Один из самых успешных и плодовитых современных архитекторов, десятки проектов которого реализованы в России и за рубежом, сооснователь бюро СПИЧ Сергей Чобан о такой деликатной вещи, как редевелопмент, специфике московской городской среды и умении вписывать новые проекты в сложившийся архитектурный контекст.
Редевеломпент в последнее время тема модная и нужная. Какие примеры редевелопмента в мире и в России кажутся вам самыми удачными? А неудачными?
Мне кажутся удачными те примеры, которые позволяют сохранить разные слои развития территории. Сегодня очень многим кажутся беспрекословно ценными архитектурные слои, сформировавшиеся до конца 1930-х годов. Послевоенный модернизм ценится гораздо меньше. В то же время это важнейший период в развитии архитектуры XX века. Его присутствие в городском ансамбле не должно исчезнуть. Поэтому для меня наиболее интересными являются примеры сохранения и переосмысления архитектуры 1960−1980-х годов. Я сам достаточно много работаю с этой темой, в качестве примера могу привести отреставрированные здания 1960-х годов на Блиссештрассе и на Эрнст-Ройтер-платц в Берлине. Интересные примеры такого переосмысления я видел в последние годы, например, и в Шанхае.
Работа с живой городской средой всегда — созидание через разрушение. Чтобы что-то создать или сохранить, что-то приходится сносить и реконструировать. Можно ли в принципе избежать жертв в процессе реконструкции города?
Живой город всегда меняется, и это предполагает в том числе и снос. Вопрос в том, что сносить и в каком объеме. Я, например, всегда оставлял бы неизменными фрагменты городской ткани и строил рядом на пустом месте новые, пусть даже и более высокие объекты, тем самым достигая экономической цели девелопмента и одновременно сохраняя разные слои истории города.
Ваши архитектурные работы всегда современны и при этом контекстуальны. Расскажите, пожалуйста, о специфике московской городской среды, об основных ее кодах. В вашем родном Питере это непрерывность фасадов, небольшие окна, дворы-колодцы, небольшие «карманные» парки. Есть ли такие же градостроительные признаки у Москвы?
Москва — город с многослойной структурой, гораздо менее однородный, чем, скажем, Санкт-Петербург. Отдельные периоды московской архитектуры легко прочитываются, не боятся контрастировать по высоте и деталям друг с другом. Именно это качество должна поддерживать и новая архитектура — она должна создавать заметный новый слой, стараясь при этом не уничтожить предыдущие.
Вы часто говорите о том, что современные строительные технологии приводят к тому, что архитектура утрачивает весомость, значимость, превращается в быстровозводимую конструкцию. Как вы боретесь с этим в своих постройках?
С известной временностью многих зданий бороться сложно. Слишком быстро меняются характеристики разных функций — офисной, торговой, гостиничной. Поэтому необходимо развивать префабрикацию, а также повторное использование элементов зданий. В центрах городов при этом важно создавать более долгосрочные архитектурные объекты и заботиться о том, как они вписываются в панорамы, так как любое быстротечное изменение в привычном облике воспринимается горожанами болезненно. Но сегодня, конечно, возникает много новых кластеров, например офисных и торговых, которые будут меняться гораздо быстрее. И здесь не избежать вторичного использования, кардинального переустройства таких объемов со временем.
Мы привыкли считать, что проекты редевелопмента — это, как правило, сюжеты, географически относящиеся не к самому центру города. А возможно ли воплотить интересный проект редевелопмента, скажем, в зоне прямой видимости Кремля?
Конечно, в самом историческом центре города объектов, которые могут подлежать редевеломпенту, гораздо меньше — таков уж естественный ход развития мегаполиса, но это не значит, что их нет в принципе. Например, в 2019 году мы начали проектировать дом «Лаврушинский», из окон квартир которого будет открываться самый что ни на есть прямой вид на Кремль. И этот комплекс строится на территории бывшего НИИ, что в Большом Толмачевском переулке.
Перед нами стояла сложная задача по интеграции нового объема в сложившийся городской контекст и созданию здесь комфортной среды для жизни. Именно поэтому архитектуре этого дома мы уделили особое внимание, а территорию участка трактовали как двор-парк общей площадью 1,4 га. Мы видели свою главную задачу в том, чтобы спроектировать здание, которое простоит долго и достойно постареет. Этому способствует, во-первых, жилая функция, наименее изменяющаяся во времени, — ощущение дома, переходящего от поколения к поколению. А во-вторых, здание расположено в историческом центре и должно стать долгосрочной частью разновременного ансамбля. Поэтому возникли и фасады из камня с глубокой пластикой и выраженные мягкие линии балконов, обращающие здание к реке и историческому центру.
Редевелопмент промышленных территорий в городах всегда происходит по одному принципу: территория насыщается новыми общественными функциями и жильем. Современная архитектура соседствует с фрагментами сохраненных старых построек, приблизительно одинаковых по стилю. Результат — районы, похожие как близнецы. Есть какой-то способ скрестить XIX и XXI век в архитектуре так, чтобы получилось необычно?
Секрет как раз в том, чтобы сохранять не только XIX век или начало XX века, но и все последующие наслоения и более поздние постройки. Тогда современная часть будет выглядеть продолжением состоящей из слоев непрерывной истории города, имеющей в каждом отдельном случае свои уникальные черты. Тогда исчезнет ставшее клише прямое сопоставление «прошлое — будущее» и каждая композиция наполнится уникальными полутонами.
Имеет ли вообще в архитектуре сегодня значение стилистика постройки, или люди фактически воспринимают только функциональность и удобство окружающей их среды? Насколько важным, например, при работе над проектом центра «Зотов» для вас был тот факт, что это здание было построено в эпоху и в стиле конструктивизма?
Конечно, время постройки здания и связанный с ним архитектурный стиль играют огромную роль. Они отражают и современное им представление о функциональности, которое тоже сильно меняется во времени. Задача архитектора — проявить эти особенности и сделать любое здание — реставрируемое или новое — частью городской летописи, в которой в том числе прочтется и измененное представление о функции.
В Москве многие районы за пределами исторического центра по своей застройке сложно назвать запоминающимися. Например, Марьина Роща. Сейчас там построили премиум-квартал JAZZ по вашему проекту, и этому комплексу присуща очень яркая архитектура и насыщенная колористика. Это было ваше сознательное решение — не вписываться в имеющийся городской контекст?
Квартал JAZZ — это как раз пример использования исторической структуры зданий из 1970-х, которая получила современный энергосберегающий и более яркий в действительно достаточно сером окружении ряд фасадов. При этом мы вместе с девелопером проекта компанией Sminex приняли единодушное решение сохранить мозаику, украшавшую торцевой фасад здания располагавшейся здесь раньше типографии «Детская книга».
Это яркий пример синтеза искусств, как в советское время было принято называть монументальные панно на фасадах. Мозаика видна с дальних точек и, на мой взгляд, давно полюбилась горожанам, стала важным ориентиром в структуре этого района. Новые здания в свою очередь, а также прекрасный дизайн внутренних дворов дополнили ансамбль, не стараясь подражать друг другу обликом фасадов и высотой, а, наоборот, продолжая традиции разнослойной Москвы, где известное многоголосие является признаком индивидуальности и качества.
Фото: Илья Иванов, пресс-служба компании Sminex