В детстве слово «Левобережный» ассоциировалось с чем-то зеленым, растительным, никак не с водой (хоть и названия улиц все водяные: Беломорская, Прибрежный проезд, Валдайский проезд, Флотская).
Скорее всего потому, что в 1990-е этот район был одним из самых зеленых в Москве — парк Дружбы, парк «Левобережный», перетекающий в Химкинский лесопарк, и парк Северного речного вокзала — панельные пятиэтажки утопали в деревьях, за окнами моего пятого этажа качались березы, за домом росли дубы и рассказы про то, что Юрий Долгорукий забрел в лес и решил там построить Москву, казались реальными и совсем недавними. Мой друг, проживавший на Бауманской, когда впервые приехал ко мне в гости, был шокирован: «Вы что, в лесу живете?»
В 1964-м открыли станцию метро «Речной вокзал», и вокруг нее и правда был густой лес. Поэтому гулять можно было только вокруг дома, но нам хватало этого огромного, как казалось тогда, пространства на целое лето. Главным развлечением были трубы — бетонные и теплые, они лежали в два ряда, и мы бесконечно много раз ходили по ним туда-сюда ежедневно. Это был Путь с большой буквы, полный опасностей и препятствий в виде кустов или проплешин в бетоне, которые надо было отважно перепрыгивать.
Казаки-разбойники, резиночки и прыгалки были само собой разумеющейся частью детского уличного быта, но трубы не могли соперничать с ними. Желающие могли скрасить свой досуг у «корта». В реальности это была просто стена, где мы воображали себя великими теннисистами, на деле же проводили больше времени за стеной в поисках неминуемо перелетающих ее мячиков, что было даже более увлекательно. Так вот даже этот «корт» был лишь дополнением к трубам.
Улица Смольная
Вторым по популярности и разнообразию развлечений был двор школы, которой пугали непослушных детей («там одни пьяницы и наркоманы»). Он был чуть подальше от дома, чем трубы, и туда мы ходили только с родителями. Им вообще приходилось туго с нашим выгулом, поскольку тогда не было пластиковых площадок-клонов через каждые сто метров и надо было как-то выкручиваться.
Школьный двор нам казался огромным, и все годы, проведенные там, мы постоянно умудрялись находить неисследованные места. Занятий тут была масса, каждый квадратный метр, включая кусты и сетчатый забор, был излазан, изучен и для каждого придумывался определенный вид деятельности, который входил в традицию. Придя туда во взрослом возрасте, я увидела лишь маленький обшарпанный двор с парой металлических сооружений для баскетбольных колец, три с половиной палки для «гимнастики» и остатки доисторических заржавевших «тренажеров». Но наш детский глаз видел мир, сравнимый с Диснейлендом — на любой железяке можно было повисеть, покрутиться, побалансировать, перепрыгнуть на другую, сделать воображаемый дом, спуститься как пожарный, вскарабкаться как Тарзан, спрыгнуть оттуда в кучу листьев или снега. Взрослый глаз всего этого уже не видит, зато ему открывается убожество и разруха реальности, которых мы не замечали в детстве.
Пойти на более длительную прогулку можно было в Березовую аллею. Прямая бетонная дорога тянулась вдоль берез и (тогда еще) массы прочих деревьев от кинотеатра «Нева» (теперь на его месте сделают новый, с магазинами) до парка Дружбы. Зимой аллея была местом для катаний с горок. На небольшой возвышенности находилась одинокая пятиэтажка, и надо было пройти ее всю вдоль и прокатиться на каждой горочке, уворачиваясь от кустов и деревьев, а потом забираться наверх, хватаясь за ту же сушеную растительность. Весной весь этот километр бетонной аллеи превращался в длиннейший ручей. Какой только мусор мы не запускали туда, и высшим пилотажем считалось пройти его от начала до конца, где твой кораблик исчезал в бурлящих водопадах стока. Сейчас аллею решили вырубить и понастроить сорокаэтажных монстров. Жители района, естественно, защищают небольшой зеленый участок и подписывают петицию.
Там же, на аллее, находился (и до сих пор номинально есть) бесплатный каток. Он был рядом с профессиональными катками для детей из местной школы фигурного катания. Каждую зиму мы бегали после школы смотреть на фигуристов — свет прожекторов, музыка, разноцветные юбочки, виртуозные «тулупы» — и прямо в коньках лазили по огромным сугробам вокруг коробки, чтобы время зря не терять. А потом, вдоволь вдохновившись, скользили по снегу к общему катку и кружили, изобретая свои собственные способы вращения, торможения и фигуры, которые еще не скоро включат в обязательную программу.
Березовая аллея
Зимой было еще одно место для наших снежных забав, а именно Левый берег (он же парк «Левобережный»). Он находился, как нам казалось, практически на Северном полюсе. На деле — на таком же расстоянии от дома, что и парк Дружбы, который в моем внутреннем навигаторе был куда ближе. И каждый поход туда был целой экспедицией — раз в две недели огромной компанией друзей и родителей мы шли туда на весь день, и это было самое экстремальное катание с горок в моей тогда еще короткой жизни.
Начинали мы непременно с «запятой» — длинной загибающейся горки — и плавно переходили в Химкинский лесопарк, где были такие отвесные обрывы, что даже сейчас я не решаюсь подойти к краю и глянуть, а тогда это было просто «очень весело» и «побыстрее, чем обычно». После таких катаний родители складывали наши изможденные, промокшие и облепленные комьями снега тушки на санки и долго везли обратно. Есть хотелось ужасно, дома мы падали на пол, с нас стягивали заледеневшие рейтузы и снежные шапки и после этого любой ненавистный суп казался вкуснейшей едой на свете.
