Город будет реставрировать дом-музей Бориса Пастернака в Переделкино. Разработают проект, будут учтены нюансы, связанные с пожарной безопасностью объекта культурного наследия федерального значения.

Эта новость пришла накануне шестидесятилетия со дня смерти писателя. Утром 30 мая 1960 года в доме 3 по улице Павленко, на своей даче, в небольшой комнатке, «рояльной», как ее называли, Пастернак скончался.

Для строительства городка писателей нашлось 25 гектаров леса между деревней Измалково и селом Лукино. Прежнее название деревни Передельцы переделали — она стала дачным поселком Переделкино.

Распределением писательских дач в поселке ведал Алексей Максимович Горький.

Первыми, с осени 1935 года, их начали получать литераторы Константин Федин, Борис Пильняк, Леонид Леонов, Всеволод Иванов и Борис Пастернак, находившийся в те времена еще в фаворе. Летом следующего года, как только у сыновей закончились занятия в школе, жена Пастернака Зинаида Николаевна перевезла в Переделкино мебель и переехала сама. Вскоре на дачу перебрался и Борис Леонидович.

Писательский поселок тогда еще строился. От станции вело вымощенное булыжником шоссе, за высоким штакетником скрывались возводившиеся с размахом дома. Их проектировали без участия будущих обитателей, силами государства, но все же с некоторым стилевым разнообразием. Пастернаку досталась одна из дач в лесу возле шоссе — огромная, с шестью большими комнатами, холлом и тремя верандами. Правда, из-за тени и сырости в саду ничего не росло, даже цветы, поэтому через три года поэт переехал в меньший по размерам деревянный дом, зато на просторном и светлом участке, на так называемую дачу №3. Похлопотал Николай Погодин, тогда глава Литфонда.

Всю вторую половину 1936 года Пастернак провел в Переделкино, в Москве бывая лишь по необходимости. Поездки в город обычно начинались пробуждением в шестом часу и утренней прогулкой за три километра на станцию. Идти приходилось полем мимо кладбища, потом по деревянному мосту через речку. Раз в полтора часа по Киевской дороге ходили паровые поезда. В вагонах было темновато, топили углем. Дорога до Москвы занимала около часа.

В 1937 году в поселке начались повальные аресты: почти одновременно взяли 25 человек. Ждал стука в дверь и Пастернак; Зинаида Николаевна на всякий случай сложила ему чемоданчик. К счастью, все обошлось, но в этой темной атмосфере Пастернак почти ничего не писал. На 37-й странице был оставлен роман, начатый два года назад. Прежние стихи не переиздавались, жилось трудно. Зинаида Николаевна даже взялась переписывать ноты.

Борис Пастернак в Переделкино, 1951

Осенью Пастернак словно оправдывался в письме к родителям, покинувшим Советскую Россию в начале 1920-х годов и более не возвращавшимся: «Я мог бы зарабатывать больше, я более деятельно мог бы хотеть, чтобы огромный и пустой мой дом в Переделкине походил на уютное и располагающее к себе человеческое жилище. Я мог бы меньше дичать, меньше отрываться от города, меньше времени тратить на лес и на реку (октябрь, по утрам заморозки, а я все еще купаюсь), на чтенье многотомных историй, я мог бы вместо романа, который я пишу медленно и как можно лучше, отписываться более прибыльными пустяками. Но очевидно во всем этом нет ничего рокового. Так, в настоящее время выбрал я… »

Жизнь тем не менее шла своим чередом. Ровно в полночь 31 декабря 1937 года, с последним ударом часов, у Пастернаков родился младший сын Леня. В августе 1939-го умерла мать Бориса Леонидовича, талантливая пианистка Розалия Исидоровна Кауфман.

Через год к Пастернаку «возвратились» стихи. Наградой судьбы он считал «переделкинский цикл», созданный перед самой войной.

С этих стихов начался поздний Пастернак. Вторую половину 1941 года поэт прожил на даче в уединении: семья эвакуировалась в Чистополь. В августе он проводил в эвакуацию Марину Цветаеву, а через месяц с небольшим пришло известие о ее самоубийстве.

Из опустевшего дома Борис Леонидович описывал нехитрые дачные прелести в письме к двоюродной сестре Ольге Фрейденберг: «Какая непередаваемая красота жизнь зимой в лесу, в мороз, когда есть дрова. Час упустишь, и дом охолодает так, что потом никакими топками не нагонишь. Зазеваешься, и в погребе начнет мерзнуть картошка или заплесневеют огурцы. И все это дышит и пахнет, все живо и может умереть. У нас полподвала своего картофеля, две бочки шинкованной капусты, две бочки огурцов».

Временное одиночество наполнялось работой над прозой и ежевечерними беседами с живущим по соседству опальным драматургом Афиногеновым. Конец войны вместе с радостью победы принес и горе: в мае 1945 года от мучительной болезни (костного туберкулеза) умер Адик Нейгауз, пасынок Пастернака, а в начале июня поэт узнал о смерти отца, Леонида Осиповича Пастернака, замечательного художника, прославившегося иллюстрациями к романам Льва Толстого.

