрыть больничный лист, заодно потратил подаренные ему женой деньги — купил себе хорошие югославские туфли. Потом заскочил к себе на работу, чтобы забрать заказ. Там его и настигли двое старых приятелей Фатеев и Горшков, с которыми он учился в академии КГБ. Именинника поздравили, вручили ему еще один подарок — бутылку коньяка, а затем предложили «пойти и отметить это дело». Чтобы не пить прямо в Большом доме на Лубянке и не тратиться на ресторан, три товарища раздобыли ключ от явочной квартиры в Рыбном переулке и направились туда.

Выпили они, кстати, немного — примерно по 200 г водки, но ослабленному болезнью Афанасьеву хватило и этой малости. В метро его ощутимо «повело», и, видимо, по этой причине он и оказался на «Ждановской». Жил Афанасьев на улице Красного Маяка, до которой надо было добираться наземным транспортом от «Варшавской». В метро троица кагэбэшников спустилась на «Китай-городе», который тогда назывался «Площадью Ногина», а на следующей Афанасьеву надо было выходить, чтобы сделать пересадку. Но в этом месте он совершил ту самую ошибку, которую миллионы москвичей и до, и после него совершали даже в трезвом виде — перепутал лестницы северного входа, не сверился с указателями и уехал в юго-восточном направлении. На «Таганской» он еще мог перейти на Кольцевую и добраться до Каховской линии, но эту пересадку он благополучно проспал. Разбудили его уже на «Ждановской».

Вячеслав Афанасьев

Обязанность будить и выпроваживать подгулявших пассажиров тогда, как и сейчас, лежала на «вагонных тетках», которые осматривали составы на конечных станциях. Они же должны были определять по состоянию и поведению пьяного тела, дойдет ли оно до выхода само или придется вызвать наряд милиции. А уже милиция должна была решать, что с ним делать дальше: поговорить и отпустить, запереть до утра в «обезьяннике» или передать коллегам из вытрезвителя. Сотрудники следственной бригады КГБ принялись опрашивать весь персонал линий, по которым мог бы уехать майор, пока не вышли на двух контролерш со «Ждановской» — Мотникову и Воротилину. Именно они и обнаружили сонного Афанасьева в опустевшем вагоне. Он растекся по сиденью, держа на коленях обувную коробку, а в ногах стоял портфель, из которого торчало горлышко не поместившейся целиком коньячной бутылки — через минуту ей предстоит сыграть ключевую роль в его дальнейшей судьбе. Растолкав пассажира, Мотникова спросила:

— Портфель-то ваш?
— Нет, — Афанасьев все еще с трудом осознавал реальность. — Ох, извините, портфель мой…
Он протянул руку, но портфелем уже завладела Воротилина, решившая поиграть в следователя:
— Если ваш, то что там находится?
— Водка, красная рыба, колбаса…
— Вот и нет!!! Здесь коньяк!
— Да, коньяк, — пробормотал Афанасьев. — Я забыл, ребята подарили мне коньяк…

Но было поздно, Воротилина уже засвистела. От резкого и неприятного звука Афанасьев окончательно пришел в себя и первым делом предъявил контролершам удостоверение сотрудника КГБ. Согласно служебной инструкции ни милиция, ни кто-либо другой не имели права задерживать «комитетчиков», в лучшем случае — аккуратно воспрепятствовать их явным противоправным действиям и сразу же поставить в известность районного дежурного по КГБ, а там уже сами разбирались со своими сотрудниками. Но ни на контролерш, ни на прибежавших по свистку постовых Телышева, Возулю и Селиванова, ни на внештатного сотрудника милиции механика Пиксаева красная «корочка» не оказала никакого воздействия. Афанасьева схватили.

Плохие последствия хорошего пиара

Брежневского министра внутренних дел Николая Щелокова можно назвать организатором одной из самых успешных и ярких пиар-кампаний за всю историю СССР.

