За последние десять лет в нашей стране появились четыре новых города-миллионника — Воронеж, Краснодар, Пермь и Красноярск. Неизбежная урбанизация (а в России в городах живет 75% населения) — мировая тенденция, при которой большие города все менее отличимы друг от друга. Архитектор-урбанист Дмитрий Селивохин, работавший над изменением облика Волгограда, Тюмени и Московского Кремля, отвечает на вопрос «Москвич Mag», не слишком ли все российские города становятся похожи на Москву.
Я давно заметила, что каждый российский город, если говорить об организации городской среды, стремится быть немножечко Москвой. Почему?
Москва сегодня — передовой город мира с точки зрения урбанизации. Мы это сразу замечаем, приезжая из любого европейского города. Там тоже классно, но в Москве удобнее. Новые благоустроенные зоны Москвы, Казани и Питера задали архитектурные практики, которые гарантируют успешность. Чиновникам понятно, сколько денег надо потратить и что мы получим в результате. Приходит к тебе мэр далекого провинциального города и говорит: «Мы хотим у себя парк Горького». Зачем он там? Почему? Но заказ есть, и все рисуют пресловутые перголы, которые являются гарантом того, что ты «актуальный и все правильно понимаешь».
А если ты идешь по пути поиска нового, это большой риск. Это может не зайти народу, губернатору может не понравиться, он скажет: «Фу, чего вы сделали, вот на парк Горького посмотрите!» Есть проверенные ходы и зачем от них отступать? Не все управленцы на местах готовы отстаивать свою идентичность. Многим это кажется опасным, легче идти привычными, проторенными дорожками. Это как сериалы — все делается по одному сценарию с разными актерами и локейшенами. И, конечно, это огромный минус, потому что среда становится одинаковой, без местного колорита, все усредняется, хотя качество в целом повышается, но без каких-то интересных прорывов.
Допустим, есть у нас свободный от стереотипов губернатор, и он говорит: «Сделайте мне парк, который бы учитывал специфику моего региона, местные традиции, чтоб он был не похож на унифицированные московские парки». Как вы начнете работу над таким проектом? Есть какие-то примеры?
Многие губернаторы так и говорят, и тут же архитекторы предлагают им вариацию парка Горького. Эту задачу можно качественно реализовать, если архитектору и команде действительно интересно ее решить, а не просто найдены люди по принципу дружбы и семейственности и делают какой-то там парк.
Россия — речная страна, и Москва, и любой уездный город N стоят на берегу какой-то речки. Но эти реки оторваны от городской среды.
Сегодня заказчиком архитектурного объекта является каждый, и чтобы выдать качество, нужно разобраться в запросах аудитории и обработать информацию — это так называемое социокультурное программирование. Мы строим не столько объект, сколько среду. И очень важно, где мы ее строим. Вот, например, Тюмень. Есть определенная схема: здесь детская площадка, тут место для спортивных тренажеров, клумбы, павильончик, а здесь скамейки, и получается парк. А Тюмень говорит: нет, это все надоело. Самое ценное, что есть — это зелень, и мы чертим зеленый каркас Тюмени. Скоро Тюмень станет одним из самых зеленых городов России, это наша стратегическая задача. Мы сажаем крупные деревья, и Тюмень становится городом-лесом, где мы ходим по траве среди огромных деревьев.
Вообще в Тюмени мы решили опробовать совершенно инновационную для России фишку — открыли центр стратегического развития «Сибирь», и ему даны широкие полномочия. Это структура, которая во многом определяет, как сложится новый облик Тюмени, там идет работа и над мастер-планом города, и в общем над архитектурным ландшафтом. К тому же этот центр не только проектный офис, но и культурная площадка, популяризирующая идеи и инициативы, словом, это энергетический центр архитектуры в Западной Сибири.
Также ставка делается на благоустройство реки. Кстати, это огромная проблема, с которой сталкиваются многие города. Россия — речная страна, и Москва, и любой уездный город N стоят на берегу какой-то речки. Эти реки оторваны от городской среды — где-то течет красивая река, а прогулочная зона далеко от нее. А почему бы не сделать так, чтобы к реке можно было спуститься и помочить там ноги? В СССР на берегах рек часто строили заводы, и сейчас вдоль них мы видим заброшенные промзоны или развалившиеся набережные. Это надо апгрейдить во многих городах.
Расскажите про свой опыт в Волгограде. Что вы туда привезли из Москвы?
Меня пригласили в Волгоград делать летний лагерь. В то же время город разрабатывал стратегию благоустройства и нужен был быстрый и неформальный инструмент реализации. И я предложил руководству региона организовать центр компетенции по вопросам городской среды. Мы назвали его «Вяз», это государственный центр, который аккумулирует все задачи, связанные с развитием города — архитектура, урбанистика, благоустройство центра города, озеленение. Это объединение, которое изучает запросы населения и делает самые сложные городские проекты. Мы собрали туда классных местных архитекторов, параллельно привлекаем студентов на стажировки… По сути это волгоградская «Стрелка», где все что-то придумывают, ходят хипстеры и всем весело. А наш московский офис страхует все проекты, если вдруг их становится слишком много и надо срочно усилить команду.
