Озаборенная «Яма» на Хохловской площади открыта для посетителей, однако былого градуса тусовки, доходившего в прошлом году до публичного соития, нет как нет. Иван Сапогов вспоминает историю амфитеатра и рассказывает, как живет «Яма», которая вроде бы открыта, а вроде бы не очень.

Краткий курс истории «Ямы»

В 2007 году на Хохловской площади решили построить подземный паркинг. Когда вырыли котлован, обнаружили каменную кладку, оказавшуюся стеной Белого города. Строительство остановили, а участок стены прикрыли хлипкой крышей. Так котлован и стоял брошенным, пока в 2016-м московское правительство не поручило музеефицировать стену и устроить у нее общественное пространство — флагман программы «Моя улица», долженствующий показать, как прекрасно новое благоустройство Москвы. Проектированием занималась «Стрелка».

Настал карнавальный чемпионатный 2018 год, и взору изумленной публики предстал бетонный амфитеатр, спускавшийся к музеефицированной стене. Сюда водили американскую урбанистку Сету Лоу. Городские издания наперебой рассказывали о диковине. У «Ямы» появляется дерзкий инстаграм (он и определил название!), Московский урбанистический форум присудил проектировщикам «Ямы» награду.

Несмотря на все эти фанфары, кимвалы и литавры, совершенно, в общем-то, не было понятно, какова функция нового пространства. Спроектированное как зрительный зал, оно фактически не имело подмосток — не забираться же на полувековую руину для выступлений. Проектировщики ждали здесь кинопоказов и лекций — все это действительно случилось, но не на весь амфитеатр, а в павильоне, который здесь оборудовала компания «Теле-2». Юрий Сапрыкин предлагал «дать ей [“Яме”] пожить своей жизнью, не насыщая пространство новыми событиями и смыслами, и сохранить его как часть “негорода”».

В развеселом 2018 году под чемпионат мира в Москве разрешили пить пиво (правда, только на стадионах), но, в общем-то, полиция действительно спокойно смотрела на публичное распитие, опасаясь эксцессов с иностранными болельщиками. В «Яме» стали пить, веселиться, проводить лекции и распродажи, самоорганизуясь и организуясь через инстаграм.

А вот 2019-й отметился жалобами местных жителей и приходом антиалкоактивистов из «Льва против». Они в категорической форме требовали прекратить распитие, отбирали бутылки и распыляли перцовый газ. Следом начались рейды ОМОНа, после которых тусовка приобрела мерцающий характер, то затухая, то вздымаясь в своей карнавальности до прилюдного секса.

С осени 2020 года «Яма» обнесена модным дизайнерским заборчиком из стекла. Будто не доверяя ему, полицейские выставили второй кордон из железных ограждений. «Яму» можно закрывать на замок, и сейчас калитка открыта (по крайней мере в светлое время суток).

Делиберативный урбанизм и фигура хипстера

«Яму» вызвала к жизни та тенденция в городском благоустройстве, которую социолог Виктор Вахштайн называет хипстерским урбанизмом. Рождением своим это явление, по словам ученого, обязано массовой внутренней миграции в Москву. Новые москвичи требовали новых пространств, и пространства эти были им даны.

Я бы назвал это явление делиберативным урбанизмом — в честь теории делиберативной демократии леволиберала Юргена Хабермаса, сторонника гражданского общества, сообществ, инклюзии. Установки московского благоустройства настояны на делиберативной логике. Идеи города как сцены, города сообществ, публичного пространства вместо общественного, свободы коммуникации и свободы доступа к городу, наконец — идеи города как универсального языка есть идеи вполне себе хабермасовские. Пример «Ямы» показывает, что проектируемого «полилога всех со всеми», в общем-то, не получается, а получается кое-что другое, и в идеалистическое пространство самоорганизованного сообщества в конце концов вторгается левиафан в полицейской фуражке.

С чем же это можно связать? Наверное, с проектным подходом. Когда придумывается новое пространство, непременно надо определить целевую аудиторию, в которую нередко механически пишутся некие абстрактные горожане вообще. Предполагается, видимо, что само устройство равнодоступного пространства уравнивает горожан и побуждает их к благонравию. Разумеется, пример «Ямы» и «Горки» прямо показывает обратное. В целевую аудиторию нового пространства записали студентов Высшей школы экономики, которые летом, когда «Яма» логичнее и удобнее для пользования, отправляются на каникулы.

Термин «хипстерский урбанизм» имеет большое описательное преимущество. Он показывает, что за фигуру имеют в виду авторы благоустройственных проектов — фигуру хипстера, респектабельного неместного фланера. Это именно та фигура, благодаря которой мы вообще знаем о «Яме», благодаря которой я и пишу сейчас эти строки. Это фигура, которая дала «Яме» медиажизнь.

«Медиа-Яма»: инстаграм и клофелин

Маркетолог Кира Легут, в прошлом году защитившая дипломную работу о «Яме», называет эту прослойку «Ямой-2» («Яма-1» — это местные жители, а о «Яме-3» мы поговорим дальше). «Яма-2» — это «Медиа-Яма».

Я выше сказал, что фигура урбанистического хипстера — это фигура гуляки неместного и респектабельного. Почему респектабельного? Взгляните: этот субъект чрезвычайно законопослушен. Он окорачивает выпивающих буйно. Он знает, что пиво в общественных местах пить не дозволяется, и надеется, что статус-кво, достигнутый в «Яме», не перейдет к нему во двор. Наверное, он даже в целом оправдывает запрет на публичное распитие и думает, что так всегда и было, а между тем еще десять лет назад пить пиво на улице было легально (а вот водку — уже нет).

