Человечный Наполеон и победа русской армии: почему картины Верещагина должен посмотреть каждый
Цикл «Наполеон I в России. 1812 год» — два десятка монументальных полотен, 18 из которых представлены в экспозиции Музея Отечественной войны 1812 года. Их автор, Василий Верещагин, не был очевидцем ни батальных действий той войны, ни пожара Москвы, однако его картины являются довольно правдоподобным изображением переломных событий войны с Наполеоном.
Война без романтики и лжи
Серия «1812 год», написанная Верещагиным в конце XIX века и представленная в Санкт-Петербурге, Москве и Европе, вызвала у ряда представителей высших сословий недоумение и оторопь. Сын художника, Василий Верещагин-младший, писал, что полотна «были встречены в русской прессе наряду с восторженными отзывами целым залпом возражений и осуждений». На то были основания.
Отечественную войну 1812 года было принято изображать иначе. На первом плане — триумфатор на коне — или сам император Александр I, или кто-то из его прославленных маршалов. Военное превосходство русской армии, триумфаторы, символы победы — и только вдали несколько аккуратных убитых, без крови и следов страдания на лицах. Такие картины должны украшать интерьеры дворцов и усадеб, вдохновлять молодых дворян на служение Отечеству и не пугать прекрасных дам. И, конечно, подчеркивать величие победы.
Верещагин о чувствах дам и красоте интерьеров не думал. Он думал о правде. Это был парадоксальный художник, Лев Толстой от живописи: один из лучших баталистов российского искусства, Верещагин был пацифистом и ненавидел войну, он писал ее, стремясь разрушить романтический флер милитаризма.
«Передо мной война, и я ее бью, сколько у меня есть сил, — писал художник Павлу Третьякову. — Сильны ли, действительны ли мои удары — другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаху и без пощады».
Серию картин «1812 год» Верещагин начал создавать, преследуя две цели: «Показать в картинах двенадцатого года великий национальный дух русского народа, его самоотверженность и героизм в борьбе с врагом. Было желание еще свести образ Наполеона с того пьедестала героя, на который взнесен. Но это второстепенно — для меня самое важное было лишь первое».
Скажем сразу — у художника получилось и то, и другое.
Человечность Наполеона
Верещагин никогда не писал того, что он не видел своими глазами и не чувствовал на себе. Он ездил на войны, участвовал в сражениях, был в гуще боя и нередко — на шаг от смерти. В Туркестане, например, пуля сорвала с него шляпу и чудом не убила. Возможно, художника хранил его гений, но в 1904 году, во время русско-японской войны, он ему изменил: 13 апреля броненосец «Петропавловск», на борту которого был Верещагин, взорвался на мине. Художник погиб.
«Наполеон I в России» — цикл-исключение, серия-реконструкция. Верещагин родился 1842 году, и, конечно, события французского нашествия не видел. Он начал претворять свой замысел в жизнь, живя в Мезон-Лаффитте под Парижем, где внимательно изучал воспоминания самих французов о походе Наполеона в Россию и о его положении в Москве, особенное внимание обращая на дневники маршалов и особ, приближенных к императору.
«Наполеона I на Бородинских высотах отец видел глазами генерала Лежена, маркиза де Шамбрей, Деляфлюза и адъютанта Наполеона Сегюра», — замечает Верещагин-младший.
Художник не просто использовал найденные документы — он структурировал их, став автором книги «1812 год» и каталога с пояснением к картинам. В них он также высказал свой взгляд на роль Кутузова и Барклая де Толли в войне, на исход Бородинского сражения, пожар Москвы. Этими книгами он, конечно, сделал неоценимый подарок всем, кто интересуется историей, и, конечно, поклонникам самого художника.
Опираясь на воспоминания, он создавал фигуру Наполеона заново — представлял его так, как до этого никто не смел. В искусстве того времени император Франции был гением, благородным и уверенным в себе, одетым в парадный мундир, стойким и непоколебимым божеством войны. Верещагин изобразил Наполеона — о, ужас! — человеком, который испытывал и гнев, и страх, и боль, мог плакать и мерзнуть.
