О видеобизнесе девяностых, звонких клубах нулевых и о том, почему писатель не профессия, а премиальная музыкальная аппаратура — стабильность.
Я родился и вырос…
В районе метро «Аэропорт» в доме напротив всем известного МАДИ. На Ленинградку выходит его учебный корпус с красивыми колоннами, а за ним — учебно-производственная часть с разными цехами. И вот эта задняя часть вплотную примыкала к нашему двору, отделяясь от него детским садиком. То, что описано в главе «Цемент» в романе «Похороните меня за плинтусом» — реальная история: мы все время лазили туда — подбирали детали вроде моторных свечей или старых поршней, мечтая когда-нибудь насобирать достаточно, чтобы построить самодельный автомобиль. Днем в этих цехах шли работы, а после шести (в Советском Союзе рабочий день был нормирован) никого не было, кроме одного пьяного сторожа — лазь не хочу.
Начал узнавать Москву…
В детстве мой район — моя крепость. К Аэропорту примыкало несколько районов, которые назывались чужими дворами. Даже самый близкий двор, например второго корпуса нашего же дома, уже был чужим; там жили циркачи — работники цирка. Как-то так получилось, что средний возраст детей циркового двора был года на два больше, плюс они все были заметно сильнее и ловче, поэтому мы их побаивались. Обижать они нас не обижали, максимум могли дать щелбана, но опаска по отношению к ним все же была.
Познание города происходило в два этапа. Первый — когда я самостоятельно начал пользоваться городским транспортом, а второй — когда у меня появился свой автомобиль, и я понял, что в любой момент могу поехать куда хочу. Первое случилось со мной лет в одиннадцать: тогда я начал собирать клеящиеся модели самолетиков. Они регулярно продавались в «Детском мире», но не каждый раз, поэтому нужно было по несколько раз приезжать, чтобы купить ту модель, которой у тебя нет. Съездить самому в «Детский мир» и купить или не купить самолет — целое приключение. Я помню это счастье, когда приезжаешь в пятый раз и — опа, на прилавке пополнение в коллекцию.
В это же время я увлекался фотографией, и вторым пунктом моих вылазок стали фотомагазины. СССР был страной вечного дефицита, поэтому фотобумага покупалась в одном магазине, пленка — в другом, а в поисках хороших реактивов можно было объездить еще два-три. Так, в 11 лет я сам начал выбираться в центр города, позже к расширению ареала добавился институт, а с третьего курса местом моего паломничества стала Рига. Там были друзья, влюбленность, а видеозаписи, которыми я тогда зарабатывал, позволяли пользоваться самолетами с такой же частотой, как такси. Напоминаю, что в то время случились девяностые годы, и Москва мало располагала к прогулкам. Это было угрюмый, напряженный и местами враждебный город, где веселились удалые ребята в кожанках, в число которых я никак не входил.
Сегодняшняя Москва — это абсолютно дружелюбный и один из самых безопасных в мире городов. Я приведу пример. Мы недавно ходили в ресторан «Ласточка» в Лужниках и возвращались в 12 часов ночи через Лужнецкий парк. Полночь, но вокруг светло от фонарей, работают палатки с кофе, молодежь носится на самокатах и роликах. В моем детстве пойти гулять в Лужу после 8 вечера мог только отчаянный человек в поисках приключений, а в 12 ночи — самоубийца. Почти как пойти в Central Park в Нью-Йорке в семидесятые годы.
Возможно, многие спишут такую оценку на мое детское восприятие мира, но было именно так. В темных парках и спальных районах обитали молодежные компании, главным интересом которых было развлечься за счет других молодых людей. Как минимум могли отнять карманные деньги и дать в глаз, а как максимум… зависело от степени отмороженности. Один раз меня даже позвали погулять с подобной компанией. Я уже начал писать, и пригласили меня именно в таком качестве: сказали, посмотришь — напишешь потом про нас. Это была компания из Люберец — человек девять-двенадцать. Ходили и целенаправленно выискивали, к кому прицепиться. Увидели длинноволосого хиппаря с девушкой, завели за ларьки… Бить не били — компания была относительно мирной, почему я и согласился с ними пойти, — но психологически давили сильно. Представьте, вы с девушкой, десять человек заводят вас в темный угол и целый час смешивают с говном, изощряясь в остроумии и угрожая «зарядить в пузо», «засадить с ноги», «насадить на жбан», «срубить с вертушки» и прочее. Такое вот развлечение. Забавно, что года через два я случайно встретил в городе того самого хиппаря — угостил кофе.