Почему неместного? Разделение пространства жилья и развлечения у Ле Корбюзье появляется неспроста: никому, в самом деле, не хочется иметь во дворе шумный аттракцион, сколь бы ярким он ни был. Таким образом между «Медиа-Ямой» и местными жителями уже назревает некоторое противоречие.

Появление клофелинщика повергло публику «Медиа-Ямы» в шок. Недавно стало известно о приговоре отравителю. Безусловно, в выстроенном «Медиа-Ямой» мире (сюда приходят музыканты знаменитых групп, мы убираем за собой, все так прекрасно и мило!) клофелин был немыслим. Если смотреть на то, что было написано о «Яме», складывается картина идиллии: прекрасные респектабельные люди пьют дорогие напитки, убирают за собой бутылки, устраивают обмен одежды на фрукты, и даже полиция не против — что может пойти не так? Ну разве что «Лев против» мешает. На самом деле за медиафасадом «пространства для всех» скрыто несколько исключений и умолчаний, ставящих под вопрос всю конструкцию.

«И все остальные»: парадоксы «Ямы»

Есть какой-то особый, совершенно любострастный способ писать о городской среде в городских же медиа, ныне уходящий в историю — специфическая его обжорность, должно быть, обусловлена тем, что авторы не сразу сумели сместить жанровый переключатель из положения «что нового съесть» в положение «что нового погулять». «Сюда ходят все: местные жители, студенты Вышки и Британки, уличные музыканты, нарядная публика с коробками из Pinsa Maestrello, туристы и все остальные», — писал The Village. Вот этих «всех остальных» и стоит разъяснить.

Когда случился известный эпизод с публичным сексом в«Яме», одна из авторов инстаграма @yamamoscow у себя в твиттере (ныне он удален) высказалась в том духе, что, мол, не за такую «Яму» мы, то есть авторы инстаграма, боролись. В 2018-м они признавались, кого именно хотели бы исключить из пространства. Это как раз таки и есть «Яма-3», по Легут, шумные ночные подростки: «“Яма” хороша тем, что тут все-таки меньше обрыганов. <… > Раньше мы тусовались в барах и на коробке на Чистых, а теперь есть настоящее место сбора всех знакомых и друзей. Хотя сюда и стало ходить много говнарей с Синагоги — сквера в Спасоглинищевском переулке. Там спот для спайсовых школьников: у них даже нет инстаграма. “Яма” культурнее». Инстаграм как мера культурного уровня — каково!

Подлинно классовая неприязнь чувствуется в этих словах. Люди, давшие «Яме» имя и смысл, мудрые правители, собеседники муз («… всякие музыканты бывают: “Влажность”, “Залпом”, недавно IC3PEAK видели») не хотят отдавать пространство каким-то чуждым им подросткам, которые не входят в их круг, не хотят себя вести так, как должно, и участвовать в свопе одежды на фрукты. Недостаточно хорошо одетых людей в «Яме» видеть не хотят и презирают, защитников особым образом понимаемого «порядка» в виде активистов «Льва против» боятся и ненавидят.

Неспроста апология пива в речи «Медиа-Ямы» устроена очень занимательно. Конечно же, «Медиа-Яма» никогда не оправдывала распитие, доведенное до максимума, и осуждала как неумеренность «Ямы-3», так и пуританство «Льва против». В своей защитительной речи против «Льва» соведущий инстаграма @yamamoscow Виктор Булгаков подчеркивает, что полиция знает о порядках «Ямы», но не вмешивается, а на «Льва» планируются заявления. Целиком же месседж апологии пива в «Яме» можно восстановить так: «Мы культурные люди, мы все делаем хорошо и хотим подчиняться порядку. Пожалуйста, не бейте нас и разрешите пить пиво хоть где-то, а от нонкомбатантов общественного порядка защитите».

Любопытно, как образцовый делиберативный консенсус, продержавшийся весь 2018 год, к 2019-му обратился в петицию и смиренный совет править и владеть, не допуская «не того» распития и злых «львов» — так английский парламент вручал лорду Кромвелю протекторат. Как и квазиреспубликанский протекторат, «Яма» окончилась своего рода «реставрацией Стюартов», лишившись ганзейского права на распитие и инстаграмное самоуправление.

У Гаршина есть сказка «Attalea princeps», в которой пальма-революционерка рвалась на волю из теплицы («Если одна какая-нибудь ветка упрется в стекло, то, конечно, ее отрежут, но что сделают с сотней сильных и смелых стволов?»). Директор оранжереи очень хвалился таким рослым экземпляром, но когда пальма наконец сломала стекло, она замерзла и была спилена.

Впрочем, кое-какая растительность от теплицы осталась. В пятницу вечером в «Яме» собираются люди, но большой разницы между любым сквером или лавочками Бульварного кольца вы не увидите: они, проходя узкими вратами открытой стеклянной калитки, садятся либо по одному, либо по двое, болтают — нет больше ни шумных компаний, ни басистых колонок. Там сидит красивая пожилая пара, тут юноша сосредоточенно рисует что-то стилусом, наверху преподаватели Вышки обсуждают сессию и госэкзамены.

Около семи часов к одной из двух калиток «Ямы» медленно подъезжает автозак. Из него выходят экипированные росгвардейцы. Они занимают пост у другого выхода и внимательно следят за отдыхающими. Амфитеатр «Ямы» из образа римского Форума (мудрые сенаторы, неразумный плебс, народные трибуны, ликторы — все на своих местах) мигом превращается в паноптикум — всеподнадзорное огороженное пространство, из которого не убежать. Все сидящие прекрасно видны и превосходно контролируются. Любой же, кто нарушит благолепие здешних мест, будет неотвратимо наказан: выходы перекрыты, а двухслойный забор высок.

Фото: Ирина Бужор/Коммерсантъ/Fotodom, Иван Сапогов