Нина Федоровна Махрова, учитель истории, в прошлом историк-методист управления народного образования Ленинградского района, рассказывает о том, как в 1950-е жили в районах возле метро «Белорусская» и «Аэропорт», в поселке Тушино и деревне Ховрино:

Нина Федоровна Махрова

— Я родилась в Куйбышеве (сейчас это Самара) во время эвакуации в начале 1946 года. Родители назвали меня «дитем победы», поскольку зачали меня от великой радости прямо 9 мая 1945-го. Я была четвертая в семье, жили мы очень дружно, скромно, но счастливо.

Мой отец, Федор Сергеевич Махров, был мастером Государственного авиационного завода №1 им. ОСОАВИАХИМа (ГАЗ №1). Осенью 1941 года половину завода вывезли в Куйбышев. До 1917 года это был Императорский самолетостроительный завод «Дукс» (Dux), на котором кроме самолетов производили велосипеды, мотоциклы и дирижабли. С 1934 года он находился на ул. Правды, 8. Сейчас на заводе производят ракеты класса «воздух-воздух» ближнего высокоманевренного боя Р-73, Р-73Э. Я как-то раз ходила на работу к папе за путевкой в лагерь: территория завода была чистой и красивой, везде были газоны и клумбы с цветами.

В Москве у нас тогда была квартира рядом с заводом, на Ленинградском проспекте, 22, в бывшем доходном доме Рябушинских. Он был построен в стиле неоклассицизма, с куполом на крыше, по проекту архитектора Нилуса. Изначально дом принадлежал купцу Калиниченко, который через несколько лет продал участок земли вместе с домом супругам Рябушинским — Степану Павловичу и Анне Александровне, владельцам известного особняка в стиле модерн на Малой Никитской. Рябушинские занимали в доходном доме одну комнату, остальные сдавали. После революции все квартиры стали коммунальными. Стены комнат были обиты дорогими тканями, из которых жильцы уже в 1920 году шили себе одежду. В одной из квартир в комнате жила моя семья. Комната у нас была большая, тридцать с лишним метров.

Ленинградский проспект, 22

В 1948 году мы чудом вернулись в Москву благодаря тому, что моя старшая сестра была лучшей подругой дочки директора завода. Так больше никто не вернулся, все москвичи остались жить в Куйбышеве. Я этого не помню, мне было всего два года, но мама потом рассказывала, как мы приехали в нашу комнату, а она уже занята женщиной с четырьмя детьми. Муж ее погиб на фронте. Тогда мама ей сказала: «У меня тоже четыре ребенка, но муж жив, поэтому оставайся здесь». И мы поехали к бабушке в деревянный домик в деревне Ховрино.

Ховрино

Моя бабушка Саша жила в деревеньке в Ховрино рядом с церковью Иконы Божией Матери в Аксиньино, где сейчас находится общежитие Московского технического университета гражданской авиации. За церковью было болото, а дальше — улица Калинина, на которой мы жили. Кроме нас и бабушки в доме жили еще ее сестра и дочка с мужем и тремя детьми. Моя старшая сестра уже вышла замуж и уехала, так что в доме нас было 12 человек в трех комнатках. Рядом с домом были маленький садик с яблонями белый налив и небольшой огород. Держали своих кур, которым мазали зеленкой хвосты, чтобы отличать от чужих.

Через несколько домов по соседству жили дореволюционные интеллигенты по фамилии Птаха. Женщине было уже под 80 лет, но на ней всегда была белоснежная блузка с брошкой в виде камелии и черная длинная юбка. Мой брат дружил с ее внуком, и один раз он меня взял к ним в гости. Такой красивый у них дом деревянный, комнат семь там было, паркет, везде шторы красивые, пианино, буфет красного дерева. Была зима, но отапливались только три комнаты печкой с кафельными изразцами. Мне там дали мячик на резиночке, и я с ним играла.