Еще недавно, в 50-х и 60-х годах, страну сотрясали «хулиганские выступления», а точнее, народные восстания, многие из которых были вызваны милицейским произволом, как, например, массовые беспорядки в Муроме и Александрове летом 1961 года. Малейшего слуха о том, что милиционеры кого-то арестовали и избили, хватало для того, чтобы разъяренные толпы кидались штурмовать отделения и забрасывать ненавистных «красноперых» камнями. Никаких мер, кроме огня боевыми на поражение, у власти на этот случай не имелось — подразделений, подобных ОМОНу, не было еще ни в одной стране мира.

Н. А. Щелоков

Щелокову предстояло очистить свое ведомство от недалеких граждан, склонных к патологической жестокости, а заодно внушить населению уважение и даже любовь к милицейскому мундиру. Ресурсов для этого ему было не занимать: мало того, что сам Щелоков был ключевой фигурой пришедшего к власти вместе с Брежневым днепропетровского политического клана, так еще и его первый заместитель Чурбанов был женат на дочери генсека. Такая суперпозиция в иерархии советской номенклатуры, с одной стороны, гарантировала Щелокову свободу рук, но с другой — вела к неминуемому противостоянию с Андроповым и КГБ.

В ходе «щелоковской реформы» сотрудники МВД получили повышение окладов, новую форму и десятипроцентную квоту на строящееся жилье, а вот по всему остальному населению влупили «положительными образами» как из пушки. От бесконечных переизданий михалковского «Дяди Степы» для детей до карманных детективов и телевизионного концерта к Дню милиции для взрослых. Но главным предметом забот министра было кино — можно даже сказать, что именно ему жанр советского кинодетектива был обязан своим рождением и канонами. «Следствие ведут Знатоки», «Анискин и Фантомас», «Рожденная революцией», «Петровка, 38», «Место встречи изменить нельзя» — все это снималось либо по прямому заказу МВД, либо под патронатом милицейских генералов. В это время сам Щелоков активно заигрывал с интеллигенцией — пытался выхлопотать квартиру в Москве для Солженицына и помогал получить орден Галине Вишневской.

Положительные эффекты от этой бурной деятельности проявились довольно быстро. Множество ребят из интеллигентных семей начали поступать на юридические факультеты и устраиваться в милицию. Вот только все они хотели быть Знатоками из фильма, то есть сидеть в уютном кабинете на Петровке и раскрывать преступления в промежутках между беседами о последней постановке театра «Современник». А вот работать в патрульно-постовой службе, возиться с бродягами, хулиганами, алкоголиками и мелкоуголовным элементом было некому.

На самом деле личного состава у МВД было более чем достаточно, но Щелоков и его окружение полагали, что преступлений будет меньше, если каждый перекресток будет украшен нарядным товарищем сержантом. К тому же, согласно неписаным правилам советской бюрократической «игры престолов», вес того или иного ведомства напрямую зависел от количества подчиненных. Поэтому штаты МВД раздувались непрерывно. Особенно много народа набрали в московскую милицию в 1980 году, для обеспечения порядка во время Олимпиады.

И вот тут начались уже менее приятные последствия. Те, чья молодость пришлась на 70-е, помнят, что почти каждому отслужившему в армии в течение нескольких месяцев после дембеля приходила открытка из милиции: «Приглашаем вас на работу в органы внутренних дел, гарантируем высокий оклад, льготы» и т. д. Но в крупных городах личного состава все равно не хватало, и тогда было принято решение, которое разом свело на нет все начинания Щелокова. В милицию стали брать лимитчиков.

Сегодняшний москвич, который даже если не националист, а все равно лениво поругивает трудовых мигрантов из Средней Азии, просто не представляет или уже успел забыть тот уровень напряженности, который существовал между москвичами и приезжими во времена застоя. Прибывшую из малых городов, сел и ПГТ «лимиту» селили в убогих, наспех построенных общежитиях, а использовали на самых тяжелых работах, и платили им зачастую по сдельно-аккордной системе. Вожделенную прописку в городе первой категории снабжения, ради которой лимитчик пахал и терпел годами, в любой момент могли отодвинуть еще дальше — на три года или на пять.

