Помните финал четвертого фильма о Гарри Поттере? Там, где заглавного героя заманивают на могилу родителей Волан-де-Морта и приковывают к высоченной надгробной горгулье, чтобы сварить из его крови и еще кое-каких биоматериалов других людей зелье, которое вернет Темному лорду тело? Вы же тоже, когда смотрели, ловили себя на мысли, насколько инфернальнее все это могло бы смотреться не в английском Литтл-Уингинге, а на Митинском или Хованском кладбище?

Берлинцы вот тоже используют свои кладбища не только по прямому назначению — в последние годы они все чаще открывают на них кафе. Таких в немецкой столице уже работает примерно с десяток (на 200 с небольшим кладбищ — это, кстати, заметно больше, чем в Москве при трехкратной разнице населения).

Нельзя сказать, что это чисто локальное явление. Свои Friedhofscafés есть и в Баварии, и под Франкфуртом, и даже в Вене. Французы, испанцы и много кто еще активно водят по кладбищам и церковным склепам тематические туры и проводят далеко не только органные концерты (у нас я с ходу смог вспомнить лишь экскурсии «Все селебы Ваганьковского»), но берлинцы пошли дальше всех — и количественно, и качественно.

В Шенеберге с середины XIX века есть небольшое протестантское кладбище святого Матиаса (или Мэтью) с могилами братьев Гримм и неудачно покушавшегося на Гитлера Клауса фон Штауффенберга. По шпееровскому плану преобразования города тут все предполагалось снести, но вместо этого кладбище зажало между авторазвязкой, гипермаркетом товаров для дома Hellweg и выныривающими из-под земли путями городских электричек от Центрального вокзала на Дрезден и Мюнхен. На входе сразу за оградой стоит буквально избушка с вывеской Finovo и огороженным внутренним двориком сотки на полторы. Это старейшее кладбищенское кафе Берлина, оно работает с 2006 года.

Внутри все предельно камерно и винтажно: салфетки и занавески с вышивкой, книжные стеллажи, разношерстная посуда и коллекция матрешек. Прихожая, проходная комнатка и комната побольше с кофейно-барной стойкой — все вместе хорошо если 30–40 кв. метров. Больше всего похоже на квартиру, откуда только что увезли на погост какую-то бабушку. В крайнем случае — на букинистические лавки на Литейном в Питере (на Москву этот непритязательный обшарпанно-расслабленный уют никак не похож, а на Петербург очень даже. А весь квартал вокруг идущей неподалеку улицы Bergmannstraße с модернистскими фасадами и мрачноватыми дворами-колодцами все русские берлинцы называют Петроградкой).

«Можете только, пожалуйста, внутри не фотографировать? У нас тут бардак сейчас, ремонт идет», — немного смущаясь, просит меня единственная официантка. На довольно чистом русском, но с интригующим акцентом. «Ваше кафе как-то связано с Россией? — спрашиваю я, показывая на матрешек. — Владельцы?» — «Нет, это нам одна дама оставила, у которой тут мужа похоронили. Он был русский. А я сама из Казахстана, но среди предков есть немцы. И турки».

Я заказываю себе Dalgona Kaffee за 6 евро. Приносят большой стакан с толстенной шапкой коричневатой пены — на вид почти как фрапучино, но без мороженого. С первого же глотка этой пены и молока под ней понимаю, что дальше гипергликемическая кома. «Это мы сами готовим! Взбиваем из кофе и сахара. Ой, да, я не предупредила, он сладкий очень! Хотите я вам принесу просто кофе и молока разбавить?»

Кроме меня внутри щебечет лишь компания из трех пенсионерок с кофе и штруделями (и которые все равно все фотографируют!). Впрочем, в ноябре в Берлине темнеет даже раньше, чем в Москве. Летом кафе и кладбище работают до 20.00, но сейчас примерно полпятого и уже сумерки, до закрытия осталось всего полчаса. Под звук разгоняющейся почти как по МЦК электрички я направляюсь к выходу.

В Кройцберге на площади в несколько десятков тысяч квадратных метров сразу пять кладбищ (все XIX века основания), разделенных оградами и приписанных к разным церквям. Прохожие уточняют, что вроде бы одни уже закрыты для новых погребений, а другие еще нет, но это не точно. Вообще устойчивый тренд среди берлинцев в последние десятилетия — рост популярности кремации, так что проблема с местами захоронений даже в городской черте так остро, как в Москве, не стоит.

