«В настоящее время физиотерапия сделала такие огромные успехи, что нет препятствий к тому, чтобы у нас под Москвой мы могли бы получить и морской берег с его горячим песком, с морской водой и жарким южным солнцем, богатым ультрафиолетовыми лучами».

Невеселы были лица простых москвичей в 1920-х. Огромное число рабочих и служащих ютилось в бараках, подвалах и на чердаках, в лучшем случае разделенных на коммуналки в бывших барских и интеллигентских квартирах. Из-за нахлынувших после Гражданской войны сотен тысяч внутренних мигрантов Москва жила в условиях хронического жилищного кризиса, отягощенного обветшавшей инфраструктурой, антисанитарией, продовольственным и товарным дефицитом.

Большевики провозгласили «период ускоренной реконструкции» народного хозяйства, переход сосредоточенных тогда в Москве десятков крупных и сотен мелких фабрик, заводов, предприятий на «непрерывную рабочую неделю», но труд испытывающих лишения рабочих оставался малопроизводительным. Теоретики социальной революции напряженно думали о том, как сделать труд более эффективным, а быт рабочего — позволяющим ему «всецело отдаться новым свершениям». «Существует и с каждым днем все определенно ощущается разрыв между высотой нашей социалистической промышленности и повседневными условиями, в которых протекает бытовая жизнь трудящихся», — писал по этому поводу Михаил Кольцов, специальный корреспондент главной советской газеты «Правда», главред самого читаемого еженедельника «Огонек» и член редколлегий журналов «За рулем», «СССР на стройке» и других СМИ.

В августе 1928 года в Москве открылся Центральный парк культуры и отдыха, «фабрика счастливых людей», как впоследствии назвал его английский фантаст Герберт Уэллс. Тогда же Кольцов выступил с идеей создания грандиозной «рабочей здравницы» — санатория-курорта в получасе езды на электричке от Москвы, в «привычных для трудящихся масс Москвы климатических условиях».

1920-е годы воспринимались современниками как эпоха «грандиозной ломки» старого быта, «мелкобуржуазной» психологии и мировоззрения на пути социалистической перестройки общества. Индивидуализм был не в чести — идеологи, начавшие грандиозный эксперимент над самой большой в мире страной и ее народом, грезили коллективизмом. Слово «масса» и производные от него — превратившийся в ироничный мем акроним «ширнармассы», «массовая работа», «массовые мероприятия», «массовый посетитель», «массовик» и тому подобные термины — повсеместно встречаются в литературе, СМИ и документах первых послереволюционных десятилетий. Индивидуальность, потребности и свобода воли отдельного человека должны были быть замещены коллективным разумом и коллективной волей, чтобы создать «нового человека социалистической формации».

В 1920–1930-е годы путевки на черноморские курорты «распределялись» между отличившимися рабочими московских фабрик и заводов в качестве вознаграждения за ударный труд, который примерно тогда же, в 1930-м, с подачи Сталина стал «делом чести, славы, доблести и геройства» советского человека.

Например, в год на какую-нибудь фабрику со штатом 500 рабочих и служащих выделялось в среднем 20 путевок в зависимости от категории значимости конкретной фабрики или завода в советской индустриальной иерархии. При этом счастливый передовик-курортник получал вожделенную путевку только для себя одного, отправляясь в санаторий или дом отдыха не с семьей, а в лучшем случае в коллективе сослуживцев по предприятию. А жена (или муж) и дети оставались куковать дома.

Путевок было мало, как и самих санаториев, так что такая практика не могла не вызывать повсеместного разочарования. «Вряд ли можно признать нормальным существующее положение вещей, при котором сам трудящийся на предприятии или в учреждении пользуется полным отдыхом, оставляя свою семью в течение ряда лет без всякой надежды на возможность получения отдыха», — констатировали в одной из докладных записок авторы концепции «Зеленого города».