Повальное пьянство, изнасилования, бытовые конфликты и драки с жителями окрестных районов для общежитий лимитчиков были обычным делом. А теперь давайте возьмем обитателя такого общежития — выходца из депрессивного колхоза или промышленного поселка с бэкграундом в виде службы в советской армии, где уже вовсю цвела дедовщина. Добавим ненависти к «зажравшимся» москвичам и дадим ему милицейскую форму и полномочия. Бросим его голыми руками вычищать грязь с социального дна крупного города и оставим один на один с неизбежной профессиональной деформацией — психологов в штатах МВД еще не было. Результаты будут вполне предсказуемыми.

Грань между такими милиционерами и теми, кого они ловили, практически исчезла. Оклад, казавшийся большим, когда они устраивались на работу, при столкновении со столичными ценами и соблазнами становился крохотным. Зато форма давала власть и возможности. Количество краж, грабежей, вымогательств и должностных преступлений, совершаемых сотрудниками милиции, росло с каждым годом.

Вместо того чтобы принять хоть какие-то меры, Щелоков и его окружение заняли позицию в духе конфуцианской этики: «главное — сохранить лицо». В результате посадить милиционера даже по особо тяжкой статье стало почти невозможно. На следствие и прокуратуру давили всеми доступными средствами.

— Ссориться с нами нельзя, — поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, на­чальник одного из райотделов милиции. — Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следовате­лем. Прибежал к нему один ханыга. «Избили, — кричит, — в комнате милиции! Разве это представители власти?» Он со мной не посоветовался и — раз: двух моих в КПЗ. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами. Сразу стал как шелковый. Так-то! — вспоминал участник расследования убийства на «Ждановской» Владимир Калиниченко.

Но некоторые сотрудники 5-го линейного отдела транспортной милиции, куда доставили задержанного Афанасьева, были персонажами отпетыми даже на фоне всей этой давно пошедшей вразнос системы.

«Поверьте мне, они не люди!»

Чтобы понять, как вообще могло произойти то, что случилось на «Ждановской» 26 декабря и почему обычные линейные милиционеры не испытали ни страха, ни сомнений при виде удостоверения КГБ, нам стоит повнимательнее вглядеться в их лица.

Заводилой и организатором банды (давайте уж называть вещи своими именами) был старший сержант Лобанов — личность действительно выдающаяся. «За большое число задержанных был занесен на доску почета, награжден медалью “За 10 лет безупречной службы”, имел более пятнадцати поощрений. В ходе следствия выяснилось, что он хронический алкоголик, болен сифилисом, в течение пяти лет грабил и избивал задержанных, совершил несколько убийств… » — писал о нем Калиниченко. Еще до истории на «Ждановской» Лобанов задержал приезжего из Армавира, добился от него взятки, потом уговорил его выпить и привел к себе домой, где убил ударом молотка по голове, расчленил труп и разбросал его куски по всему городу и окрестным лесам. За пять лет службы старший сержант накопил средства на покупку двухкомнатной квартиры в кооперативе.

Под стать ему был и сержант Возуля — выходец из небольшого колхоза в Днепропетровской области. В свое время его, возвращавшегося домой из армии, прямо на вокзале в Москве поймали милицейские вербовщики, а он соблазнился и решил остаться. Вскоре Возуля попал под начало к Лобанову. Именно он придумал «связку», с которой в 5-м отделении начинались все беседы с задержанными: удар кулаком в живот и сразу же — ребром ладони по шее. Дальше сержант отходил в сторону, давая «порезвиться» младшему составу.

Кроме того, в банде принимали участие милиционеры Телышев, Селиванов, Попов, лейтенант Рассохин и внештатник Пиксаев. Обнаружившие Афанасьева Мотникова и Воротилина, скорее всего, работали у них наводчицами, но КГБ и прокуратура по каким-то причинам решили вывести их из процесса.