«Вяз» напоминает центр «Сибирь», который декларировал системный подход к развитию города — мы проектируем не какой-то один парк, а всю городскую систему. Сейчас, например, делается пойма реки Царицы — это самый центр Волгограда. В одной стороне мы проектируем технопарк «Сколково», в другой — спортивный парк примерно на 50 гектаров, в его рамках строится самый крупный в стране аквапарк. В городе стоял огромный овраг, а наша архитектура — укрепление стенок этого оврага. В результате получается шикарный каскадный парк. Это проекты, которые полностью меняют облик города, делая его современным.
По следам нашей работы в Волгограде приехала команда из Тюмени смотреть, что мы организовали. И губернатор Тюмени решил открыть такой же центр у себя, но уже с более широким функционалом. По сути совместно с департаментом земельных отношений Тюмени центр «Сибирь» выполняет функции главного архитектора. Это очень интересно. Функция главного архитектора оказывается распределена между несколькими смежными институциями, все решается прозрачно и коллегиально, а единоличной персоны, на которую можно было бы оказывать давление, попросту нет. Словом, в Тюмени сейчас отрабатывается совершенно инновационный механизм работы с городской средой, и главное, что он максимально прозрачный.
Московские урбанистические находки копируют архитекторы в других городах. А что-то из провинции приходит в Москву?
Из провинции в Москву и другие города-миллионники, на мой взгляд, пришел экологический подход. Лет пятнадцать назад в Москве все было серьезно — солидные скамьи в скверах, чтоб никто их не сдвинул, бетоном все залито, дорого и мощно. А сейчас вдруг появилась легкая деревянная набережная, какая-то воздушная лесенка, полешечки лежат, там пенечек, а за ним зарядка USB. Эта демонстрация уважительного отношения к природному дискурсу, мне кажется, пришла отчасти из провинции. Например, в парке Малевича в Одинцовском городском округе зона лесного массива отделена от прогулочной гравийной дорожки маленьким деревянным бордюром (не бетонным, не каменным). Это мое допущение, конечно. Обоюдные архитектурные заимствования требуют изучения, я исследование не проводил, команды архитекторов переплетаются, все работают и в Москве, и в провинции.
Ну и однозначно Москва взяла от периферии системный прозрачный подход к управлению городом — мэр и большая часть его команды пришли к нам из Тюмени.
Сейчас вырисовывается понятие «национальный архитектурный ландшафт». Что имеется в виду?
Выше мы говорили о том, что ты делаешь перголы из деревянных реек, под ними стоят хипстеры с коктейлями, фонарики, легкие павильончики с окнами в пол и девушки с просекко — у тебя готовая модная городская среда. Но все это одинаковое, среднее и вообще никак не связанное с нашим культурным кодом. Эти картины ничего не транслируют, все эти формы были заимствованы из среднестатистической Европы — то ли это пригород Берлина, то ли центр Уфы, сразу не поймешь. Народ уже вяло реагирует на павильоны с окнами в пол, к ним все привыкли, соответственно, падает капитализация. Для первой волны городского благоустройства это было классно, понятно, что парк с веревочными гамаками симпатичнее, чем ржавые качели в замшелом сквере.
Идентичность спряталась там, где мы перестаем восхищаться, что за границей все гораздо лучше и мы этих высот никогда не достигнем, а просто начинаем придумывать свое.
Но мы начинаем жить в среде не свойственных нам графических координат. В чем наша идентичность? Точных ответов пока нет, наша задача — ставить эти вопросы, искать и находить решения. Конечно, наша идентичность не в куполах церквей, самоварах и пряниках. Мне кажется, она базируется на конструктивизме, на минимализме. Русский народ очень талантливый, когда архитектору говоришь, что денег нет вообще, нельзя ничего себе позволить, материалов нет, только куча хвороста, вот тут начинается самое интересное. Сразу удается придумать что-то выдающееся из ничего — это наш путь. Ну и деревянное зодчество, лес — это тоже наше. Думаю, идентичность спряталась там, где мы перестаем восхищаться, что где-то там за границей все гораздо лучше и мы этих высот никогда не достигнем, а просто начинаем придумывать свое.
Вот сейчас идет поиск идентичности Тюмени. Это сложный город — малоэтажная застройка бессистемно перемешана с девелоперской, лоскутное одеяло. И вот мы говорим, что Сибирь — это лес, и у нас будет город-лес, столица Сибири, и дальше мы посмотрим, как на это отреагируют люди и рынок.
А в случае с Волгоградом помимо памятника «Родина-мать», который, без сомнения, самый мощный символ, навечно вписанный в город, есть еще великая русская река Волга. Сейчас город — это длинная стокилометровая подкова. Он задыхается в пробках и логистически неудобен. Есть остров Сарпинский, один из самых больших речных островов в Европе. Так вот, магистрали должны быть переброшены на этот остров, он будет осваиваться, и город из линейно-кольцевого превратится в архипелаг, а река станет его ключевой артерией. Это будет невероятно волшебный город со своим лицом, и «Родина-мать» будет на все это смотреть.
А в Москве какой национальный архитектурный ландшафт и чего не хватает архитектуре Москвы?
Москва многослойная, у каждой эпохи свой стиль, и их надо сохранять. Это город архитектурных контрастов, и это здорово. В Москве не хватает бережного отношения к историческому наследию. В современном большом городе архитектор должен работать, как высококлассный хирург, который умеет делать точечные операции. Ты не должен задеть жизненно важные органы, не можешь снести половину организма, чтобы что-то там улучшить.
Фото: из личного архива Дмитрия Селивохина