«Наши южные курорты и дома отдыха не могут полностью удовлетворить потребность рабочих Московской области и рабочих Москвы. Кроме того, расположение этих курортов находится на двухдневном расстоянии по железным дорогам от Москвы, почему рабочему приходится затрачивать часть своего отпуска совершенно непроизводительно и во время самой процедуры отдыха. При организации же курорта под самой Москвой и при правильной организации сообщения эта бесполезная потеря времени отпадает и весь отпускной период будет использован по прямому назначению», — указывали авторы идеи «Зеленого города» Кольцов и его команда в одной из докладных в адрес заинтересованных ведомств.

Так появилась идея прекрасного подмосковного города-курорта, где бы ударными темпами отдыхали и политически просвещались рабочие и служащие московских предприятий. Историкам еще предстоит оценить, каким образом инициатива постройки «Зеленого города» под Москвой получила официальное признание. В центральных российских архивах сохранилось множество дел, содержащих документы, которые относятся к попытке создания «Зеленого города», включая стенограммы заседаний и совещаний, докладные, описания концепций, методические материалы, распоряжения, резолюции и постановления.

Есть предположение, что эта «низовая инициатива» первоначально получила благословение самого Сталина или кого-то из его ближайшего окружения — Серго Орджоникидзе, Авеля Енукидзе или Лазаря Кагановича, но документальных подтверждений этому пока не найдено. Тем не менее историкам известно, что со всеми ними Кольцов был лично знаком и вхож в их кабинеты.

Тем не менее факт есть факт — уже к началу 1929 года замысел подмосковного города-курорта получил официальный статус, а его автор Михаил Кольцов выступил в роли главного зеленгородского проповедника, объединив вокруг себя множество людей, включая, например, математика и географа Отто Шмидта, вдову Ленина Надежду Крупскую и главу Союза воинствующих безбожников Емельяна Ярославского.

14 января 1929 года состоялось расширенное совещание с докладом Кольцова о «Зеленом городе», на котором присутствовали представители от ЦК ВКП(б), Главполитпросвета в лице Крупской, Наркомата соцобеспечения, Наркомата юстиции, Центрожилсоюза, Наркомздрава, Госплана РСФСР, ЦК ВЛКСМ, ЦК РКИ, Моссовета и еще доброго десятка советских государственных учреждений.

В следующие месяцы групповые доклады, совещания и заседания по теме «Зеленого города» под председательством Кольцова регулярно повторялись, в том числе как минимум один раз в Кремле, в зале заседаний Президиума ВЦИК РСФСР. К участию в них привлекались представители все новых наркоматов, учреждений, комиссий по улучшению труда и быта, профсоюзов, обсуждавших замысел «грандиозного подмосковного социалистического курорта».

Работа кипела, механизмы бюрократической машины начинали двигаться. Весной — летом 1930 года было принято решение: «Для организации массового рационального отдыха трудящихся Москвы и лечения в привычных климатических условиях на базе Братовщинского опытно-показательного лесного массива выделить из состава Московской области отдельную административную единицу с названием “Зеленый город”». Городской совет «Зеленого города» должен был быть подчинен непосредственно Московскому областному исполнительному комитету.

Огромный участок площадью около 150 кв. км, или 15 тыс. га, формально выделенный для «Зеленого города» из состава сельских местностей Московской области, был расположен по обе стороны магистральной линии Северных железных дорог Москва — Ярославль. Центр участка находился примерно в 36 км от тогдашних границ Москвы.

Основу этой территории составляла так называемая Братовщинская дача — сеть еще дореволюционных дачных поселков, к которой были прирезаны близлежащие лесные массивы и деревни. Почти вся территория будущей «фабрики счастливых людей» в то время, да и частично сейчас была в основном покрыта хвойными лесами — сосной и елью. Кроме Братовщинской дачи в состав «Зеленого города» должны были войти подмосковные села Костино, Курово, Степаньково, Суходол, Чайчиново, Тишково, Марьина Гора, Семеновское, Елодигино, Школьное, Петушки, Дарьино, Матюшино, Зимогорье, Нагорное, Церенское, Митрополье и Кощейково. Пять тысяч крестьянского населения территории будущего лесного курорта предполагалось «вовлечь в строительство нового социалистического порядка», объединив их в Зеленгородский совхоз-гигант, который бы осуществлял снабжение города-курорта свежими сельхозпродуктами.

