Сейчас кажется, что мало какой бизнес массово процветает в Москве, как прокатный. Но московский прокат вполне успешно существовал больше ста лет назад.

В дореволюционной Москве почти не было специальных прокатных контор. Но прокат существовал и даже процветал. Им занимались владельцы обычных магазинов, где можно было и купить интересующую вещь, и взять ее во временное пользование.

В аренду выдавалось все. Можно было побывать в гостях в роскошном доме с замечательнейшей обстановкой и даже не догадываться, что все это, начиная с самого дома, всей его обстановки, картин, граммофона с пластинками и заканчивая платьем хозяйки, было взято в прокат.

Это было выгодное дело. Хозяин вещи получал за нее деньги, не теряя самой вещи. Но и рисковал он нешуточно. Никаких компьютерных баз данных не существовало, а империя была огромная. Вот заметка из «Московского листка» от 1902 года: «11 апреля доверенный музыкального магазина Кернер, по Газетному переулку, Г. Буркевич заявил, что одному из жильцов дома Барютина на Мещанской улице было дано напрокат пианино; жилец скрылся из Москвы, захватив с собой музыкальный инструмент. Похищенное пианино стоит 525 руб.».

Прокатный бизнес процветал, но процветал в ответ и бизнес криминальный. Кража прокатных вещей ставилась на поток. Вот что вытворял некий поручик запаса С. Князев: «В 1908 году подсудимый, уже пожилой человек, брал напрокат у разных лиц пианино, затем немедленно продавал их и деньги присваивал. Операции эти он проделывал под фамилией убитого в Японскую войну штабс-капитана Шульберга с его паспортом и в сообществе с его вдовою, которую он выдавал за свою невесту».

На Воробьевых же горах и в Лужниках любителям веселых пикников за небольшую плату выдавали самовары.

В прокат можно было взять даже домашних животных, чем пользовались многочисленные уличные фотографы и хозяева портретных фотоателье. Эту услугу оказывал Зоологический сад, нынешний зоопарк. Александр Галич упоминал этот факт в песне «На сопках Манчжурии»:

А шарманка дудела про сопки манчжурские,
И спала на плече обезьянка прокатная…

Доходило до смешного. Владельцы одного винного магазина, чтобы подчеркнуть свою респектабельность и элитарность, запретили вход в беретах, кепках, в чем угодно, кроме шляп. Рядом сразу же открылось заведение с вывеской «Шляпы на прокат».

А в 1908 году «Московские вести» извещали: «В Москве открывается отделение склада петербургского общества самаритян. В этом складе имеются всевозможные предметы, необходимые для лечения и ухода за больными, за исключением лекарств.

Эти предметы будут отдаваться напрокат бедному населению города по рекомендации врача безвозмездно или за уменьшенную плату».

Действительно, нет никакого смысла покупать, к примеру, костыли при переломе — вряд ли кому-нибудь это понравится настолько, что он решит в будущем ломать себе ноги с определенной периодичностью. Да и более печальный вариант вполне реален — когда средства для ухода за пациентом утрачивают смысл из-за ухода из жизни последнего.

С появлением автомобилей появились соответствующие прокатные услуги. Журнал «Автомобилист» извещал в 1910 году: «Вскоре после Пасхи начнут функционировать в Москве новые автомобили-таксометры в количестве для начала 10 штук фирмы “Адлер”. Автомобили ландоле-лимузин окрашены в цвет crême и оливковый и имеют по бокам надписи: “ТАКСА”…  Таким образом, с весны вместе с работающими около года автомобилями ТАП в Москве будет функционировать четыре предприятия автомобилей-таксометров, не считая многих фирм, отпускающих автомобили напрокат по часам без счетчика».

В том же самом 1910 году «Московские вести» писали о майских праздниках: «Удивительно теплая погода в первые три дня праздников благоприятствовала подмосковным гуляньям. В Петровско-Разумовском, на Воробьевых горах, в Сокольниках в эти дни собирались десятки тысяч народа. У автомобильных компаний, отдающих автомобили напрокат, автомобили брались нарасхват; на них даже устанавливалась очередь». То есть каршеринг стал развиваться одновременно с такси.

Выдавались напрокат и большегрузные автомобили. «Московские вести» писали в 1908 году: «Накупив грузовиков, городская управа, по-видимому, не знает, что с ними делать, так как уже приступила к сдаче их, пока по праздникам, напрокат. В одно из воскресений им пользовалось общество туристов, выезжавшее с образовательной целью в село Архангельское».

