Интересно, как поменялись местами противники и сторонники действий городского правительства.

Еще пару-тройку месяцев назад все было совсем по-другому — эпидемия была где-то там, в Ухане, а в Москве сносили памятники архитектуры, продолжались процессы по «московскому делу», открывали новые ярмарки, улицы и участки хорд, а также старые дома отдавали под площадки для реновации. И вдруг все переменилось — Ухань приблизился к Москве, мы стали закупать маски и антисептики, которые моментально исчезли из продажи. Оппозиционеры и просто здравомыслящие люди все явственнее произносили слово «карантин», после чего, сменяя друг друга, случились «режим повышенной готовности», «нерабочая неделя» и «режим самоизоляции». Витавшее в воздухе еще со времен московских летних протестов политическое напряжение внезапно растворилось, уступив повисшему в воздухе чувству тревоги за свое здоровье, так же как дежурная открыточная улыбка московского мэра сменилась мрачноватым выражением, с каким он докладывал на совещании Путину о плохом положении дел с тестированием на коронавирус в регионах и отсутствии «реальной картины».

Я видел похожее во Франции сразу после серии взрывов 1995 года. За ночь были закрыты все урны, их сменили прозрачные пакеты для мусора. На всех остановках появились объявления о режиме усиленного контроля, призывавшие в то же время граждан не бояться. Города буквально наводнили полицейские. Все это было до крайности неприятно, но не вызывало никакого чувства протеста, хотя документы у меня проверяли на каждом шагу, а однажды даже задержали и отвели в участок.

В Москве сейчас, несмотря на противный любому свободному человеку режим изоляции, есть ощущение, что после безрезультатных полумер, приводивших только к увеличению продаж шашлыка, кто-то наконец-то занялся делом. Пропуска для выхода на улицу (которых пока нет), разлука с пожилыми родными без возможности их навестить и заблокированные карты пенсионеров — это очень неприятно. Но будем честны — перед нами редкий случай, когда объявления на остановках пока что курсирующего общественного транспорта написаны человеческим языком, а описания рестрикций для лиц старшего возраста не содержат в себе ни хамства, ни сюсюканья, они составлены вежливо и уважительно. То есть те самые «чисто стилистические расхождения» с властью, о которых писал Иосиф Бродский, стали немного неактуальны. Причем эта странная перемена сопровождается удивительными парадоксами, например оппозиционная активистка, подробно и безапелляционно освещавшая «московское дело», вдруг называет Собянина и вице-мэра по социальным вопросам Анастасию Ракову «самыми адекватными чиновниками в стране». А вот «ядерный электорат», обеспечивший Мосгордуме большинство «Единой России», плюет на мягкие увещевания мэра и отправляется гулять по паркам во время эпидемии. И делает все описанные выше жесткие меры абсолютно неизбежными.

При этом малый и средний бизнес, приготовившийся умирать из-за влияния карантина на экономику — чтобы все работало, нужна свобода передвижения, — буквально на краю бездны демонстрирует невиданное достоинство и гражданскую щедрость. Рестораны и производители еды стали снабжать едой самых уязвимых — пожилых людей, а также самых отважных — медиков (которых другие врачи, когда все закончится, будут лечить от переутомления). Бизнес чуть покрупнее устроил настоящий фестиваль скидок и почти бесплатных предложений для тех, кто оказался заперт дома. Даже банки, от которых никто не ждал никаких щедрот, пообещали заморозку кредитов для сидящих на карантине — как Сбербанк, готовый рассмотреть отсрочку в случае, если клиент заболел или потерял работу, или «Альфа-банк», который предложит включить «кредитный карантин» просто нажатием кнопки в своем приложении. Ритейлеры — а среди них Wildberries, «М.Видео-Эльдорадо», Lamoda, Ozon, «Ситилинк», «Связной», DNS, Boxberry, AliExpress, «Снежная королева», «Спортмастер», Avito, «220 Вольт» — добровольно, без окрика сверху, переходят в онлайн, закрывая все небезопасные помещения и торговые залы. Злейшие конкуренты, телеканалы, и те стали рекламировать друг друга, лишь бы люди сидели дома. Бизнес вдруг понял, что не просто зарабатывает деньги, а — сейчас будет пафосно — служит обществу и является важнейшей его частью. И что, если суждено умереть, он умрет достойно — отослав партию свежайшей еды доблестным врачам Коммунарки. Или вместе с «Мы закрыты» повесить на входную дверь кафе санпросветплакат, лишний раз напоминающий о том, как вести себя во время эпидемии.

Что произошло? Скорее всего то, что власть и общество вдруг встали перед общей проблемой и занялись общим делом. Можно даже сказать, у условных «нас» и условных «них» появился общий враг, только впервые за последнее время этот враг известен, и это не мифическая мировая закулиса и не постоянно гадящая англичанка, а болезнь — то, война с чем двигает вперед цивилизацию и науку. А на другой, «нашей» стороне этой войны — человеческая жизнь, ценность которой до сих пор часто провозглашалась, но редко получала подтверждения своей ценности в виде реальных действий.

Не надо думать, что эта эпидемия сделает кого-то лучше — карантин закончится, эпидемия пройдет и все продолжится по-старому: граждане будут бороться за свои права с большим бизнесом, городская власть снова станет немного глуховата, а Росгвардия вместо нарушителей карантина снова начнет хватать участников мирных протестов. Но давайте просто запомним это время, когда кто-то что-то сделал правильно.

Фото: Кирилл Зыков/Агентство «Москва»