Для таких веселых ребят в погонах работа на конечных была манной небесной. Загулявших и заснувших в вагоне метро пассажиров в банде Лобанова называли «карасями». У «карася», найденного в бессознательном состоянии, просто обчищали карманы, затем будили и выгоняли вон. Если же он просыпался и начинал качать права — его арестовывали, заводили в отделение и избивали. Далее были возможны варианты: если гражданин попадался солидный и хорошо одетый, его начинали шантажировать, поскольку рапорт о задержании в пьяном виде мог создать проблемы на работе. Если же с «карася» взять было нечего, то его сдавали на руки коллегам из вытрезвителя.

В дни перед праздниками у охотников на «карасей» наступала особая, горячая пора. В брежневские времена окончательно сложилась традиция отмечания памятных дат на работе, так что пьяных в метро становилось больше, а главное — многие везли с собой те самые заказы. Еще до встречи с Афанасьевым доблестные стражи порядка уже успели ограбить старичка-ветерана, у которого тоже отобрали заказ. Согласно показаниям Рассохина, в тот день сотрудники 5-го отделения «пили до одури».

Афанасьева втолкнули в комнату милиции и сразу же вырвали из рук коробку с обувью, зашвырнув ее в подсобку. Портфель у него тоже забрали, и внештатник Пиксаев, достав из него колбасу, тут же начал ее нарезать. Афанасьев постоянно повторял, что он сотрудник КГБ, что они не имеют права, но алкогольные пары давно уже вытеснили из сознания милиционеров малейшие проблески страха перед всемогущей «конторой». В конце концов у него отобрали удостоверение и, решив, что больше с этого «карася» взять нечего, вытолкали взашей, захлопнув за спиной дверь.

А вот дальше Афанасьева, как говорится, понес черт. То ли он решил добиться справедливости, то ли просто заплутал в служебных помещениях станции, но ушел он не сразу. По одной версии, он перепутал платформы, по другой — все-таки вернулся и решительно взялся за ручку двери комнаты милиции.

Его попробовал остановить сержант Селиванов — единственный из всей этой компании, кто еще оставался трезвым:
— Товарищ майор, уходите отсюда по-хорошему и побыстрее…  Вам лучше с ними не связываться. Они не люди, поверьте мне. Уходите!

Но было поздно.

Убийство и «Волга»

Пока Афанасьев отсутствовал, Лобанов орал на своих подельников: «Это “комитетчик”, он нас всех заложит! Давайте его грохнем! Молчат только мертвые!» Афанасьева то ли втащили в комнату силой, то ли заманили обещанием вернуть ему ботинки — и принялись убивать.

— Как только я вошел в комнату милиции, за мной кто-то захлопнул дверь, — рассказал на допросе Попов. — Увидел, что Лобанов и Телышев затаскивают Афанасьева за барьер. Я приблизился к ним. Кто из них свалил его, я точно сказать не могу. Я увидел, что Афанасьев как бы сполз по стене на пол. Он пытался вырваться, но Лобанов удерживал его и не давал встать. Я понял, что они не решаются ничего сделать, а Лобанову нужна помощь, и подо­шел к ним. Чтобы мне было удобнее, правую ногу прижал к лавочке, а потом протянул ее чуть вперед, так что моя голень полностью лежала на лавочке. Подумал, что нужно подстраховаться и не выронить бутылку, которая могла разбиться. Страхуя себя свободной рукой, чтобы не упасть, другой дотянулся до головы Афанасьева, зажал его волосы рукой и два раза, оттягивая голову к себе, ударил затылоч­ной частью головы о стену…

Лишь когда Афанасьев затих в углу, до милиционеров наконец дошло, что они натворили. Кто-то из них набрал номер дежурного по 5-му линейному отделу. Тот, придя в ужас, немедленно позвонил командиру отдела майору Барышеву. В этот день он находился не на службе, а у себя дома, где пил с соседом коньяк. Узнав о том, что подчиненные «замочили» офицера КГБ, он бросил все и примчался на «Ждановскую». Проверив у Афанасьева пульс и оценив обстановку, он принял решение — вывезти Афанасьева в Пехорку, выбросить у «комитетских» дач и добить, сымитировав ограбление.