Тогда же, весной 1930-го, для постройки и эксплуатации «Подмосковной лесной здравницы “Зеленый город”» было создано одноименное акционерное общество. В 1931–1932 годах о будущем «Зеленом городе» издавались брошюры, буклеты и даже выходила одноименная газета — орган горкома ВКП(б) и горсовета рабочих и крестьянских депутатов «Зеленого города». Выпуск газеты наладил Михаил Кольцов на базе издательства журнала «Огонек», а ее главным редактором стал бывший троцкист, приятель Кольцова Самуил Гуревич.

Как писал один из членов правления АО «Зеленый город» товарищ А. Пертцик, «рабочий курорт в центре Зеленого города будет представлять собой огромный дворец, в котором в различных разделах будут помещаться залы, пляжи, ванны, бассейны и дороги, столовые, буфеты, читальни, концертные залы», добавляя: «Заграничные Луна-парки, построенные коммерсантами, выбирают метод торгашеской угодливости на любое желание, считаясь только с тем, выгодно ли это, дает это доход или нет. Стоя на этой точке зрения, совершенно ясно, что массу посетителей не следует объединять в организованный коллектив, а, наоборот, раздробляя в одиночку, выворачивать копейки. Наши политико-просветительные и культурные организации стоят на ином принципе — все силы направить на осуществление революционной борьбы рабочего класса, откуда следует, что мы мобилизуем даже последние часы и минуты досуга на революционную борьбу. Эта мобилизация предполагает воспитательную работу, в которой огромные массы сливаются в монолиты и учатся действовать как одно целое, усваивают “общую волю” и в ней растворяют, нивелируют свои индивидуальные особенности, охваченные революционным энтузиазмом».

Строительство к северу от Москвы «Зеленого города» должно было стать первым в мире опытом создания города-сада нового типа, образцово-показательным опытом проведения «социалистической реконструкции быта», наглядным примером того, как пришедшие к власти большевики создают буквально среди лесов и полей новые, гармоничные «социалистические формы общежития». «Рабочий курорт под Москвой даст не только эффект гигиенический, но и эффект политический от посещения иностранными товарищами», — провозглашала газета «Зеленого города».

В «Зеленом городе» должны были сочетаться последние достижения науки и техники в области планирования городов, создания архитектурных форм новых жилищ, обеспечения бытовых удобств и комфорта, организации питания с «социалистическими установками на всестороннюю охрану здоровья трудящихся», развитие физкультуры, постановка отдыха и лечения и, что очень важно, идеологически выверенное воспитание нового поколения.

Над проектированием и программированием будущего грандиозного подмосковного города-курорта трудились не только архитекторы, но и врачи, учителя, методисты, психологи, были активно задействованы «научные резервы» Московского института курортологии и Научно-методического общества по изучению досуга трудящихся при «Главнауке». Жизнь в «Зеленом городе» должна была проходить под лозунгом «Солнце, вода и воздух как средства наивысшего гигиенического воздействия». Лечить приезжающих в «Зеленый город» предполагалось с помощью целебных грязей и трудовой терапии в физкультурных и трудовых группах.

Планировалось, что «Зеленый город» будет состоять из нескольких районов, объединяемых общим административным центром. Центральный район, или база, должен был занять около 4 кв. км. В нем было бы сосредоточено управление «Зеленым городом» с почтой, телеграфом, телефоном, радиостанциями, железнодорожным и автовокзалом и даже аэродромом. Там же должны были расположиться основные учреждения «снабжения и торговли».