По дворам ходили старьевщики и за ненужные тряпки давали нам копеечные колечки, блестящие мячики на резинке, набитые опилками. Каждый раз мы очень ждали старьевщика.

У храма в Аксиньино

Я помню, как на 1 Мая мама одела меня в красное платье в белый горошек и выпустила гулять. Иду я с букетом мать-и-мачехи по улице, а кругом одни лужи, и вдруг гуси: гусак, гусыня и гусята. Как он за мной припустил! Говорят, они красное не переносят. И я по всем этим лужам и побежала, домой пришла вся грязная.

Голодные мы были постоянно. Ждали, пока смородина даст цветочки, и мы их ели. А если морковь поспеет, мы ее вытащим, вытрем об юбку, и только щеки трещали у всех. Жмых ели, сахар был деликатесом. Мурцовку делали: в тарелку сырой лук резался, кипяток, соль, постное масло и черный хлеб.

Но приволье было — мы катались на санках, на лыжах, на коньках. У меня были коньки-снегурки, которые надевались на валенки. Один раз катались с братом на озере (где сейчас пруды в парке «Дружба»), и я провалилась под лед. У меня был теплый с начесом лыжный костюм, он намок и стал тянуть на дно. Хорошо брат меня вытащил.

Развлечение раньше было одно: в выходной или праздник народ собирался на бревнах, которые остались после войны, когда люди строили себе дома. И гармонист играл «Одинокую гармонь», и все пели. Хорошо жили, дружно.

«Аэропорт» и Лесной переулок

Когда мне было 6 лет, папе за хорошую работу дали комнату метров восемнадцать в двухкомнатной квартире в сталинском каменном доме на метро «Аэропорт». Дом стоял на Ленинградском проспекте углом, наши окна выходили на школу. С нами в квартире жила еще одна семья. Наш переезд помню как сейчас. Это был Новый год, у нас стояла красивая елка: на ней висели грецкие орехи, завернутые в золотую фольгу, конфеты, маленькие мандарины и ватные игрушки.

Папа приехал с ордером на квартиру и спросил: «Ну что, елку-то будем забирать?» Мама говорит: «Нет, все оставляем, хочу быстрее в квартиру». Мы переехали вшестером, с нами поехала еще сестра бабушки. Там были высокие потолки, большие окна и дубовый паркет. Мне приходилось там спать на стульчиках. До 11 вечера взрослые разговаривали, свет горел, а я пыталась заснуть на этих стульчиках. Я лежала и мечтала о маленьком домике, пусть даже игрушечном, чтобы спрятаться и была тишина.

Я пошла в 153-ю школу, в первом классе девочки учились отдельно от мальчиков, но во втором эту систему упразднили, и к нам пришли мальчишки. Стало веселее, без мальчишек была тоска.

Моя другая бабушка Аксинья жила в 3-м Лесном переулке рядом с метро «Белорусская» в двухэтажном кирпичном доме, которому было уже около ста лет. Я любила у нее бывать. На первом этаже жили дворник и сторож. Каменная лестница с облупленными перилами вела на второй этаж, и там был большой коридор-зал, где стояли у стенки лари. Там было прохладно, в ларях хранили ведра с квашеной капустой. Во дворе были сарайчики, где хранили бревна и картошку с морковью. Зимой выбегали в телогрейке, набирали дров в фартук. Во дворе один из жильцов часто коптил селедку иваси, знаменитую маленькую селедку, она потом из магазинов куда-то исчезла.

На втором этаже были коммунальные квартиры, в одной из комнат и жила бабушка. Дверь в квартиру всегда была нараспашку, все запирали только свои комнаты. В каждой стояла печка. Комната была метров двенадцать, на окне герань и бальзамин. Кухня была большая, в углу нее находился туалет. Такой был шум, когда кто-то воду спускал, будто водопад. У бабушки стала жить моя 19-летняя сестра с мужем. Он был молодой, стеснялся, все хозяйки стоят жарят-парят, а ему нужно было мимо них в туалет пройти. Поэтому бегал в общественный туалет на «Маяковскую».