Аренда подобного «грузовика», способного вместить не менее 30 человек, обходилась недорого — 30 рублей в день. И, кстати, не исключено, что это был автобус — индустрия только начинала развиваться, терминология еще не утряслась.

Практиковался прокат театрального реквизита. Правда, высшим шиком всякого театра считалось именно иметь свой гардероб. Антрепренер Сергей Зимин не без самолюбования писал: «Мастерские — свои — и ничего не бралось напрокат. Заново пошиты костюмы ко всем новым постановкам — все костюмы, отдельно на каждого из хора и сотрудника по фамилиям, по рисункам художников и под их наблюдением создавался новый колоссальный гардероб и бутафории».

Больше того, он открыл при театре так называемую «Костюмерную». Реклама завлекала: «Костюмерная оперы С. И. Зимина. Принимаются заказы на костюмы. Прокат костюмов».

В тех же театрах выдавались напрокат бинокли. Капельдинеры даже подсчитали, что один такой бинокль в течение года, то есть двух сезонов, летнего и зимнего, приносит 60 рублей дохода при своей стоимости 8 рублей. Правда, две трети выручки приходится платить антрепренеру, а два-три бинокля в год крадут.

С появлением синематографа в быт вошел кинопрокат. Естественно, не было смысла каждому кинотеатру покупать все фильмы, а потом хранить их у себя. Правда, поначалу так и поступали — покупали и показывали, а после убирали в шкаф. Естественно, шкаф переполнялся, и в газетах стали появляться объявления о продаже фильмов (их скромно называли малодержанными). А умные люди смекнули и начали предоставлять держателям кинотеатров новую услугу — сдавать фильмы внаем, значительно дешевле. Дело сразу же пошло, бизнес сделался популярным.

При этом устанавливались так называемые разряды, по нашим меркам весьма строгие. Самые новые ленты были, разумеется, самыми дорогими. Они относились к первому разряду. Уже спустя три дня после премьеры лента переходила во второй разряд и, соответственно, значительно дешевела. Еще три дня — и лента относилась уже к третьему разряду, и так далее. По достижении пятого разряда лента дешевела приблизительно раз в десять.

Одним из пионеров этого бизнеса был легендарный Александр Ханжонков. Он «поднялся» именно на кинопрокате, а затем сделался первейшим российским киномагнатом, владельцем нескольких кинотеатров и лучшей в стране киностудии. Одно время, кстати, он сдавал в прокат не только фильмы, но и оборудование — кинокамеры и кинопроекторы.

А кинотеатр «Новости», работавший напротив Малого театра, в качестве дополнительного бизнеса ввел «прокат картин на льготных условиях». Обычных картин, написанных маслом. Действительно, «живые картины» были явлением новым, еще не известно, как с ним повернется. Почему бы не подстраховаться классическими, неподвижными полотнами.

В 1917 году, во время запрета на азартные игры, стала процветать подпольная аренда игральных карт. «Газета для всех» сообщала: «Карточный голод выдвинул новый вид ремесла: “прокат карт”…  Появились лица, которые открыли конспиративные конторы по отпуску игральных карт напрокат. Карты берутся напрокат исключительно, конечно, для азартных игр. За прокат 8–10 игр для железки за ночь взыскивают от 26 до 50 рублей. Эта цена минимальная. Если карты совершенно новые, то ставка значительно повышается».

После революции все эти лавочки, естественно, прикрыли. Во время нэпа они снова появились. Московский таксист Е. Рыжиков вспоминал, что у Ярославского вокзала поджидали своего клиента «автомашины самых различных марок — “мерседес”, ФИАТ, “тальбот”, “австро-даймлер”, принадлежащие автовладельцам. На передней дверке каждой машины нарисован желтый круг, а в середине надпись: “Прокат”».

Потом эту услугу снова запретили. Ильф и Петров в одном из фельетонов сообщали: «В Москве совсем еще недавно, году еще в двадцать восьмом, была очень странная на теперешний взгляд отрасль местного транспорта, так называемый “частный прокат”.

Это были машины старинных марок — “бенцы”, “минервы”, “пежо”, древние “мерседесы”, а также механические экипажи, давно утерявшие свой первоначальный облик, смонтированные черт знает из чего, с высокими сиденьями и байковыми занавесками. Преимущественно это были закрытые машины, ибо цели, для которых они предназначались, требовали некоторой тайны. Вдоль борта они несли на себе широкую желтую полосу, и по этому отличительному признаку население называло их “желтополосыми”».

