О слишком стеклянной и универсальной архитектуре, любимой игре — представлять, каким город был когда-то, и о Москве как о целой вселенной, Вавилоне.

Я родился…

В Тегеране, но ничего не знаю о нем — был грудным ребенком. Родители работали там, но сам я изначально московский человек.

Плохо помню самую первую квартиру в Останкино, но когда мне было лет девять, мы переехали на «Динамо» — в район Масловки, где я до сих пор живу. Все детство я занимался фехтованием на стадионе — был «динамовцем».

В детстве считались более хулиганскими районами Хуторские улицы: их называли «Хутора» — мальчишки оттуда всегда были грозой. Лишний раз мы туда не совались.

Совершенно особенный Петровский парк, в котором я все детство и отрочество гулял, возвращаясь со всех занятий и из института. Я свой район очень люблю. Это северная Москва, почти центр — очень близко доехать куда угодно: на машине, автобусе, метро вообще три станции до «Пушкинской».

Там же у меня была театральная студия при школе, после нее я дорос до общеобразовательной школы искусств — сейчас она называется «Класс-центр», руководит ею Сергей Зиновьевич Казарновский, а в мои времена он был художественным руководителем театральной студии. Я не принадлежал к каким-то московским течениям, кроме театрально-студийно-музыкального. У нас в театральной студии был джазовый оркестр — все играли на разных музыкальных инструментах; и до сих пор в «Класс-центре» один из лучших джазовых (не только детских) оркестров города.

В юности…

По кабакам и клубам я не очень любил ходить: когда человек учится в театральном институте, времени нет вообще — это круглосуточные бдения, поэтому каких-то посещений особенных мест у меня не было. Помню, заглядывал в клуб «Точка» на 1905 года, например на концерт Гарика Сукачева. Не то что я был там завсегдатаем, но это место, где собирались рок-н-ролльные люди. Было место, где тоже ошивались музыканты — забавное андерграундное арт-кафе, связанное с Паперным.

У детей зато было очень популярно кафе «Север» на Тверской улице, тогда еще Горького — лучшее мороженое в городе.

Мои районы…

Я очень люблю места, связанные с институтом — Арбат и арбатские улицы и дворы, хожены-перехожены годами. Очень люблю Замоскворечье. Вообще я люблю старую Москву, ее осталось не так много, но она осталась — когда я попадаю в эти места, то играю в игру сам с собой: представляю, каким был мой город когда-то.

Обожаю рассматривать фотографии старой Москвы — мне очень интересно, какой она была: много нового и прекрасного, но оно снаружи, а внутри город все равно остается самим собой. Помню, меня поразила фотография Тверского монастыря: на месте памятника Пушкину (он изначально стоял с другой стороны бульвара) было подворье Страстного монастыря — он описан в литературе, например у Бунина. Представляю себе, что если бы он стоял, ощущение от улицы было бы совсем другим, ведь весь этот сквер был монастырем.

Да…  Люблю представлять, каким был город когда-то — не так уж и давно, честно говоря, каких-нибудь лет сто назад. Хотя тогда Москва была другой: гораздо ниже и уютнее, как говорят про наш город — «хлебосольная». Москва отличается тем, что в ней действительно можно найти все что угодно, любому человеку по своим интересам: место или занятие.

То, что город меняется, мне нравится. Не знаю, чего это все стоит градоначальникам, как это все делается, но сейчас, конечно, меняется атмосфера и внешний вид города. Когда я был маленьким, Москва была нельзя сказать, что запущена, но ориентировалась на то, что было до моего уж точно рождения, и какое-то время такой и оставалась. Ничего не делалось, потом возникло резкое строительство и ухаживание за городом.

Сейчас есть много превосходных новых мест: очень люблю сквер на площади Маяковского — он для людей, для гуляний, стоят какие-то качели; когда-то там был первый театр «Современник» (опять же представляю, как меняется город).

Москвич ли я…

Не знаю. Конечно, это мой город, но я никогда об этом не задумывался: если куда-то уезжал надолго работать, то всегда очень хотел вернуться именно сюда. Вообще я Москву очень люблю — ту часть, которая мне открылась: это же город-вселенная, Вавилон — я очень много не знаю про нее. Но каждому свое нужно знать.

Меня расстраивает…

Иногда думаю, что Москва становится очень стеклянной — с трудом к этому привыкал. Понимаю, что это необходимость развития бизнес-города, но стеклянная Москва не совсем Москва, может, город будущего, но явно не мой. Он становится универсальным: зеркальные большие сооружения не являются знаком определенного города или страны — это новая типовая масштабная застройка, которая сейчас есть во всех краях земного шара, она не представляет лицо города или его особенное звучание.