Мои девяностые…
Года с 1990 я занимался видеокассетами. Началось с того, что мы с товарищем объединили пару наших видеомагнитофонов и стали записывать фильмы для видеосалонов, которые стали расти как грибы. У товарища был «выход на крутого Тиграна» — главного поставщика новых видеофильмов в то время, и мы каждую неделю покупали у Тиграна пару кассет с новым кино, выходили на владельцев видеосалонов и записывали им эти фильмы за деньги. Через два года у товарища стояли три пары видеомагнитофонов, которые писали почти круглосуточно. У меня было поскромнее — одна пара с перерывами на ночь. Из-за того, что я тогда мечтал написать книгу, видеозапись не забирала меня с головой, и чуть позже я вообще вынужден был забросить ее ради написания «Похороните меня за плинтусом». А когда завершил книгу, стал переводить фильмы для того самого «крутого Тиграна» — вот такой круг.
С середины девяностых, несмотря на появление бандитов в кожаных куртках, шансов пережить в городе неприятное приключение стало меньше. Хотя и эти бандиты, и мы, простые ребята, ходили в одни и те же ночные клубы. Клуб «Титаник» под трибуной стадиона Юных пионеров на «Динамо» считался одним из самых бандитских мест: все заставлено иномарками, тусуются ребята с совершенно понятным родом деятельности в расстегнутых рубашках «версаче» и с крестами на груди. В экспатской газете The Moscow Times на последней странице был рейтинг увеселительных заведений Москвы с условными символами от одного до пяти (знак доллара — дороговизна, сердечко — красивые девушки, череп — криминальная опасность); клуб «Титаник» неизменно получал три знака доллара, четыре сердечка и пять черепов. Экспаты обходили его за версту, а меня, несмотря на пять черепов, манило туда каждую субботу… Из-за четырех сердечек, конечно же. Поначалу было страшно, но потом я понял, что там, как в джунглях — пасется стадо газелей, а львы гуляют совсем рядом, не нападая, потому что в этот момент сыты. Львы там были на позитиве, на отдыхе. Как-то раз я своим старым «опелем» чуть не снес распахнувшуюся передо мной на парковке дверь «мерседеса», набитого откровенными бандюганами. Думал — все. Так они прикрыли дверь, крикнули «Проезжай, браток!» и только потом с гиканьем двинули в клуб. Скандировали: «Давай, давай, давай! Машину продавай! Колеса покупай!» Я еще подумал: нафига колеса-то нужны, если машина продана. Только лет через десять понял, о каких «колесах» шла речь.
В общем, в плане безопасности в Москве с середины девяностых стало намного лучше. Бандитам было незачем докапываться до обычных людей, а простых гопников стало намного меньше. Часть пошла в те же бандиты, где их вписали в иерархию и объяснили, что «к лохам цепляться — зря ментов привлекать», часть нашла более интересные развлечения, чем докапываться до прохожих — видеофильмы и первые компьютерные игры.
В Москве меня беспокоит…
Раздражает, что очень часто, до смешного, меняют бордюры. Я все могу понять, но когда Ленинградский проспект перекладывают чуть ли не каждый год, это несерьезно: «Всякому безобразию есть свое приличие!»
В целом благоустройство города — это здорово. Появилось много облагороженных мест, которые вызывают настоящий восторг. Помню, когда начали делать набережную вдоль «Сити», я удивился: зачем, если там никто не ходит? Но потом стало очень красиво, и люди начали ходить — гулять там, где была раньше пустынная неухоженная набережная.
Понимаете разницу? Одно дело облагораживать новые точки, делая их красивее, чем раньше, и совсем другое — циклически благоустраивать одно и то же место, находящееся в законченном воплощении без малейшей потребности в ремонте. Я понимаю сложные механизмы городского бизнеса, но хотелось бы, чтобы последняя практика себя изжила и ресурсы направлялись туда, где еще ничего не облагораживалось до. Тем более что таких мест достаточно.