Машину можно было взять с шофером или без него. Типичным представителем этого жанра был Адам Казимирович Козлевич из известного романа тех же авторов.

Продолжали пользоваться спросом фортепиано. Правда, акцент переместился с роялей на более демократичные пианино. Выдавали их не частные магазинчики, а централизованная государственная организация под названием «Музпред» — Объединение музыкальных предприятий при Наркомате просвещения РСФСР.

При этом пианино находились на абонентном обслуживании у прокатчика. У Михаила Зощенко в рассказе «Честное дело» ответственный настройщик раз в месяц является в некую коммуналку и тщательно настраивает инструмент, хотя жильцы на весь сезон уехали на дачу и на пианино никто не играет.

На многочисленных катках все так же выдавали коньки, а в Сокольниках — лыжи. А вот с квартирами история закончилась. Вопросы расселения взяло в свои твердые руки государство и не выпускало еще очень долго, вплоть до 1990-х годов.

Расширялся прокат театрального реквизита — в городе появилось множество школьных и студенческих драмкружков. Фельетонист Эдуард Полянский писал, как его, юного участника драмкружка, практически еще ребенка, отправили после спектакля сдавать реквизит. Милиция заинтересовалась мальчуганом, еле плетущимся с огромным и, без сомнения, тяжелым чемоданом. А у него к тому же неожиданно не выдержал замок, крышка открылась, и буквально под ноги блюстителям порядка вывалились накладные бороды и парики. Разумеется, его доставили в ближайшее отделение, выслушали сбивчивый рассказ, заулыбались и в качестве доказательства потребовали произнести какую-нибудь фразу из последней роли.

— Барин, лошади поданы! — заорал юный Полянский.

— Ишь ты, — засмеялись милиционеры, — барин на лошадях разъезжает, а он, сердечный, с чемоданом пехом таскается.

Паренька отпустили.

И, разумеется, прокат был развит в многочисленных садах и парках. Книги, шашки, шахматы, спортивный инвентарь, велосипеды, детские автомобильчики — все это разбиралось с раннего утра.

В 1956 году в третий раз предприняли попытку возобновить сеть проката настоящих, взрослых автомобилей. Газеты радостно писали: «В последнее время в Москве получила большое распространение новая форма обслуживания населения транспортом — выдача автомобилей в прокат без шофера. На автобазе №12 ежедневно выдаются абонентам десятки тысяч машин различных марок».

Многие, например, брали такую машину для летней поездки на море — правила этого не запрещали.

Увы, советский каршеринг вновь продолжался недолго — уже в конце 1960-х годов дело пошло к закату. Арендатор не слишком ответственно относился к «чужой машине» — не менял вовремя масло, оставлял царапины на корпусе. В свою очередь арендная контора не имела возможности в отличие от таксопарков проводить необходимое техобслуживание. А в 1970 году вышли первые массовые «Жигули», и идея советского каршеринга окончательно утратила смысл.

Правда, реклама гостиницы «Берлин» (ныне — «Савой») радостно сообщала: «Для иностранных гостей — прокат легковых автомобилей с услугами водителя». Но это была совершенно другая история — все прекрасно понимали, почему такая привилегия действует лишь для иностранцев и в какой именно структуре эти самые «водители» получают основную часть зарплаты.

В конце 1940-х годов в знаменитом доме, выстроенном еще до революции для страхового общества «Россия» (дом этот и сегодня занимает практически всю внутреннюю сторону Сретенского бульвара), открылся первый централизованный пункт проката нового типа. Дело неожиданно пошло, и в скором времени такие пункты действовали чуть ли не во всех жилых кварталах.

В подобном пункте можно было взять во временное пользование все что душе угодно. Пальто на зиму, а по весне сдать обратно. Костюм на свадьбу. Баян опять-таки на свадьбу. Швейную машину, чтобы нашить всего вперед на пару лет и сдать обратно. Туристическую палатку и байдарку на время летнего отпуска. Дрель, молоток и так далее на время ремонта. Телевизор, холодильник, стиральную машину, миксер, набор посуды, музыкальный центр и даже мебель, чтобы в один день оборудовать новенькую, отремонтированную квартиру всем необходимым для комфортной жизни, а затем постепенно менять эти вещи на собственные.