Самое удивительное, что всю эту историю от начала и почти до конца наблюдали множество людей, в погонах и без, и у многих была возможность вмешаться. Когда Афанасьева, кричавшего, что он офицер КГБ, затаскивали в комнату милиции, мимо шли пассажиры, но никто из них не сказал ни слова и никуда не позвонил. В 21.45 на «Ждановскую» приехали милиционеры из вытрезвителя, которые регулярно забирали из этого отдела задержанных пьяниц, и даже попросили отдать полумертвого Афанасьева им, но услыхав в ответ: «Нет-нет, это наш клиент», поставили в книге вызовов прочерк, выпили с Лобановым по глотку коньяка и уехали. И, наконец, двое офицеров ГАИ, которые увидели, как «Волгу» Барышева на выезде из города занесло в кювет, предположили, что водитель пьян, и передали по рации приказ на задержание. Но перехват получился вялым, и опытный барышевский водитель Салатов без труда ушел от погони. Когда следствие начнет искать свидетелей, то выяснится, что несколько гаишников, которые видели эту «Волгу», сразу же после Нового года были откомандированы в другие города «для повышения квалификации», а сведения о машине и неудачной погоне за ней разом пропали из всех журналов регистрации постов ГАИ.

Наконец Афанасьева привезли на место. В финале драмы принимали участие Барышев, Рассохин, Лобанов и Попов. Когда Афанасьева выгрузили из машины, раздели и как следует потоптались вокруг, чтобы осталось побольше следов, Рассохин проверил у майора пульс — выяснилось, что тот все еще жив. «Тогда добейте его, — скомандовал Барышев. — Каждый по очереди!» Рассохина уже откровенно трясло от страха, но все же он достал из багажника монтировку и первым нанес удар Афанасьеву прямо в лицо.

Следствие и последствия

Само расследование не заняло много времени и не составило особого труда. И КГБ, и прокурорские довольно быстро поняли, что последними, кто видел Афанасьева живым, были милиционеры 5-го линейного отдела. Всех дежуривших 26 декабря арестовали, причем поместили не на Петровку и не в «Бутырку», а в подчиненное КГБ «Лефортово», где они были лишены всякой связи с начальством из МВД, и стали жестко «колоть» на перекрестных допросах.

Сперва Лобанов, Рассохин, Попов и другие утверждали, что в глаза не видели Афанасьева, потом — что его отпустили, потом — что сдали его в вытрезвитель. Но запираться было бессмысленно, тем более что у одного из милиционеров при обыске была обнаружена записная книжка Афанасьева с телефонами сотрудников КГБ, а его удостоверение нашли в мусорной урне рядом с платформой в Железнодорожном. Заодно арестовали и командира разъездной бригады вытрезвителя Гречко, но, разобравшись, отпустили.

Сложнее всего было выйти на Барышева, но в конце концов на допросах всплыла «Волга». В начале февраля взяли и Барышева. В своих мемуарах, которые и по сей день остаются единственным открытым источником по убийству на «Ждановской», Калиниченко рассказывает чуть ли не про войну с милицейской мафией в духе сериала «Спрут», который через пять лет покажут по советскому телевидению. В частности, растиражированная история о том, как во время следствия его охраняли спецназовцы из «Альфы», совершенно не подтверждается воспоминаниями офицеров этого подразделения.

При этом вполне возможно, что случившиеся в это же время неожиданные самоубийства одного из заместителей Щелокова, генерала Папутина, а также завсектором отдела административных органов ЦК Альберта Иванова, который готовил для Политбюро доклад как о самом убийстве, так и о моральном разложении сотрудников МВД, могли быть с этим связаны.

