О дровяных сараях детства на Чистых прудах, московских кривых улицах и разноперых домах, о правилах перехода на красный свет и молодой архитектурной поросли проектировщиков метро.

Я родился…

В Москве, в роддоме Клары Цеткин в Шелапутинском переулке.

Сейчас живу…

В районе Тургеневской площади. Сретенка, Мясницкая — вот это район моего обитания и моего детского путешествия по этим окрестным переулкам. Там жили два поколения моих предков и еще будет жить несколько поколений моих потомков, я надеюсь, тех, кто сейчас временно прозябает в Италии (у меня старшая дочь в Италии живет). Это наше фамильное гнездо. Я около 20 лет жил на Юго-Западе — в Теплом Стане, в Ясенево. И уж как-то привык, но случилась пертурбация в семье, и я переехал обратно сюда, домой.

Московское детство

Как-то, лет двадцать назад, я сидел со своей дочерью в нашем дворе и рассказывал: вот тут деревянный двухэтажный дом стоял, а там четырехэтажный каменный, вот здесь была беседка, здесь детская площадка, там был пустырь. А вот здесь мы играли в футбол, здесь лавочки, клумбочки, тянулся целый ряд дровяных сараев. Во всех соседних домах вокруг были печи, поэтому стояли сараи для дров. А наш дом строился в 1934 году и сразу был с отоплением: дом для работников — руководителей «Метростроя». Дед и бабка работали в «Метрострое», благодаря во многом этому я туда и попал, потому что когда было распределение, они меня просто пинками затолкали в «Метрогипротранс» — наш ведущий государственный институт по строительству метрополитена и транспортных сооружений, хотя изначально я оканчивал факультет градостроительства.

И вот дочка меня слушала и вдруг говорит: «Где же это все могло поместиться?» А для нас, детишек, тогда это был огромный мир. К нашему шестиэтажному дому примыкал семиэтажный, Министерства авиационной промышленности, там проспект Сахарова, который еще тогда не был проспектом Сахарова, но в 1930-е годы был уже обустроен как будущий проспект. По нему еще не было никакого движения, но его уже снимали во всех фильмах как имитацию большой городской улицы. На наших глазах снималась «Застава Ильича», и мы туда ездили на велосипедах. Самое забавное, что у нас это называлось «пойти на аркомат». Почему на «аркомат»? Мы сами не понимали, откуда взялось это слово, а потому что там были наркоматы — наркомат авиации, статистический наркомат в доме, который Корбюзье построил, в общем, это был целый ряд наркоматов. А для нас это слово преобразовалось в «аркомат», потому что туда можно было попасть через арку. Такая детская этимология. И школа рядом была, буквально через три дома, достаточно известная, ее сейчас снесли и построили новую на этом месте, тоже очень хорошую. Но ту, нашу старую, можно увидеть в фильме «Железный занавес» Саввы Кулиша, который учился в нашей школе.

Люблю гулять…

В юности часто приходилось гулять по Рождественке, тогда она улица Жданова называлась. Там как раз архитектурный институт. В институт я сначала ездил на метро, доезжал до «Дзержинской» (ныне «Лубянка»), потом на автобусе по Сретенке ездил какое-то время. И вдруг на курсе градостроительства наш преподаватель сказал: «Как здорово, когда в городе все в доступности 10–15 минут и можно дойти до любого места пешком, до места работы, до места учебы. Ну какому идиоту придет в голову ехать на общественном транспорте, когда можно дойти пешком за 20 минут?!» И я так задумался и начал ходить пешком.

Любимый район…

Теперь, к сожалению, не так много приходится гулять, но есть любимые места, например старый ботанический сад — «Аптекарский огород». Последний раз был там этим летом. Люблю съездить в Архангельское, это, правда, уже рядом с Москвой, еще люблю Замоскворечье, где я проработал почти 30 лет.

Нелюбимые районы…

Не люблю район Гольяново за «Щелковской», не люблю Свиблово. У меня такое ощущение, когда я туда приезжаю, что там холоднее, чем на юге Москвы, где я жил в Теплом Стане. Он и правда «теплый», уютный. И в Ясенево мне вообще очень нравится. Район со всех сторон окружен лесами. И градостроительно очень хорошо сделано, и я знаком с теми людьми, которые его проектировали и строили. Удачно получилось — кусочек города внутри города. И он такой разноцветный — на тот момент, в 1970-е годы, это было настоящее новаторство. Там есть розовый квартал, зелененький квартал, голубенький. Прямо как в книжке «Волшебник Изумрудного города».

Место, куда я мечтаю съездить, но никак не получается…

Тут недавно шел по Армянскому переулку и проходил Музей света. «Огни Москвы» — московский музей, посвященный истории осветительных приборов (Московского электрического освещения). А я работал в ста метрах от этого музея и все думал, что я как-нибудь туда схожу. Потом мы уехали на Авиамоторную — и все.  Так это и остается мечтой.

