Двести лет назад, весной 1819 года, городские власти вплотную приступили к обустройству московского Бульварного кольца. Остатки крепостной стены были убраны, территория приведена в порядок. Осталось только посадить деревья, проложить дорожки, завести фонтаны. Самое приятное осталось.

Сладкие грезы царицы

Все началось еще в 1777 году, когда Екатерина Великая решила разобрать руины древней крепостной стены — так называемого Белого города — и устроить на ее месте бульварное кольцо по западному образцу.

План города Москвы 1886 г.

Ей виделись парижские картины: изящные дамы и господа чинно прогуливаются под сенью платанов, спешит слуга с большой шляпной коробкой, газетчики вежливо предлагают консервативную прессу. Пресса прочитывается за столиком кафе, в сопровождении микроскопической чашечки кофе, пьянит не хлебное вино, а аромат магнолий, о революции никто не помышляет, матушку-императрицу славят все.

В Москву приходит предписание: «Место под тем бывшим городом разровнять и по украшению города обсадить деревьями, а излишний щебень и землю употребить в пользу обывателей».

Московская улица в конце XVII столетия. С гравюры Ф. Дюрфельда

Начали с Тверского бульвара. И, как не трудно было догадаться, «в пользу обывателей» в момент ушли не только «излишние» щебень и земля, но и вообще вся территория будущего бульвара. Окрестные жители, используя эффективную технологию, именуемую в наши дни самозахватом, понастроили каких-то кривеньких сараев, посадили лук, капусту и выгнали пастись домашнюю скотинку. Дело застопорилось, так и не начавшись.

Лишь с огромными усилиями к 1800 году удалось разбить бульвар. Сама Екатерина Алексеевна этого счастья не застала. Возможно, и к лучшему — упомянутые самозахватчики всю эту затею проклинали. «Экие времена! — говорили они. — Все отняли. Некуда выпустить и овечки».

Свет-полусвет

О других бульварах даже и не помышляли — город все так же опоясывала полуразрушенная оборонительная линия. Вал, стена, высохший ров. А на Тверской бульвар явилась жизнь. О ней можно судить по анонимным виршам под названием «Стихи на Тверской бульвар»:

Вот Анюта Трубецкая
Сломя голову бежит,
На все стороны кивая,
Всех улыбками дарит.

Вот летит и Болховская,
Искрививши правый бок,
Криворукая, косая,
Точно рвотный порошок…

А поэт Константин Батюшков уточнял: «Вот жалкое гульбище для обширного города, какова Москва…  И франт, и кокетка, и старая вестовщица, и жирный откупщик скачут в первом часу утра с дальних концов Москвы на Тверской бульвар. Какие странные наряды, какие лица!»

Тверской бульвар в начале XIX века. С рисунка О. Ж. Кадолля

И далее перечислял: офицер в пестром мундире, прибывший из Молдавии, щеголь московский в голубых панталонах и «широком безобразном фраке», задумчивый откупщик, идущий «медленными шагами с красавицею женою и с карлом». Записной стихотворец, читающий всем эпиграммы и мечтающий о приглашении на обед. Шалун, который «напевает водевили и травит прохожих своим пуделем». Об этом ли мечтала венценосная реформаторша? Спросить было не у кого.

Первый и главный

Хрестоматийная грибоедовская фраза о Москве «Пожар способствовал ей много к украшенью» справедливее всего по отношению к Бульварному кольцу. Если бы не нашествие Наполеона, никаких бульваров в Москве не было бы. И Тверской бы тоже долго не прожил — овечка пребывала в полной боевой готовности.

Но московский обыватель прятался в эвакуации — он с таким комфортом разместился в Ярославле и Тамбове, что назад в сожженную Москву особо не спешил. Под это дело в городе произвели масштабнейшую реконструкцию. Появились Манеж, Большой театр, Александровский сад, анфилада просторных площадей вокруг Кремля и Китай-города, а также Бульварное кольцо.

А когда обыватель вернулся, практически все уже было готово. Места для выгула овечки в центре Москвы не оставили.

Тверской Бульвар, 1886 г.

Тверской бульвар уже не был единственным, зато считался самым главным из-за возраста и местоположения. Именно здесь наконец-то открылись восточные кофейни, здесь устроили фонтанчики и ручейки, а через ручейки перебросили романтичные мостики. По вечерам устраивали променадные концерты. Счастье било высоким фонтаном, а фонтан подсвечивался разноцветными спиртовыми лампами.

Прочие бульвары пробовали было подтянуться, но, увы, не преуспели. Вместо кофеен с оранжадом и пломбиром выросли вдоль бульварных аллей трактиры с подачей распивочно и на вынос, а фрики в широченных фраках всяческих немыслимых цветов остались со своими пуделями на Тверском. Они бы, может, и украсили своим декоративным видом Яузский, Покровский и Страстной, но там образовалась территория совсем другого обывателя.

Повседневность московских бульваров

Откроем газеты. «К проходившему вчера по Рождественскому бульвару Ивану Пушкину подошли двое оборванцев со словами: “Здравствуй, Ваня, дай денег”. Услыхав от него отказ, они бросились на него, сорвали пиджак, но тут подоспел городовой».

Рождественский монастырь и бульвар, 1910 г.