У меня, видимо, такая природа, но я не очень люблю быть недовольным тем, что есть — жизнь идет, она должна меняться, очень надеюсь, что все меняется для людей, в лучшую сторону. А мое пристрастие останется со мной, его никто не может забрать или отнять. Количество такси, которое растет бесконечно, кроме такси уже нет других машин, и это напоминает Манхэттен (правда, не знаю, как там сейчас). Это удобно для людей — все не боятся и пользуются такси, это как-то развивается. То, что набережные красивые, мне очень нравится, как и то, что занимаются парками: конечно, я бы хотел, чтобы у нас был зеленый город, когда я вижу, что сажают деревья, мне радостно.

Даже к стеклу я привык: мой театр находится прямо напротив «Сити», я понимаю, что многие люди, в том числе приезжие, приходят фотографироваться на другую сторону реки буквально на его фоне — это производит впечатление. Иногда он выглядит очень красиво и футуристично: когда над Москвой висит низкий-низкий облачный фронт, то верхушки «Сити» пропадают — это удивительно, и в этом можно найти новые краски, свое прочтение.

Хочу изменить…

Даже не могу сказать, что, я плохо разбираюсь в градостроительстве. Мне мало что мешает, у меня есть мои переулки-закоулки, которые я люблю, и там точно никогда ничего не изменится, потому что они не главные для потоков людей — там я попадаю в ту Москву, в которой я вырос, которую я люблю с юности.

Я не очень готов к этому разговору, честно признаюсь: находясь внутри города, ты очень мало видишь и не находишься с ним в конфликте — либо ты его принимаешь, либо тебе не нужно в нем жить. Очень глупо насиловать себя тем, чтобы жить там, где тебе плохо. Поэтому у меня нет такого момента.

Если не Москва, то…

Довольно давно никуда не ездил, но в свое время мы много гастролировали по всему миру, наверное, везде можно найти то, что тебе дорого, близко, неожиданно.

Совершенно ошеломительное впечатление было от гастролей в Японию — как другая планета: по менталитету, по отношению ко всему — и к своему пространству, и к устройству собственной культуры. Недавно мы с театром были на Байкале — он, дух озера, удивительный.

Был в Дагестане в горах. Я очень люблю горы — из-за того, что я урбанистический житель, самое большое впечатление производит природа — то, чего я не знаю.

Очень давно я был за Полярным кругом — на всю жизнь запомнил это сногсшибательное ощущение, когда ты летишь на вертолете, а вокруг тебя нет ни одного дерева, только сопки и олени.

Когда-то я очень любил Париж: мы очень много там гастролировали и работали, а когда ты приезжаешь с работой, это особенный момент — город начинает открываться по-другому. Ты не как турист, ты с делом. Это было довольно давно, а что там сейчас — не знаю.

Очень люблю Петербург — какое-то время там работал и жил, радуюсь всегда, приезжая: он тоже не всем открывается. Его атмосфера, перпендикулярная Москве, мне очень нравится. Противостояния я не ощущаю, а то, что они разные, чувствую. Очень люблю архитектуру Петербурга, мне нравится, как он устроен, что там очень много воды, все места вокруг города, связанные с нашей историей — это особенное место для России.

С городами вы застали меня врасплох — никогда не думал об этом. Все-таки у меня любимые места.

Сериал Нурбека Эгена «Переговорщик», который выходит на платформе Kion…

Это история человека, оказавшегося в довольно сложных обстоятельствах: мой персонаж Александр Максимов — переговорщик, как, собственно, и называется история; человек, который всегда занимался людьми и психологией в разных критических обстоятельствах. Можно сказать, что отправная точка такая: когда-то он был очень успешным в своем деле, даже высокомерным — ему очень везло, это связано как с его достоинствами, так и с судьбой — жизнь помогала. И в какой-то момент произошло событие, которое перевернуло его жизнь: он не справился с важным делом — на нем лежит вина. Его семья от этого была разрушена, он не мог находиться и продолжать жизнь, которая была до — они потеряли ребенка. В это событие, которое перевернуло жизнь, он не верит, не принимая, что это случайность, хотя так доказано. И он пытается возможными средствами понять, что произошло много лет назад.

Желаю Москве и москвичам…

Была песенка у Утесова: «Ну что сказать вам, москвичи, на прощанье? Чем наградить мне вас за вниманье?» Он желает доброй ночи. Я действительно всем желаю не то чтобы доброй ночи, но внутренне быть спокойными, и чтобы тяготы в жизни, которые есть всегда, а сейчас они особенные, люди как-то могли преодолевать. Здоровья, мира в душе, чтобы хватало сил любить свой город, жизнь, людей рядом с собой.

«Переговорщик» с 3 ноября на Kion.

Фото: Илья Золкин/Persona Stars