Остальные шесть районов, или зон, должны были иметь собственное предназначение: культурно-просветительская зона с зоопарком, питомниками флоры, библиотеками, выставками и прочими «художественными помещениями» — театрами, кино, концертными залами и лекционными площадками; физкультурная зона со стадионами, велодромами, теннисными кортами, бассейнами и катками; жилищная зона с гостиницами, общежитиями и палаточными лагерями; лечебно-профилактическая зона с домами отдыха, врачебно-трудовыми колониями, санаториями и грязелечебницами; детская зона с детскими садами, лесными школами, санаториями и игровыми площадками; и, наконец, кооперативно-строительная зона под «строительство для постоянного населения коллективов трудящихся» на 10–15 тыс. человек.

Не считая собственно домов отдыха, санаториев, экскурсионных баз, клубов, театров и кинотеатров, в «Зеленом городе» надо было с нуля провести электроэнергию, водопровод и канализацию, построить грандиозную фабрику-кухню, несколько пекарен, продуктовые склады и магазины, гаражи и мастерские, амбулатории и целую сеть асфальтовых дорог. Каждый район, или зона, «Зеленого города» должен был быть отделен от другой сплошной лесной полосой глубиной до нескольких километров. Из 15 тыс. га «Зеленого города» предполагалось застроить около 4 тыс. га, а остальные 11 тыс. га «оставить под лесом», превратив в ухоженные парки и лесопарки.

Согласно одному из документов, каждая зона должна иметь огромные площади для игр («25 теннисных площадок, 30 волейбольных, 10 крокетных, 20 городошных» и т. д.), амфитеатр на тысячу человек, купальню-бассейн с искусственными песчаными пляжами на тысячу человек с душами и раздевалками, пруд или реку для катания на лодках (протяженностью не меньше 1000 м и шириной не меньше 50 м), цветник и оранжерею, зверинец и мастерские сельскохозяйственных работ на тысячу человек.

Центральная база, или зона, «Зеленого города» должна была стать «главным агит-проп-пунктом» новых социалистических отдыха и быта. В центральной зоне «Зеленого города» планировалось расположить площадь для «массового действа политической направленности» вместимостью не менее 5 тыс. человек. Согласно другому методическому плану, трибуны центральной площади массового действа должны были вмещать аж 100 тыс. зрителей.

В «Зеленом городе» все должно было быть лучшее и современное. Для этого в том числе предполагалось «синтезировать самые высокие достижения западной техники с социалистическими установками», такими как «обобществление домашнего быта и идеологическое воспитание».

Жизнь в «Зеленом городе» как для постоянных жителей и временных курортников, так и для одно-двухдневных экскурсантов должна была быть «строго и точно организована, чтобы, с одной стороны, она являлась целесообразной и, с другой, чтобы служила агитатором за новый быт». В «Зеленом городе» должны были господствовать тотальный коллективизм и обобществление, в нем не должно было остаться места для «мелкобуржуазного» индивидуализма.

По замыслу проектировщиков-методистов, в выходной день летнего сезона в «Зеленом городе» должны были одновременно жить около 35 тыс. отдыхающих по двухнедельным путевкам, еще 30 тыс. человек — приезжать в «Зеленый город» на экскурсии из Москвы на день или два. Некоторые докладчики предсказывали, что в «Зеленый город» в некоторые выходные и праздничные дни будут стекаться до 100 тыс. человек в день. По другим, вероятно более реалистичным, прогнозам, планировалось, что летом «Зеленый город» будет принимать 11 тыс. экскурсантов выходного дня, а зимой — около 3,5 тыс.

Что действительно хорошо и быстро получилось у зачинщиков проекта «Зеленый город» — быстрота, с которой был создан бюрократический аппарат АО «Зеленый город», развернувший в кратчайшие сроки самую кипучую деятельность. Строительно-техническое управление «Зеленградстрой» и его планировочный отдел занимались разработкой детального генплана «Зеленого города» и техзадания для архитектурно-планировочного конкурса. Тут же на подхвате заседала межведомственная планировочная комиссия при горсовете «Зеленого города», было сформировано жюри, призванное проанализировать и дать оценку архитектурно-планировочным проектам будущей здравницы.