«Дворник дома страхового общества “Россия”, на проезде Сретенского бульвара, кр. Митин, увидал спавшего в своей пролетке пьяного извозчика кр. Николаева и разбудил его. Николаев рассердился, что его разбудили, соскочил с козел, набросился на Митина и стал наносить ему побои, причем вырвал у него пук волос из бороды и искусал ему правую руку».

Мещанин Иван Степанов Жданов в приступе белой горячки вообразил, что он сражается с японской армией, и принялся крушить своей тростью скамейки на Никитском бульваре. У крестьянина Василия Сальникова, отдыхавшего на скамейке у Чистых прудов, попрошайка украл зонт, кошелек и часы. Крестьянин Михаил Игнатов Васильев и мещанин Павел Петров Глазунов, проходя по Покровскому бульвару, били камнями фонари.

Этот газетный ком летит на тебя словно оторвавшийся кусок скалы. Ты спешишь убежать от него, пусть и не в мир Бульварного кольца, придуманный просвещенной реформаторшей Екатериной, но хотя бы в мир широких апельсиновых фраков, мир всех этих фриков и их милых пуделей.

Петровский бульвар, 1888 г.

Но нет — шалишь, не убежишь, тебя из последних сил хватает за ногу лежащий в луже сарапульский крестьянин Тимофей Михайлов Немоляев, получивший кастетом по кумполу и лишившийся 3 рублей 12 копеек наличных денег, с твоей шапкой уже улепетывает неизвестный подросток, а из-за угла надвигается страшный грохот и металлический лязг — это несется под уклон вагон Первого общества конно-железных дорог, спущенный с тормозов подвыпившим московским цеховым Николаем Дмитриевым.

Сладость и горечь продажной любви

Кроме всего прочего, Бульварное кольцо сделалось, как тогда говорили, главным «веселым домом» Москвы. В 1901 году было опубликовано описание позднего Тверского бульвара: «Проносится по бульвару и ночная бабочка, искательница приключений. Она одета пестро, модно, и с первого взгляда можно было бы позавидовать ее существованию, но это может сделать только человек, не знакомый с жизнью. На самом деле это несчастное существо, которое свернуло с настоящего честного пути или благодаря какому-нибудь неудачному роману, или стечению обстоятельств и пустилось по наклонной плоскости, приводящей в недалеком будущем к разбитому здоровью, прошению милостыни и больнице».

Своего рода столицей этого мира любви по тарифу была территория, прилегающая к Бульварному кольцу с внешней стороны Рождественского бульвара. Литератор Николай Телешов писал, что «вся эта местность вправо и влево была окружена переулками, в которые входить и из которых выходить для людей мужского пола считалось не очень удобным». Если ты, разумеется, не Гиляровский и не ходишь туда за газетной сенсацией.

Именно здесь происходило действие рассказа Чехова «Припадок»: «Увидев два ряда домов с ярко освещенными окнами и с настежь открытыми дверями, услышав веселые звуки роялей и скрипок — звуки, которые вылетали из всех дверей и мешались в странную путаницу, похожую на то, как будто где-то в потемках, над крышами, настраивался невидимый оркестр, Васильев удивился и сказал:

— Как много домов!»

Даже у абсолютно респектабельного ресторана «Эрмитаж» имелась специальная пристройка, в которой «номера» сдавались по часам и где возможны были встречи самого рискованного характера, в том числе и с замужними знатными дамами.

Окна внаем

Не все, впрочем, было скверно на кольце бульваров. На той же Трубной площади действовал птичий рынок, здесь же торговали и цветами. Прогуливались настоящие, а не коммерческие влюбленные. Многие были трезвы.

Трубная площадь, 1880-1900 гг.

Да что говорить — здесь скульптурные памятники открывали! Самый известный, разумеется, памятник Пушкину. На это торжество съехались писатели со всей страны. Расходы оплачивал город. Один из участников вспоминал: «Изобилие было ужасающее: спросишь рюмку водки — смотришь — тащут целый графин; потребуешь бутербродов с балыком — несут чуть не целого осетра, и так во всем…  Боюсь, что в счетах, поданных потом думе из гостиниц, мы, депутаты, явимся просто левиафанами по обжорству…   Это-то опасение и заставляло многих из нас возможно умереннее пользоваться московским хлебосольством, да не из голодной же страны мы, наконец, приехали».

В день открытия всем депутатам выдали шелковые кокарды с золотыми буквами «АП», после чего московские извозчики стали обращаться к либеральным литераторам не иначе как «ваше сиятельство». Окна, выходящие на площадь, сдавали внаем по 50 рублей. Общественные организации разместили под названиями пушкинских произведений, при этом ученые и литераторы оказались под надписью «Братья разбойники», Общество литературного фонда — под «Скупым рыцарем», а Катковский лицей — под «Кавказским пленником».

Сдавались окна и на церемонии открытия памятника Гоголю. Газеты помещали объявления: «Окна на торжество Гоголя сдаются, открытый вид, Арбатская площадь, дом Голикова, трактир Григорьевой, телефон 111-36». А запланированные первоначально скамейки для почетных гостей в последний момент запретили.

Разумеется, подобные трагикомичные истории могли случиться где угодно. Но почему-то именно Бульварное кольцо стало для них особо притягательным. Затея Екатерины Великой с треском провалилась. А москвичи получили в свое безвозмездное пользование нескончаемый аттракцион.

Фото: pastvu.com, elib.shpl.ru: Найденов Н. А. Москва. Виды некоторых местностей, храмов, примечательных зданий и других сооружений. 1884-1891.