В маршрутке:
— Просто я его сижу по ватсапу отслеживаю, как дурочка какая-то. Заходил — не заходил. Заходил, а не написал. Я, между прочим, тоже себя нашла, знаешь, не на помойке. Два языка все-таки знаю. Мне даже на работе говорили, что не хотели меня брать, что я такая умная. Ну, что не сработаемся.
Из-за двери туалетной кабинки:
— Он вечно все покупает, за все платит. Ему пофиг — хочу я есть, не хочу — он пальцем по меню проводит, берет все подряд. Он даже не знает, что я ненавижу этот ананасовый смузи! Вечно берет какую-то шляпу, которую я не ем!
Парочка пенсионеров в «Ашане»:
— Ты смотри, какое тут все красивое. И помидоры, и баклажаны. Прямо все блестит! Прямо все светится! Это ж где такое растет-то? Хоть посмотреть!
— Да в машине стиральной моют, наверное.
На Тимирязевской улице:
— Мы ездили с Танькой на рынок на Дубровку. Она себе пальто хотела. Я там первый раз, и она тоже. Зависли там у одной палатки: продают пакеты из всех магазинов: ЦУМ, Dolce & Gabbana — ну вообще все крупные магазины. Просто пакеты и все. Мы с нее угорели, конечно!
В автобусе №89:
— Я люблю День Победы, потому что я свой орден пришурупоню, и милиционеры со мной сразу так мило разговаривают. Это что. Раньше, когда у меня сестра была жива, я к ней в Ленинград ездила. Там есть улица Савушкина, героя-летчика, мы там собирались, играли, выпивали. А сейчас думаю, что выпить надо на 9 Мая-то, а все умерли — некому напомнить. Сейчас какое число, не знаете? А то мне бы не пропустить в этом году. У меня уже все умерли. Я в деревню езжу раз в год, а там у нас кладбище: мама, дядя, папа, сестра. Все рядом лежат, только меня и ждут. Все не дождутся. Я всегда на Пасху туда еду. И у нас там на кладбище всегда наряд ставят, чтобы никто не безобразничал. А я тамошнему Виктору, нашему бывшему милиционеру, шоколадное яйцо покупаю. У меня пенсия-то 28 тыщ, а у него 9.
В пекарне:
— Здравствуйте, мне что-нибудь щадящее к чаю, но чтобы можно было есть!
Две женщины у продуктового магазина:
— Учебу забросил, все какие-то машинки свои электрические гоняет в парке. Снег сошел — его вообще дома нет. В наше время машинки в восемь, ну максимум в десять лет заканчивались. А этому скоро 22.
В спортивном клубе:
— И вот он приедет и начнет: «Да у нас разве есть какое-то станкостроение?» Или: «У Байкала все китайцам продали». Так и хочется сказать: «Да ты расслабься, да? Мы в Москве живем, мы последние погибнем, если что».
У светофора:
— Да куда ты спешишь-то? Красный! Не спеши, некуда спешить — нам уже 30.
На детской площадке в Выхино:
— Так, я сказала, слез с этой еб…чей горки! Алле?! Че ты у меня тупой такой? (в телефон) да я не тебе, да этот мой не даст спокойно поговорить. То горку ему приспичит, то лестницу!
В Галерее Солянка:
— А Трегулова-то взяла и оттяпала ЦДХ. Кто бы мог подумать?
— Да, я тут смотрела по «Культуре» про Репина, она там говорила, что у Репина открылась православная сторона. Что его можно изучать с православной стороны.
— Ой, ну молодец, конечно, знает, куда чихнуть.
Девушка по телефону в парке:
— Да, я гуляю с Коко. Ну она старая лахудра такая, еле ходит уже. Не знаю, зачем ее тетя Наташа держит — лучше б усыпить. Все равно она ничего не слышит и почти не видит. Что в парке, что на балкон поставь — не отличит.
На троллейбусной остановке около Университета управления:
— Я вообще не знаю, как она будет сдавать экзамены: я ее ни разу не видела с книгами. Или с конспектами. Я надеюсь, что она хотя бы умеет читать…
Зазывала у маршрутки:
— Отправлямся, девушка, отправлямся, последний мест! Мужчина! Один последний! Одно! Один… место. Мест. Последний! Женщина, зайди, и больше не будет мест после тебя! Все займешь!
— Ага, спасибо, б..дь!
У метро «Кропоткинская»:
— А так на ужин я не знаю, что есть. Я уже неделю в холодильник не заглядывала: у нас же сдача проекта. Так что ты там уже как-нибудь сам.
В Дисконт-центре на Орджоникидзе, 11:
— Че, брать или не брать?
— Ну а че, бери, сходишь на встречу эту и маме потом отдашь на крайняк.
— Да ты че, она такое носить не будет. Она у меня на йогу ходит и в инстаграме сидит. Она в курсах.