Несмотря на эти печали и собственные внезапно накатившиеся недуги, Пастернак много работает. Выступает на поэтических вечерах, переводит Шекспира и грузинскую поэзию, чтобы обеспечить себя для главной работы — романа в прозе.

Борис Леонидович сделал перевод «Гамлета» для Художественного театра. И хотя пьесу по указаниям свыше сняли с репертуара, перевод Шекспира издали Гослитиздат и Детгиз, и это поддержало семью материально.

В январе 1947 года Пастернак написал «Рождественскую звезду», о которой выдающаяся пианистка Мария Юдина сказала, что даже если бы он ничего, кроме этого стихотворения, не создал, ему уже было бы обеспечено бессмертие на земле и небе.

В этих пронзительных стихах сплелись и детские елочные праздники, и великолепие Возрождения, и русские сугробы, и ангелы венецианских мозаик…

В тот год Пастернак был счастлив. В октябре 1946 года в редакции «Нового мира» он познакомился с Ольгой Ивинской. Их роман развивался стремительно. 6 октября 1949 года Ольгу увезли на Лубянку.

Любовь к поэту потом будет стоить Ивинской двух тюремных сроков.

«Ее посадили из-за меня как самого близкого мне человека, по мнению секретных органов, чтобы на мучительных допросах добиться от нее достаточных оснований для моего судебного преследования. Ее геройству и выдержке я обязан своей жизнью и тому, что меня в те годы не трогали», — писал Пастернак.

После четырех лет первого срока Ивинская перебралась в Переделкино и сняла у местного жителя маленькую сторожку через мост от дачи Пастернака. Ее улыбка, серые глаза, светлые волосы и музыкальный голос отразились в образе Лары, героини «Доктора Живаго» — произведения, которое сам Пастернак называл сказкой. Роман был закончен в первых числах мая 1956 года. Его обещали опубликовать, но так и не напечатали, и Пастернак, отчаявшись, отдал свое сочинение для печати за границу — поступок для советского писателя крайне неосмотрительный. На Западе «Доктор Живаго» быстро стал бестселлером, 23 октября 1958 года его автору была присуждена Нобелевская премия по литературе с формулировкой «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и развитие традиций классической русской прозы».

На следующее утро в столовой дачи в Переделкино друзья уже поздравляли нового лауреата. Приехало много фотокорреспондентов. Пришли Чуковский с внучкой, Нина, вдова поэта Тициана Табидзе. Пастернак был радостен и торжествен, Зинаида Николаевна — мрачна. Мрачнеть было от чего: вокруг премии поднимался неслыханный скандал, начиналась травля. Власти требовали, чтобы Пастернак от премии отказался, грозили высылкой за границу.

31 октября состоялось большое заседание Союза писателей, на котором коллеги исключили Пастернака из своих рядов. Сам он на заседании отсутствовал.

Ситуация день ото дня накалялась. Пастернак положил всему этому конец, отказавшись от премии. Жить ему оставалось два года. Поэт провел их в Переделкино. Постепенно его имя перестали трепать в прессе, позволили для заработка заниматься переводами, с дачи не выселили. Ежедневный распорядок Пастернака был таков: он просыпался около семи, умывался во дворе, завтракал, заваривал крепкий чай в любимой чашке с голубой каемкой и шел к себе в кабинет наверх. Работал до часу, спускался вниз, потом гулял или возился в огороде. Борис Леонидович это дело обожал: копал грядки, сажал картошку, разводил костры из сухих сучьев и листьев и потом из окон кабинета долго на эти костры смотрел. Первые признаки болезни — рака левого легкого — поэт заметил в апреле 1960 года. Быстро наступило ухудшение.

Утром 30 мая Пастернака не стало.

После его смерти в дом вошла Ольга Ивинская, до того ни разу не поднимавшаяся на крыльцо пастернаковской дачи. Сыновья выбрали на пригорке переделкинского кладбища место, откуда видны были и станция, и поле, и дом. На похороны собрались более трех тысяч человек.

10 февраля 1990 года, через тридцать лет после смерти поэта и к столетию со дня его рождения, в доме, где все это время оставалась жить семья Пастернака, открылся музей. Здесь и сейчас все так же просто, как было при жизни писателя: мебели почти нет, громоздкий холодильник ЗИЛ, самовар, книги, графика Леонида Пастернака на стенах столовой, рояль «Бехштейн», на котором играли Нейгауз, Святослав Рихтер, Юдина…  На втором этаже по-прежнему висят прорезиненный плащ и простая кепка Бориса Леонидовича и стоят кирзовые сапоги — в них Пастернак окучивал картошку.

Фото: shutterstock.com, goslitmuz.ru, pastvu.com