К участию в архитектурном конкурсе были приглашены лучшие зодчие-планировщики и проектные бюро СССР той эпохи. Из представленных четырех проектов комиссия признала лучшим проект архитектора Николая Ладовского. Проекты Даниила Фридмана, Моисея Гинзбурга и Константина Мельникова были «высоко оценены», но в целом забракованы жюри из-за того, что они «не создавали единого городского организма». Мельников, например, основал свой город на режиме сна.

Некоторые участники проекта считали, что для увеличения духа и градуса коллективизма, а также уменьшения стоимости проекта расселение основных «масс» отдыхающих должно происходить не в отдельных «жилых ячейках», как предлагал тот же Гинзбург, а в огромных «комфортных и благоустроенных» корпусах-общежитиях казарменно-лагерного типа на тысячу (!) коек каждое. Также рассматривались варианты с помещениями на 100 и в порядке исключения на 25 коек. Питание должно было осуществляться посменно в столовых на 1000 и 1500 человек. «Организация питания в ЗГ будет поставлена на новых началах. Индивидуальные кухни будут устранены, и питание населения будет производиться как питание коллективное».

Можно только удивляться грандиозности и утопичности замысла визионеров первых десятилетий советского социального эксперимента, но в архивных документах 1929–1931 годов сохранились даже наброски вариантов распорядка дня в будущей грандиозной «здравнице», включавших не только сон, приемы пищи, спортивные игры, водные процедуры, концерты и просмотр фильмов, но и ежедневную политинформацию, массовые многотысячные политические действа, сценические игры, танцы и карнавальные шествия.

Конечно, свои методические выкладки зеленгородские фантазеры аргументировали «горячими пожеланиями самих трудящихся»: «Из этого следует, что мы не на всякий спрос должны готовить предложение, а лишь на спрос, диктуемый волей революционного рабочего класса. Эту волю мы читаем в каждой строчке нашей советской печати, эту волю нам передает авангард пролетарской революции ВКП(б). Поэтому организационно-воспитательный метод Зеленого города будет покоиться на целостности организационно-воспитательного режима и на политическом содержании осуществляемого досуга».

В правлении АО «Зеленый город», располагавшемся в Москве по адресу Большой Гнездниковский переулок, 10, шли жаркие споры, нужно ли продавать в идеальном социалистическом городе будущего алкоголь или нет. Кто-то выступал за полный запрет алкоголя на территории, кто-то за то, чтобы разрешить только пиво, кто-то отстаивал точку зрения, что ради будущих прибылей (а торговля алкоголем давала советской казне высокую маржу) его продажу следует разрешить только в нескольких специально отведенных местах.

Но к 1932 году в «Зеленом городе» удалось построить лишь деревянное здание горсовета и две опытные жилые ячейки архитекторов Гинзбурга, Ладовского и Фридмана и полтора дома отдыха. Даже строительство барачного общежития для рабочих, которые должны были строить грандиозный «Зеленый город», безнадежно буксовало, на что постоянно жаловалась «Зеленгородская газета». Впрочем, в том же году она перестала выходить.

К концу 1932 года даже энтузиастам во главе с Кольцовым стало ясно, что подобного рода проект невозможно осуществить с миру по нитке, без огромных капиталовложений и волевого решения на самом высоком государственном уровне, которого очевидно не было. А советское высшее руководство не спешило тратить госресурсы на мечту об идеальном городе-саде для рабочих под Москвой. Уже к концу 1932 — началу 1933 года проект был фактически свернут, хотя еще несколько лет и продолжал существовать формально. А в 1936-м существование «Зеленого города» как самостоятельной административной единицы было признано «нецелесообразным», и его территория была возвращена в состав Московской области на правах сельской местности.

Иллюстрации: наверху — фрагмент картины Сергея Лучишкина «Массовый праздник на Воробьевых горах», 1932; Михаил Барщ и Моисей Гинзбург «Зеленый город»/журнал «Современная архитектура», 1930/tehne.com