Если бы не Москва, то…

Есть варианты. До деревни я, наверное, не дорос, но иногда вдруг достает суета, хочется в какой-нибудь небольшой провинциальный городок со своей тихой, спокойной жизнью. Мне кажется это очень милым и интересным, хотя многие говорят: ну что ты, там сдохнуть можно от скуки. Какая скука, помилуйте, на сегодняшний день все связаны какими-то социальными сетями, мы все можем увидеть, все услышать. Но моя работа очень привязана к Москве.

Есть интересные иностранные города. Я обожаю Флоренцию. Чудесный город. Туда приезжаешь и видишь: а это я учил на первом курсе, это — на втором, а это я чертил, это «отмывал», как в учебнике фотографии. И эта Капелла Пацци в монастырском дворике — боже мой! Ах…

Москва лучше, чем Париж или Рим…

Когда я в 1994 году первый раз попал в Париж, мне показалось, по сравнению с Москвой — просто рай на Земле. Москва была тогда запущенная, она из советских времен вышла довольно обшарпанная, еще не успело ничего поменяться. Тогда Париж был такой красавец, такой вкусный, такой строительно правильный. А Барселона какая, боже мой! Как она правильно спроектирована. Даже тот же Питер для меня как для архитектора правильно структурно построен. А Москва была тогда ну совершенно безобразна…  Прав был Корбюзье, который считал, что надо, кроме Кремля, здесь все снести и заново построить, потому что эти кривые улицы, эти разноперые дома — это все неудобно, все стихийно и случайно. Со временем как-то начинаешь менять свою точку зрения и понимаешь, что в этом прелесть именно этого города. Особенно сейчас, когда он такой уютно-благоустроенный стал. Если бы не транспортные проблемы…  Здесь жить сейчас очень приятно. Но над решением этих транспортных проблем мы и работаем!

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Это жители других городов считают, что москвичи отличаются. Мы, конечно, когда кто-то к нам приезжает из других городов, видим, что мы немножко другие. Скажем по секрету. Я, например, абсолютно не позволяю себе стоять на переходе и ждать зеленого света. Я перебегаю, если улица небольшая и машин нет. А мои коллеги по работе из Казани, из Саратова мне кричат: «Александр Львович, куда же вы, мы не можем так!» Стоят и ждут. И я вспоминаю, что в Париже бегают на красный свет, в Нью-Йорке бегают и в Москве тоже. То есть это жизнь крупной агломерации, огромного города, которая просто не позволяет терять время. Мы нарушаем правила, детей этому, конечно, не учим, но сами так бегаем. И вообще вся наша жизнь немножко быстрее, чем в других городах. У них все как-то медленнее происходит, они медленнее реагируют, медленнее двигаются, все размеренно. Мы же совершенно в другом ритме живем. Наверное, нас можно сравнить только с Шанхаем, с Токио, с Нью-Йорком, а с европейскими столицами уже нет. Ну, может быть, с Лондоном — никак не попаду. Одно из мест, куда я хочу попасть и никак не попаду.

Мне не нравится в Москве…

Пробки мне не нравятся. Транспортная проблема не нравится. Москва уже разрослась до безумных размеров, вплоть до Калужской области — это все должно было быть пригородами, но теперь так. Если даже мы Париж вспомним. Он в пределах своей исторической территории. Все остальные районы считаются отдельными муниципальными образованиями со своей мэрией, и чисто формально все это называется Большой Париж, вроде как у нас Новая Москва. А юридически это другие города. Но Москва всегда имела какие-то преимущества перед провинцией, московская прописка дает определенные льготы, поэтому присоединяли город Бабушкин, город Кунцево, при Хрущеве присоединили огромное количество городов, сейчас еще больше. И обратно уже фарш не провернешь.

Есть план…

Иногда думаешь: «Ну сколько можно, уже надо на пенсию, но, с другой стороны, надо же доделать вот это, надо вот это… » Вся жизнь в метрополитене, как бесконечный конвейер: ты одну станцию закончил, другая у тебя в стройке, третья у тебя в проектировании идет, и как же я могу бросить свое детище? Вот когда я ушел в 2008 году из «Метрогипротранса», как раз был момент, когда я закончил какую-то работу и новой просто не было. Непонятно было, что дальше. Вот тут я сорвался и ушел. В 2008-м случился кризис, строительство практически остановилось. Но в 2012 году образовалась новая мастерская, которая возникла при «Мосинжпроекте», и меня пригласили возглавить ее архитектурное направление. Я из ничего создал очень неплохой коллектив, такое ответвление. Была своя уникальная школа «Метрогипротранса», нас учило поколение до нас, их учило поколение до них, то есть с 1930-х годов передавалось это знание от учителя к ученику и далее. И мне тоже удалось какую-то молодую поросль проектировщиков метро вырастить. Я очень этим горжусь. Сейчас они уже настоящие мастера. В планах — Троицкая линия, а потом эту Троицкую должны протащить до Троицка.

Фото: из личного архива Александра Вигдорова