Не нужно заглядывать в справочники, чтобы узнать, какой город в России изменился сильнее всего за последние сто лет. Достаточно открыть томик Бунина, или Куприна, или даже горьковского «Клима Самгина», чтобы понять, что герои там живут в какой-то другой реальности, хотя названия отчасти сохранились, и сама эта реальность все еще называется «Москвой».

Город меняется так быстро, что его не хватает даже на одно поколение: те, кто родились в Москве 1910-х, 1930-х, 1950-х или 1970-х, жили и умирали в несколько ином месте.

Нельзя вернуться в детство, потому что время необратимо, но там, где пространство меняется медленно или почти не меняется (как, например, в Питере), можно вернуться хотя бы в место, где оно прошло. В Москве же, как правило, исчезает и само место, сохраняя лишь название (и то не всегда).
Что же нам, москвичам, остается? Прежде всего, память: «Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии», — как сказал большой (но, конечно, не московский) поэт. А память позволяет совершать путешествия во времени и видеть пространство в несколько ином свете. Именно такими и будут наши «Московские маршруты».

Бывшие троллейбусы, ныне автобусы, ставят себе после номера литеру П и спокойненько едут в парк, которого вчера еще не было. Иные ставят литеру К и едут, куда вздумается или куда начальство укажет. Вчера от остановки «2-я Новоостанкинская» до «Марьиной рощи» трижды менял лошадей (кто в теме, тот поймет). Не говорю уже о том, что сам формат номера Т13П или Т15К уже напоминает автомобильный.

Троллейбус номер тринадцать, который я помню раньше, чем себя, стал синим автобусом. Но это уже дело привычное, и я не о том. А о том, что впервые еду на общественном транспорте, когда водитель не знает маршрута. Он не свернул на Дурова, стал разворачиваться у Трифоновской, поехал обратно и опять пропустил поворот. Раньше такое бывало только во сне. И да — с троллейбусом такой номер бы не прошел. Это задает какую-то интересную метафору судьбы человека, но я додумаю ее позже.

Вслед за 13-м троллейбусом, о котором я уже писал, стали автобусами маршруты юности моей — 18 и 42. Мне кажется, процесс превращения троллейбусов в автобусы в моем городе — это что-то вроде превращения женщин в мужчин. В конце концов в городе останутся одни мужчины. Или все-таки одни женщины? — Пап, а где наш троллейбус? — спрашивает сын. — Вот он, сынок. — Но это же автобус? — Это такой троллейбус. Видишь букву Т перед номером? — А какой у него номер? — Б. — Но это же буква, а не номер? — Это номер такой. — А что значит К? — Красный. — Но ведь он синий? — Это, понимаешь, маршрут такой у него: Б-красный. — Но ведь буква черная! — Да, сынок. Автобус – это троллейбус. Буквы — это числа. Красное — это черное. Так устроен наш мир. Привыкай.