Летом на Левом было не протолкнуться от жарящихся на солнце тел, но мы все равно ходили получать свою законную дозу витамина D. Купались многие, но уже тогда их называли отчаянными и пророчили всякого рода мутации. Сейчас Левый берег облагородили — местные долго ворчали, но в результате там образовалась большущая площадка для детей и подростков, много деревянных лежаков и поверхностей для лежания и даже наконец туалет и какое-никакое кафе. Теперь туда съезжаются местные (и не очень) хипстеры, хотя и прочего контингента хватает. В теплые времена года на каждом углу кто-то делает шашлыки. Но если знать время, когда здесь никого нет, то даже приятно побегать, благо это устройство коснулось и другого заброшенного берега реки Воробьевки (о ее названии я узнала буквально сейчас, посмотрев на карту, раньше все были уверены, что это безымянный залив) и можно бежать вдоль воды довольно долго.
Парк Дружбы тоже был местом чудес и наших детских развлечений. Горки там были не такие экстремальные, как на Левом, но все равно достойные. Чего стоила одна ледяная широченная горка, съезжая по которой мы оказывались в пруду, точнее, на его льду, предварительно подпрыгнув на бордюре и отбив остатки копчика. Летом главным нашим занятием было лазанье — по памятникам и яблоням, хорошо и того и другого в парке было в изобилии. Уже потом мы узнали, что голые девушки с хлебами и фруктами были отлиты по эскизам самой Мухиной и что весь парк планировали сделать в форме цветка в честь Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1985 года.
Парк Дружбы
Для нас все эти скульптуры делились на те, на которые можно залезть, и на те, на которые нельзя (например, памятник Сервантесу). Ну и, конечно же, мы не слезали с многочисленных яблонь, где каждая ветка была комнатой, каждый сучок имел свое утилитарное значение в нашем невидимом мире. Парк недавно тоже закончили облагораживать, правда, особых изменений не видно. Еще пару лет назад огромное поле для отдыха и собачьих бегов застроили-таки футбольным, жители долго отстаивали его, но все безрезультатно.
Третье средоточие зелени на карте района и его главная достопримечательность — это Северный речной вокзал. На теплоходах мы ездили до Серебряного бора, где уже не боялись купаться, но это было не часто, так что главным нашим занятием были игры на просторах здания порта, построенного в стиле сталинского ампира. Мы лазили по этому уже разрушающемуся 60-летнему подобию трехпалубного корабля, напоминающему Дворец дожей. Тогда были еще живы неработающие фонтаны — Северный и Южный, один из них был с мишками.
Фонтан, 1995
Сейчас наконец активнее занялись реставрацией рассыпающегося здания. Недавно я даже побывала в мастерской художника, который делает скульптуры для фонтанов. Бронзовый дельфин лежит у него на полу среди картин, и уже готов эскиз из глины для Северного фонтана — там на краю будет стоять пингвин.
Шли годы, мы менялись, район — нет. Он законсервировался в 1990-х и потихоньку ветшал. Нас уже интересовало исключительно общение с ровесниками, за этим мы ежедневно ездили на троллейбусе на наш школьный двор, в другой район. Вяло открывались и разорялись единичные магазины, и это было единственным предметом для разговоров соседей.
А потом в 2008-м повально начали уничтожать пятиэтажки. Мы тайком ходили по пустым квартирам, боясь встретить там мародеров, бомжей или зомби. Практиковались в искусстве граффити и фото. Помню, как залезла в квартиру подруги детства. Кругом были коробки комнат, наполненных мусором. Как будто и не было уютных празднований и пряток, не было в юношестве ночных разговоров на лестнице, ночевок после отмечаний Нового года и оливье по утрам под «Мэри Поппинс». Целая эпоха закончилась, школа позади, впереди переезд в высотку и непонятная взрослая жизнь.
Все жители соседних пятиэтажек перемешались в одном похожем на Китайскую стену доме. Все стали чаще видеться у лифтов и в продуктовом, охотнее общаться. Деревьев у дома нет, зато кто-то развел цветочный сад у подъезда, и мы с дочкой высадили пустившую корни ветку.
БЦ River Сity
Приехало много новых жильцов и стало как будто больше детей (но на самом деле, может, просто больше площадок, где они концентрируются). С одной стороны, приятно, что районом решили наконец заняться, а то он застрял в своих постсоветских обветшавших 1990-х. И в порту нынче большие потоки иностранцев прогуливаются перед своим круизом по Волге, и на Левом берегу теперь модная тусовка активно качающихся на турниках и играющих в пляжный волейбол. С другой стороны, все пятиэтажки давно снесли, на их месте повырастали как грибы высотки, все покрылось бетоном, зеленых участков на карте все меньше, а места детства превратились в клонированные джунгли новых спальных районов. Выкопалось метро «Беломорская», которое и ждали, и нет.
Метро «Беломорская»
Когда его копали, срубили много деревьев. В том числе и огромный старый дуб на Березовой аллее, с которым мы провели все детство, карабкаясь по его корням на ледяную горку, обнимая его и отдыхая под его сенью. Я даже написала обращение в управу: чем же он так помешал? Ведь стоял далеко от места работ. И мне ответили, что да, этот «дуб мешал проезду техники». Хотя рядом было полно места. И не хочется быть как старушка, которая ворчит: «Нет, это не моя Москва, я ее не узнаю. Вот в мое время… » А скорее как Болконский, и раз пень дуба еще остался, то, может, однажды весной и он зацветет.
Фото: wikipedia.org, pastvu.com, Станислав Константинов, Георгий Золотарев, Наталия Андреева