Одежда не по моде и лошади в церквях
«Отцу случалось наталкиваться на факты, которые вообще не были известны, — замечает Верещагин-младший. — Ему было ясно, что в тяжелых походах при двадцатипятиградусных русских морозах Наполеон не мог щеголять в легком сером сюртуке нараспашку и в треуголке, как его неизменно изображали все художники».
Верещагину удалось найти зарисовку, сделанную генералом Леженом: в ней Наполеон был в длинной меховой шубе и шапке с наушниками. По ней художник создал портрет «Наполеон в зимнем одеянии», который возмутил великого князя Владимира Романова, президента Академии художеств. Привыкший к Наполеону-триумфатору с картин Жерара и Давида, князь назвал наряд «дурацким». Верещагин отправил ему зарисовку Лежена и посоветовал не судить о том, в чем Романов не разбирается. К слову, художник изобразил главу французов еще и небритым — чтобы подчеркнуть его плачевное состояние.
Другой миф — о лошадях, которых французы держали в древних монастырях Москвы, стремясь оскорбить чувства православных русских. Нет, лошади в храмах и правда были — одна из картин серии, «В Успенском соборе», как раз демонстрирует святое место, превращенное в конюшню. Но нужно заметить, что французами в первую очередь двигала не страсть к богохульству, а практичность: в сгоревшей Москве не было не то что конюшен — вообще теплых и сухих помещений. Кроме каменных храмов — туда европейцы и загоняли коней, которых ценили больше своих жизней.
Это, впрочем, не отменяло того, что наполеоновские войска святыни Москвы разграбили: на картине виден француз-мародер. В комментариях к картине Верещагин скрупулезно перечисляет все бесчинства и кражи, о которых сохранились свидетельства.
«В Успенском соборе три сосуда, два креста серебряные, подсвечники выносные и малые, лампады, большое паникадило, кадила, блюда, ковши, также похитил [неприятель], — передает художник слова очевидца. — Не оставил никакой утвари, Евангелий, риз — все истребил или сжег».
Развенчание благородства французской армии — одна из причин, по которой серию «1812 год» приняли неоднозначно. Но Верещагин был непреклонен.
«Люди, мало знакомые с войной, скажут: “Какой ужас! Французы только и делали, что били, жгли, расстреливали, грабили?” — писал художник в предисловии к каталогу. — Конечно, да. Ведь для этого они и приходили».
Москва допожарная
«Для изображения военных событий, происходивших на территории России, — пишет Верещагин-младший, — отец считал необходимым жить и работать там, где они разыгрывались».
И правда, в 1890-х годах художник приезжает в Москву и селится с семьей подальше от центра и городского шума, в доме за Серпуховской заставой. До 1900 года он пишет новые полотна цикла.
«Перед созданием картины Бородинского сражения, происходившего в солнечный августовский день, отец ехал на Бородинское поле — писать этюд именно в августе в солнечную погоду», — замечает Верещагин-младший.
Исследователи предполагают, что при создании картин боев художник использовал впечатления от Балканских сражений. Но в основном он опирался на факты. Как и во Франции, в России Верещагин сидел в архивах и собирал свидетельства — теперь уже и русской стороны. Так появились полотна «Наполеон I на Бородинских высотах» и «Конец Бородинского сражения».
А вот Москву с натуры писать было невозможно. После пожара ее отстроили заново, столица стала совершенно иной — уже в 1815 году архитекторы засыпают рвы, срывают бастионы, в 1818−1821 годах создают бульвар вдоль Кремлевской стены, старые торговые ряды заменяются на новые, Верхние торговые ряды. Сгоревший Высоко-Пятницкий мост заменен Чугунным мостом, храм Благоверного князя Михаила и боярина Феодора, выгоревший дотла, закрывают на двадцать лет и лишь потом начинают реставрировать.