В июле 1982 года состоялся суд. Главная четверка обвиняемых — Лобанов, Рассохин, Попов и Барышев — получили высшую меру наказания. Возуля — 13 лет усиленного режима, Телышев и Пиксаев — по 10 лет. Более или менее легко отделался водитель Салатов — ему присудили всего 5 лет общего режима.

Сверху: А. Телышев, Б. Барышев, Н. Лобанов, В. Пиксаев, снизу: Н. Возуля, А. Попов, Н. Рассохин, А. Салатов

Куда большее влияние на нашу жизнь оказало то, что случилось потом. Во-первых, «наверху» дали отмашку, и в кратчайшие сроки по всей стране было заведено около 80 уголовных дел против милиционеров по тяжким и особо тяжким составам преступления. Только из московской милиции были уволены более 800 человек, а отделение, которым командовал Барышев, было расформировано и набрано заново. Во-вторых, «наверху» дали еще одну отмашку, а точнее, КГБ добился снятия отдельных цензурных запретов, и прессе разрешили обо всем этом писать. Можно сказать, убийство на «Ждановской» стало первым барьером, пробитым на пути к свободе слова в СССР. Вторым стал Чернобыль.

Эти публикации произвели эффект разорвавшейся бомбы. Если раньше убаюканные щелоковской машиной пиара люди доверяли милиции и бежали к ней с любыми проблемами, то теперь от человека в форме стали шарахаться как от зачумленного. По Москве поползли слухи, что из метро были вывезены сотни тел людей, убитых милиционерами.

Андропов был доволен. Он наконец-то получил в руки долгожданный козырь против всесильного министра МВД, теперь оставалось только нанести ему «удар милосердия». Еще при жизни Брежнева Щелоков начал стремительно терять влияние, а сразу после его смерти был отправлен в отставку, выведен из состава ЦК, лишен звания генерала армии и исключен из партии. 12 декабря 1984 года Николай Щелоков застрелился. После него на МВД поставили выходца из КГБ Федорчука, который резко увеличил масштабы кадровых чисток и не только уничтожил выстроенные своим предшественником «потемкинские деревни», но привел всю кадровую систему министерства в окончательный беспорядок.

Ю. В. Андропов

А теперь давайте посмотрим, какие позиции были у главных участников «игры престолов» во время последних двух лет жизни Брежнева. После гибели в автокатастрофе на трассе Москва—Минск главы белорусской компартии Петра Машерова на верховную власть в стране остались претендовать два политических конгломерата — созданный генсеком днепропетровский клан и ставропольский клан Андропова, за спиной которого уже маячил Горбачев. В принципе, «днепропетровские» имели все шансы сохранить верховную власть. Их главным претендентом был глава компартии Украины Щербицкий — именно его хотел видеть своим преемником Брежнев. Щелоков, разумеется, не мог претендовать на пост генсека, зато был способен оказать весомую поддержку кандидату от своего клана. Но после убийства Афанасьева вместе с главой МВД свои бюрократические позиции теряли и «днепропетровские» — им больше никогда не удастся претендовать на влияние за пределами Украины.

Власть лежала у ног ставропольцев, ее оставалось лишь подобрать. Конечно, Политбюро пыталось сопротивляться, продвинув вслед за стремительно ушедшим из жизни Андроповым еле живого Черненко, но всем было ясно, что неизбежное можно лишь оттянуть, но уже не удастся предотвратить.

Кто знает, как могла бы повернуться перестройка и в какую сторону пошла бы дальнейшая история страны, если бы вечером 26 декабря Воротилина усовестилась и не засвистела и Афанасьев ушел бы со «Ждановской» живым.

Фото: Эдуарда Песова /ТАСС, Владимира Савостьянова /ТАСС, screenshot youtube.com «Убийство под грифом “Секретно”»