Кафе занимает средних размеров домик из темного кирпича. В сумерках оно становится ориентиром, его возвышающиеся над каменной оградой окна — единственный источник света по эту сторону улицы.

От Finovo 10 минут на велосипеде, но эта часть города уже чуть буржуазнее, и кафе под стать: жизнерадостная роспись на стенах под многометровыми сводами, расслабленная музыка а-ля рестораны где-нибудь в Камергерском переулке, биомороженое. Витрина с лоснящимися круассанами, кишами и чизкейками. От условной Камергерки, опять же, отличает только наличие брецелей с маслом — в Москве за ними, скорее всего, пришлось бы отдельно топать в «Азбуку вкуса».

Над мороженым — объявление про кладбищенские экскурсии и клуб психологической взаимоподдержки потерявших близких (вступить можно по QR-коду). Напротив него читают что-то явно артхаусное под флэт-уайт и кортадо девушки в небанальных свитерах — есть ли среди них скорбящие, сказать трудно.

Внутри свободно больше половины столиков, а вот снаружи даже при +11 и в кромешной тьме почти все занято. Возможно, это как-то связано с тем, что этот кладбищенский кластер с востока плавно перетекает в популярнейший у местных парк «Хазенхайде» (площадью примерно с Нескучный сад), а с юга — в парк «Темпельхофер-Фельд». Это поле размером почти два на три километра на месте закрытого аэропорта Темпельхоф вообще занесено в Книгу рекордов Гиннесса как крупнейшее в мире незастроенное пространство внутри города.

21 Gramm в районе Нойкельн — еще одна кофейня не только для скорбящих: с одной стороны улицы кладбище святого Томаса с небольшим алавитским сектором для мусульман, а через дорогу еще одно, маленькое, кладбище, через которое каждый погожий теплый день тысячи берлинцев валят от метро на то самое гигантское Темпельхофское поле и обратно.

Снова идеально хипстерский интерьер, только на стенах философские цитаты вместо райских птиц. Изучив двуязычное меню, делаю заказ и лезу изучать сайт заведения. «21 грамм» работает уже восемь лет. Название взялось от поверья про вес души. В соцсетях кафе можно в пару кликов забронировать столик. Есть форма заказа для частных мероприятий — на весь зал или на несколько столиков.

Мне приносят кофе и что-то типа шарлотки, но вишневое. Кажется, последний раз такой баланс кислого и сладкого и текстуру теста я пробовал лет двадцать-двадцать пять назад в шарлотке с антоновкой у бабушки. Ныне покойной, кстати.

В рецензиях кафе называют оазисом спокойствия на Hermannstraße. Пока мне кажется, что более или менее весь Берлин по сравнению, например, с Москвой в пределах ТТК — оазис спокойствия. Иногда даже чересчур. А вот полноценное бранч-меню до самого закрытия (17.00), да еще и карты принимают к оплате от любой суммы счета — это да, таких оазисов нужно больше. За пределами кладбищ они сосредоточены в основном в богемном Пренцлауэр-Берге и клубном Фридрихсхайне, которые начали джентрифицироваться первыми, в 1990-х и начале нулевых. Потом за ними подтянулся Кройцберг, а Нойкельн, как считается, еще только следующий на очереди.

Из-за наследия Стены у Берлина так и не появилось единого центра, и жители любого района внутри огромного кольца эсбана считают им именно себя. И не очень любят просто ради кафе ехать куда-то дальше чем 15–20 минут на велике (получается радиус даже не одного района, а скорее квартала. По-берлински — Kiez). И вот представьте себе, что ваш Kiez абсолютно самодостаточен и даже в соседние лишний раз ездить в лом. Но хочется выбраться из дома на кофе. А ближайший вариант — тихое и зеленое место, пусть и с деликатными каменными плитами, которые тут и там виднеются из листвы. Почему бы и нет? Основная часть посетителей видят друг друга регулярно, так что вокруг такого кафе можно еще и объединиться во что-нибудь — от воркшопов до йоги. Немцев, по крайней мере живых точно, хлебом не корми, лишь бы была возможность социализироваться, налаживать горизонтальные связи и создавать новые структуры, в которых можно будет прописывать устав и заниматься чем-нибудь еще организационным.