Замоскворечье, бывшее к началу XIX века деревянным, перестроили полностью, буквально подняли из пепла. Но здесь был главный очаг пожара, и Верещагину необходимо было его изобразить. Художник решил проблему гениально: на полотне «Зарево Замоскворечья» он показал, как разгорается пламя на фоне Кремля и собора Василия Блаженного. Картины «Поджигатели. Расстрел в Кремле» и «В Кремле — пожар!» написать было проще: Верещагин много раз бывал в Кремле и превосходно знал его историю.
Мороз и партизаны
Верещагин понимал, что истинные победители Наполеона — не маршалы и император, а простой народ, русские ополченцы. Он включил в цикл триптих, посвященный партизанам. «Не замай! — Дай подойти!», «С оружием в руках — расстрелять!», «В штыки! Ура! Ура!» — уже в самих названиях слышится динамика боя, крестьянская речь, трагическая судьба. Триптих рассказывает о судьбе Семена Архиповича, старосты в одной из деревень Смоленской губернии. Уже немолодой, он собрал отряд из нескольких сотен человек, которые уничтожили более 1500 захватчиков и еще около 2000 взяли в плен.
К сожалению, французам удалось схватить храброго старика и его сподвижников — рыжего Федьку, москвича Григория Толкачева и кузнеца Еремея. Их привели к самому Наполеону. Узнав, что крестьян захватили с оружием в руках, император равнодушно приказал их расстрелять, что французы немедленно сделали, предварительно разделив между собой тулупы русских и праздничный кафтан старосты.
Трупы крестьян нашли русские солдаты Милорадовича, в числе которых был сын старосты, Иван. При атаке колонн Нея он бросился с товарищами по глубокому снегу и жестоко отомстил за смерть отца. Позже он вернулся в родную деревню и рассказал о мученической кончине Семена Архиповича и его товарищей. О подвигах старосты сложилась легенда — нашлись видевшие своими глазами, как он положил множество солдат, прежде чем попался в плен, а внуки уже не стесняясь рассказывали, что старый герой едва успевал «заряжать да палить» — сколько он положил неприятеля, не сосчитать. Верещагин, узнав эту легенду, решил изобразить старого партизана и его отряд.
Разумеется, против Наполеона была и русская природа. Верещагин и ей отдал должное. Название картины «Ночной привал Великой армии» звучит как насмешка — на ней изображены замерзшие, занесенные снегом, полумертвые европейцы — и лютая метель, которая беспощадно бьет по ним. Полотно «На большой дороге — отступление, бегство» контрастно — здесь нашлось место и прекрасным русским березам, и ужасным окоченелым трупам солдат и лошадей, которые зарыли прямо в сугроб.
Такие картины, действительно, вряд ли повесишь в бальной зале. Даже зрителя XXI века они могут впечатлить, а современники Верещагина и вовсе опасались, что после просмотра их будут мучить кошмары. На первых выставках полотна цикла никто не купил. В 1902 году Верещагин готовился продать их на аукционе в США, но русское правительство успело купить всю серию за 100 тысяч рублей. Картины были помещены в Русском музее в Петербурге, а позднее император Николай II передал серию картин Историческому музею.
Цикл «Наполеон I в России. 1812 год» остался неоконченным — например, Верещагин хотел написать военный совет в Филях, но не успел. Созданные им полотна уже давно стали классикой — их помещают в учебники истории, и кажется удивительным, что кто-то когда-то мог подозревать художника, с восхищением пишущего простой народ, в предательстве, а сами картины подвергать критике. Верещагин не просто написал красивую историю о победе — он восстановил историческую справедливость.
Работы Верещагина можно увидеть в Музее Отечественной войны 1812 года (входит в комплекс Государственного исторического музея), который был открыт к 200-летнему юбилею войны 1812 года. Экспозиция отражает предысторию десятилетнего противоборства России и Франции до 1812 года, представляет «музейный образ» самой Отечественной войны и периода освобождения Европы из-под власти Наполеона, затрагивает особую тему «переживания войны» и памяти о ней. ПАО «Промсвязьбанк» уже несколько лет является генеральным спонсором Государственного исторического музея, поддерживает музейные проекты и помогает развивать музей.
Фото: предоставлено пресс-службой Государственного исторического музея