3-й Лесной переулок

У бабушки Аксиньи под кроватью был большой таз, в котором она хранила куриные яйца. Бабушка была из деревни Михайловское Рязанской губернии, в начале XX века она пешком пошла в Москву искать работу и устроилась в датское посольство. С тех пор она ездила раза два в год в свою деревню на поезде и привозила оттуда штук сто яиц и кусок сала.

Мы с братом зимой ездили к бабушке на санках — не было 5 копеек на метро. Если папа получал зарплату, то в этот день приносил большой пакет арахиса, грушевый компот и шоколадки. Но перед зарплатой особо туго было. Один раз брат сказал: «Дома есть нечего, поехали к бабушке. У нее всегда яичница с салом, чай с вареньем». Мы никому ничего не сказали, он посадил меня на санки, и мы поехали прямо по Ленинградскому проспекту, там посередине дороги было что-то вроде скверика. Мне 7 лет, ему 12 было. Доехали быстро, бабушка нам очень рада была, сразу накормила.

Красота и чистота на метро «Аэропорт» были необыкновенные. На Ленинградском проспекте через каждые 300 метров стояли будки с милиционерами, можно было подойти и попросить помощи. Мы ходили по праздникам на демонстрации по проспекту, делали на уроках труда для этого ветки цветущих яблонь и слив.

У метро «Аэропорт» всегда с 9 утра до 9 вечера стояли прилавки с мороженым и конфетами: «Мишка на Севере», «Красная Шапочка» и «Трюфели» по 6 копеек за конфету. Продавщицы были в белых накрахмаленных кокошниках с кружевом, в фартучках, красивые. Продавали еще воду с сиропом из сифонов. И тогда люди везде со всеми общались — на рынке, в магазинах, в автобусе.

Мама любила ходить на Инвалидный рынок на пересечении улиц Черняховского и Усиевича. Он располагался рядом с инвалидным домом для ветеранов русско-турецкой войны, отсюда и название получил. Мама ходила туда за земляникой (стакан — 20 копеек) или цветами — она любила, чтобы в доме постоянно стояли живые цветы.

Тушино

Когда мне исполнилось 8 лет, папе дали квартиру в новой пятиэтажке в Тушино. Это было небывалое счастье — получить свою квартиру. Второй этаж, под нами был кинотеатр. Как новый фильм, так я со своими звеньевыми бежала в кино — 10 копеек был билет. Тогда звеном назывался ряд в классе, всего три ряда — три звена. Каждое звено по очереди доску и полы мыло, дежурили в столовой, собрания проводили — двоечников отчитывали, отличники потом с ними занимались. Я всю жизнь двоечникам помогала.

Папу перевели на 82-й завод, который был филиалом Авиазавода №1. Тушино — это город авиационных заводов, как и Химки. Тушино изначально было деревней, потом поселком и в 1938-м получило статус города Московской области, а в состав Москвы вошло в 1960 году. Там бывало такой рев стоял — по утрам постоянно просыпались от того, что прочищают двигатель самолета.

Тушино

Мы ходили купаться на Москву-реку километрах в двух от дома. И канал имени Москвы был совсем рядом, там тоже купались. Зимой рядом со станцией Трикотажная с горок на лыжах катались, там были такие высокие горы, сейчас бы ни за что не скатилась.

Квартира у нас была просторная, с высокими потолками, центральным отоплением и газовой плитой. Папа на дверь повесил табличку «Махровы». Мои окна были над кинотеатром, и я всегда в окно смотрела на очередь в кассу. Когда вышел фильм «Тайна двух океанов», то мальчишки по головам ходили, чтобы билет купить.

Фото:личный архив, Е. Матвеев/pastvu.com, Н. Соколов/pastvu.com, М. Молчанов/pastvu.com, Л. Неткачев/pastvu.com