В районе Митте конкуренция пожестче, даже если брать одни только итальянские заведения. Но, судя по количеству посетителей, открытое четыре года назад кафе «Лизбет» на St. Elisabeth Kirchhof прекрасно справляется. Внутри большая семья с детьми, компания друзей и несколько парочек.

По площади и интерьеру «Лизбет» гораздо скромнее «21 грамма» и «Фридберга», но более минималистичное и современное. В меню уже небольшие разделы брускетт, салатов и паст — если и не полноценное кафе, то точно не кофейня. Главный упор, кажется, сделан на аперитивы и коктейли, от классических до авторских.

«Нас основало Kultur Büro Elizabeth, это такая НКО при кладбище, типа попечительского совета. А год назад наняли нас с мужем, — объясняет мне приветливая женщина в фартуке за стойкой. — Мы с ним взяли на себя всю гастрономическую часть». В голове сразу поплыл известный мем про «пироги из вишни — слова излишни, пироги с капустой — вкусно и грустно, пирог с грибами — ты больше не с нами».

«… да, поначалу в основном были те, кто приходил родителей навестить. Еще мы поминки организовываем, почти каждый день. Но сейчас столько и туристов, и местных подтянулось, что посетители кладбища в них практически растворились».

Команда «Лизбет» также подчеркивает, что работает с учетом специфики местоположения, например, здесь бронируют столики для дней рождения (но без больших шумных компаний), а вот отпраздновать свадьбу не дадут точно. И просят не пить апероль-шприц и другие коктейли на основе игристого на террасе с видом на надгробья. Которые здесь, кстати, показались мне самыми навороченными по декору. Видимо, это потому что Елизаветинское кладбище — одно из 14 непротестантских в Берлине. Как говорила про такое в «Отчаянных домохозяйках» героиня Евы Лонгории: «Католики! Ничего не скажешь, умеют скорбеть красиво!»

Но кладбищенские аперитивы — это не предел. Неподалеку от «Лизбет», почти на границе Веддинга с Митте, работает целый небольшой берлинский «Винзавод». Или скорее «Стрелка». Работает в здании бывшего…  крематория, трубу которого видно еще по пути от метро. Его построили в 1912-м, затем несколько раз модернизировали и прекратили сжигать трупы лишь на столетний юбилей. Теперь внутри кафе Mars, анфилада просторных залов с приглушенным теплым лофтовым светом низких потолочных ламп, диваны с пледами и подушками, бесплатная мятно-лимонная вода, вина недели и стенд с сезонным предложением тыквенного латте. На террасе допивает и курит дама с далматинцем. За соседним столиком один убеленный сединами мужчина с профессорским лицом в кожанке с диктофоном наперевес берет интервью у другого почти такого же.

Моя догадка немедленно подтверждается — девушки за стойкой говорят между собой по-русски. Я подхожу и листаю меню — здесь уже подают и полноценное горячее. Я спрашиваю, есть ли темное пиво. «Нет, и, честно говоря, я вам у нас пиво вообще не советую. У нас собственная пивоварня, но она очень средненькая. Возьмите лучше сидр! Или вот домашнее мороженое есть хорошее».

За окном опять смеркается, но «Марс» работает аж до 21.00. Спрашиваю, где здесь обещанный коворкинг и все остальное. «Ну это не совсем коворкинг. Это, я забыла, как по-русски…  в общем, тут в основном снимают под офисы». — «Бизнес-центр?» — «Нет, тут в основном художники и музыканты. Вот, например, справа за стенкой маленький концертный зал. Там когда кто-то выступает, ребята у нас в кафе переодеваются. А слева студия графического дизайна. Еще кинотеатр этажом выше сейчас делают. Ну и выставки круглый год, конечно».

Обратно на улицу нужно идти через совсем уж маленькое (5–10 рядов могил, плюс колумбарий) кладбище. Как и почти все в Берлине, оно густо заросло не только деревьями, но и всяким подлеском. Один из кустов подозрительно шуршит. Я замедляюсь — и с расстояния метров двадцати-тридцати вижу парочку, занимающуюся сексом, оперевшись на одно из надгробий. Вот уж воистину, возвращаясь к Гарри Поттеру и Джоан Роулинг, жизнь и любовь побеждают смерть. Даже когда на улице +11.

Фото: Christian Jungeblodt/The Guardian, Андрей Шашков