Московские адреса…
Любимый район с детства — Аэропорт — Сокол. Одно время мы снимали дом в лесу в Красногорске, но вскоре вернулись на привычный адрес. Мне реально нравится этот район. Даже когда покупали новую квартиру в строящемся доме, то искали ее именно здесь, хотя были и другие варианты подобных новостроек с интересными проектами в других районах. Но важнейшим фактором выбора было расположение — Сокол.
Центр Москвы для жизни мне не нравится. Я бы не хотел там квартиру по ряду причин: негде припарковаться, нет удобных продуктовых магазинов поблизости, очень много людей снует по делу, мало комфортных дворов, где можно выпустить прогуляться дочь. По мне, центр — сомнительное место для жизни. Там хорошо тусоваться и делать дела, а жить мне больше нравится на небольшом удалении. Но другая крайность — слишком удаленные, оторванные районы, из которых, чтобы съездить по делам, нужно добираться до центра час и более. Сокол и Аэропорт в этом смысле оптимальны: с одной стороны, недалеко от центра — при желании и на метро, и на машине можно доехать куда угодно за 25 минут, а с другой стороны — много спокойных мест и парков, размеренная обстановка.
Сейчас очень интересно застраивается ЗИЛ. Мы были там с дочкой в парке развлечений, видели новые причалы — видимо, этот район станет более доступным за счет водного транспорта. Крайне много любопытных вещей делается в Москве. Она преображается и развивается.
Хочу изменить в Москве…
Меня все устраивает. Но если очень надо найти негатив, то меня выбешивают на дорогах ловушки с камерами. Представьте, вы едете по навигатору, он говорит повернуть направо, а там уже невозможно это сделать, потому что проведена сплошная линия, а короткий участок с разрывами вы проехали за секунду до того, как навигатор велел повернуть, и прямо над головой камера. Секунда на раздумья — 500 рублей или полчаса на второй круг. Чаще приходится с матюгами выбирать 500 рублей, потому что время — деньги.
Я не превышаю скорость, не гоняю, не играю на дороге в шашечки, смотрю, куда припарковался, и тем не менее каждый месяц засылаю в ГИБДД весомую сумму. На дорогах такое количество засад, что не нарушить местами очень надуманные ограничения и не попасть под камеру почти невозможно. Можно придумать челлендж — прокатайся три месяца без штрафов. Я бы посмотрел на того, кто его выполнит.
Москва меняется…
В то же время Москва очень рванула за последние годы в плане чистоты и благоустроенности: пройдите по улицам — не увидите ни соринки, ни бумажки. Такая чистота была раньше только в Сингапуре и в Минске. В годы моего детства около каждого входа в метро стояла тлеющая урна, с горой наполненная окурками, а вокруг нее разбросаны бумажки от мороженого. И все это тянулось вокруг шлейфом в радиусе 20 метров. Позже все еще начали жевать жвачку и выплевывать ее посреди улицы. И весь подход к метро был усеян, просто застлан слоем раздавленных пятаков бабл-гама. Многие этого, наверное, уже не помнят, но сейчас ничего подобного нет, и это очень здорово.
В Москве мне не хватает…
Атмосферы веселых угарных двухтысячных: 2003–2007-й, когда были звонкие ночные клубы. В тусовочный вечер пятницы или субботы можно было объехать несколько клубов: «Дягилев», «Сохо», «Зима», «Лето», «Опера», First — они существовали в разное время, но в городе всегда было два-три лучших места, где веселее всего. Потом клубная тема сошла на нет, но недавно удивительным образом воскресла в виде тематических вечеринок, которые раз в два-три месяца проходят в отелях, и весь отель превращается в ночной клуб. Это делает компания Rise Entertainment. Как мираж: в объявленный день угарный кутеж нулевых возвращается ярче и красочнее, чем раньше, потому что к нему добавляется маскарадная составляющая. Собирается огромное количество людей, причем не только тусовочные зубры нулевых вроде меня, но и совсем молодые люди, кому это все явно в кайф и в новинку, и через несколько часов — раз, и все исчезает на несколько месяцев. То есть та атмосфера никуда не делась, просто стала выплескиваться реже и концентрированнее.
Москвич — это…
Человек, который живет в Москве. Что еще сказать?
Моя жена из Подмосковья, но сначала она долго ездила сюда на учебу, а сейчас мы вместе живем в Москве. Конечно, она москвичка.