Или не менять. Многие так и жили среди штампиков и бирок, которыми на самом видном месте снабжалось все это прокатное хозяйство. Тем более что аренда обходилась в копейки, а в некоторых случаях после оплаты нескольких месяцев проката арендатор с удивлением узнавал, что вещь перешла в его собственность — иногда в прокатных пунктах начинали действовать законы лизинга.

Интернет кишит воспоминаниями о радостях советского проката:

«Брали детскую коляску (в 1984 году). Когда ее у нас украли, купили в комиссионном магазине подобную за 8 рублей и вернули в прокат».

«Вначале моей подружке взяли напрокат двухколесный велосипед в мае на месяц. Потом и я упросила. На нем и кататься научилась. Очень удобно, в мае покатались и сдали обратно, и хранить его не надо. Не только сами катались. Всему двору давали по очереди. И сами в этой очереди стояли».

«А мы как-то в прокате взяли детский манеж. У нашей собаки родились щенки, а мы никак не могли найти манеж в продаже. Щенков было восемь, они расползались по комнате, вот мы и озаботились манежем…  Манеж был отличный, из деревянных реек и днища, обтянутого дерматином. В общем, сгрызли наши щенки тот манеж…  А мы потом возместили прокату остаточную стоимость».

«Мы попали на ликвидацию прокатов и за копейки скупили у них все подряд. Я палатку 4-местную за рупь купил».

Если какая-либо вещь ломалась или терялась, то ее стоимость оплачивалась не полностью, а с учетом износа. Ушлые граждане этим, конечно, пользовались и фактически приобретали за копейки совершенно нормальные вещи.

Правда, были и строгости. Если клиент задерживался, не возвращал вовремя и не продлевал взятую вещь, с него бралась двойная плата. Неудивительно — советский человек мог быть слегка жуликоватым, но при этом обязан быть дисциплинированным.

Таким образом решалось сразу множество проблем. В первую очередь, естественно, проблема денег и свободного места в квартире (или в коммунальной комнате). Прокатчики нередко брали на себя и обслуживание — те же настройщики фортепиано продолжали обходить квартиры со своими камертонами и штангенциркулями. Правда, уже раз в полгода, а не каждый месяц.

Приехали родственники Москву посмотреть — в прокате для них брали раскладушки. Нужно было оформить диплом — из прокатной конторы приносили пишущую машинку. Наступал дачный сезон — пожалуйста: велосипед, мяч, бадминтон. Зимний сезон — лыжи с санками. Грядет важное мероприятие — фотоаппарат. Некоторые фотолюбители, чтобы не загромождать жилье, брали напрокат полный комплект оборудования для пленки и печати — все эти бачки, щипцы, кюветы, глянцеватели, увеличители и красные лампы. Наснимают несколько пленок — и разом все обработают.

Для маленьких детей — особые весы, манежи и коляски. Для занедуживших — грелки и костыли (дело дореволюционных питерских самаритян продолжалось).

Но в основном в подобных пунктах брали туристическое снаряжение. Это придавало пунктам некую шестидесятническую романтику. Олег Куваев писал в романе «Территория»: «Вижу уже в глазах у ней не Сережка, не я, вообще никого. Но все равно необычное надо. Она никуда не поступила. В пункте проката работала. Велосипеды там, палатки туристам выдавала. Туристы ей палатки сдают, от самих дымом пахнет. Ее тянет куда-то. Это я потом уже понял».

Конечно, не все было радужно. Прокатная система давала сбой, например, при наступлении дефицита. Если в магазинах заканчивались телевизоры, то они заканчивались и в прокатных пунктах. Но какая-то задержка все-таки присутствовала, при желании (а также везении и расторопности) можно было успеть.

Журналист Игорь Воеводин писал, как, будучи старшеклассником, постоянно приходил в ближайший пункт проката, чтобы взять магнитофон (купить его тогда было сложно). А прокатчик над ним издевался — просто от скуки: «Я приходил сюда раз в месяц. Иногда чаще. Приемщику было скучно, и он забавлялся, предлагая мне то чайный сервиз — или неполный, или сборный из разных, то записаться в очередь на стиральную машинку, которая поступит в прокат в следующем году, то гантели и гирю на 16 килограммов. Гиря была в наличии».

Впрочем, сами вещи были в некотором смысле лотереей. Байдарка могла в первый же день протечь. Фотоувеличитель — расплавить пленку с ценными кадрами. А фотоаппарат еще до этого их засветить. Одно лишь утешало — все это могло произойти и с новыми вещами. Лотереей в то время был весь потребительский рынок.

Фото: obratnosssr.ru, pastvu.com, kak2z.ru