Сейчас работаю над…
Про такие вещи надо говорить, когда они выходят. А все это «я сейчас работаю над… » не имеет смысла. Я несколько лет назад обещал выпустить продолжение «Хроники Раздолбая» — люди ждут, книги все нет. Почему все так затянулось, я отвечал у себя в инстаграме, но, пользуясь случаем, объясню здесь еще раз.
Когда выходила «Похороните меня за плинтусом», было большое количество книжных магазинов, и выпуск книги в бумажном формате хорошим тиражом позволял длительное время писать следующее произведение, не думая о том, на что жить. Когда вышла вторая книга, «Хроники Раздолбая», количество магазинов сократилось раз в десять — тираж бумажных книг упал во столько же: не только моих — всех; общие тиражи. И если раньше бестселлером считалось то, что выходило в 500 тысячах экземпляров, то через несколько лет при прочих равных условиях это стало 100 тысяч. Количество продаваемых бумажных книг упало раз в семь-восемь — все стало электронным. А электронные книги приносят авторам в разы меньше. При том что вторая книга тоже стала бестселлером, мне стало понятно, что писать долгое время третью книгу без дополнительного заработка попросту нереально. Причем если зарабатывать режиссурой, то писать опять же будет невозможно — не останется ни времени, ни сил.
Hi End Music…
Я стал думать, как в новых условиях создать себе источник, который бы отлаженно приносил доход, но при этом оставлял мне время для книги. Для того чтобы его создать, потребовалось шесть лет и семь разных неудачных попыток. В результате сегодня я продаю лучшую в мире музыкальную аппаратуру класса High-End. К такой аппаратуре приходят люди, понявшие, что музыка для них — большой кайф, очень важная часть жизни. Это те, кого называют аудиофилами и меломанами, а не просто ребята, которые решили заиметь дома какую-то музыку. Мы ставим аппаратуру, которая участвует в мировых выставках (в High-End шоу в Мюнхене), причем входит в лучшие 10–15 систем этих выставок. Стоит эта техника, разумеется, дорого, но мы ни в коем случае не говорим: «Если у вас нет десяти миллионов — проходите мимо». Принцип такой: заказчик слушает хороший звук, называет комфортный для себя бюджет, и в этом бюджете мы комплектуем систему, звучание которой будет максимально близким к показанному эталону. Конечно, если финансы ограничены, это не будет топ-Мюнхен, но у нас есть хорошие предложения в любой ценовой категории: их можно компоновать, получая очень хорошие в своем бюджете результаты.
Сейчас мы с партнером заканчиваем новый шоурум. В России почти нет мест, куда вы можете прийти и услышать звучание музыки, которое вас поразит. Я знаю, о чем говорю, поверьте: негде в хорошем смысле испытать культурный шок. В одних демозалах есть хорошие колонки, но нет подходящего усиления, в других усиление есть, но нет колонок, в третьем система стоит хорошая, но ужасное помещение, где все гудит. Мы решили собрать лучшие компоненты, сочетать их оптимальным образом и размещать в помещении со специальной акустической подготовкой. Через месяц открываемся. Все наши контакты можно найти через сайт hiendmusic.ru.
Первые несколько лет я посвящал музыкальному бизнесу все время — как работе full-time. Сейчас рельсы налажены, появилось достаточно времени на книгу. Я не отношусь к писательству как к профессии.
Мои книги наполнены реальными переживаниями, событиями, впечатлениями и яркими характерами, с которыми я сталкивался. Хотя, конечно, это не биографии, а выстроенные, продуманные истории. В книге «Хроники Раздолбая», к примеру, есть достаточно яркие персонажи Валера и Мартин. Я встречал этих людей в жизни, но в разное время и в разных обстоятельствах, а потом соединил их вместе в одной книге, и они друг с другом взаимодействуют, хотя в реальной жизни даже не знали о существовании друг друга.
Профессионально писать можно в жанре фикшн, выдавая раз в год-два по книге. К слову, фикшн я тоже планирую написать — просто ради эксперимента. Но ждут от меня все-таки предельно жизненных историй, а писать каждый год «Похороните меня за плинтусом» не получится хотя бы в силу того, что жизненный материал, требующийся для создания подобной книги, ограничен; так же, как и материал «Хроник». Можно назвать это золотом жизненного опыта. Таких историй за жизнь может быть написано очень ограниченное количество, так что профессию на этом не выстроишь.
Фото: Владимир Осиченко