Как жили в послевоенной Москве? Бегали в кинотеатр «Художественный» на недели французского, итальянского и кубинского кино и обменивались «Консуэло» Жорж Санд и «Одним днем Ивана Денисовича» Солженицына. 77-летняя Ирина Владимировна рассказала «Москвич Mag» о жизни в Москве больше чем полвека назад.
 |
РассказываетИрина Владимировнажительница Арбата |
Война
Папа ушел на фронт добровольцем через две недели после начала войны, оставив в Москве беременную жену и трехлетнюю дочь, мою сестру. Я родилась 12 июля 1941 года на Арбате в роддоме имени Грауэрмана. Отец, который погиб зимой 1942-го, меня так никогда и не увидел.
А. Н. Гайченков. Добровольцы уходят на фронт
Немцы наступали, и маме соседка помогла эвакуироваться в Ташкент, где была наша родня: папина мама, моя бабушка, и ее второй муж, занимавший какой-то пост при штабе.
Ехали в поезде, перевозившем сотрудников киностудии имени Горького, в одном вагоне с композитором Никитой Богословским. Когда на какой-то станции мама побежала за кипятком и поезд неожиданно тронулся, Богословский ее нашел и помог вскочить в вагон. Люди уже переполошились, думали, она детей бросила. В Ташкенте жили недолго. Бабушкин муж умер, и мы переехали в Ашхабад, к моему дяде, который был там первым секретарем горкома партии. Жили скромно, но для военного времени неплохо. После конца войны мама с сестрой уехали в Москву, а я осталась в Ашхабаде до конца лета 1948 года: я вернулась, когда надо было идти в школу.
Дом
В Москве мы жили в старом одноэтажном здании 1817 года, бывшей усадьбе Власовых (дом Власовых, или дом Дашкевича, на Никитском бульваре, 11. — «Москвич Mag»). Особняк неоднократно перестраивался и надстраивался, но стоит до сих пор. Наша коммунальная квартира N1 занимала весь первый этаж и мансарду. Комнат было много, и в каждой жила семья, всего около 70 человек.
Москва, Никитский бульвар, 11
В восемнадцатиметровой жили мы с сестрой и мамой, потом поселился ее второй муж. Когда родился брат Сережа, с нами жила еще и нянька.
Кухня была, но плиты поставили только в 1950-х, когда провели газ, до этого готовили на керосинках и керогазе. Отопление было печное: я девчонкой пилила дрова, а дровяной склад был в сквере на Собачьей площадке, которую разрушили в 1962-м при постройке Калининского проспекта.
Ванны в квартире не было и горячей воды тоже. Дома мылись в тазиках, а раз в неделю ходили в бани: Чернышевские в Брюсовом переулке и Палашевские, рядом с одноименным рынком в районе Бронной. Билет в баню обходился в 16 копеек, парная бесплатно, маникюр-педикюр тоже стоили недорого.
Туалетов в квартире было три: два внизу и один в мансарде. Бумагу бросали в специальные ведра, но туалеты все равно частенько засорялись. Во время засоров бегали в общественный сортир на Арбатскую площадь, бесплатный и чистый, или в другой, в конце Тверского бульвара. Был туалет и в Военторге на Воздвиженке. На кухне бывали собрания, где обсуждали разные вопросы, и главный по квартире Иван Иванович слезно просил не бросать предметы гигиены в туалет.
Соседи
Соседи жили дружно. Все были счастливы, что война закончилась и мы живы. Но у многих погибли мужья, отцы. Дети маленькие остались. Старухи-соседки помогали с детьми, звали нас с сестрой со двора, говорили, чтобы шли убирать и готовить к маминому приходу. Или посылали в магазин, а сами нам картошку жарили. Жили как одна семья. К нам Светка Левина иногда ходила обедать, потом я к ним есть мясо с черносливом. На праздники и дни рождения вместе делали салаты, Ольга Исааковна Левина розочками их украшала. Мы с соседскими бабушками пекли куличи, обкладывали их крашеными яйцами и ходили святить их в церковь в Афанасьевском переулке.
Ю. Шибанов. Московский дворик, 1950-e
В нашей квартире проживало много интеллигентов: Файгманы, Строковские, Гринблад, их сын Гриша погиб на войне, Левины приехали из Германии, у них была домработница Тонечка, Федосовы тоже приехали из Германии, им дали две комнаты, и они общей кухней не пользовались. Самой обеспеченной была семья Ванеевых: отец работал директором вагона-ресторана Москва — Пекин. У них было три сына. Старший, Гарик, преподавал во ВГИКе фехтование, и его любили девушки. На втором этаже жила актриса, которая с нами, детьми, занималась и ставила спектакли.
Соседка тетя Катя Рогова работала уборщицей в консерватории и приносила бесплатно билеты. Она же убирала места общего пользования в квартире (мы все скидывались по 50 копеек в месяц). У нее и ее дочки (которая за что-то отсидела) постоянно были гулянки, но все прилично.
Иван Архипов работал в КГБ и был нормальным мужиком — на соседей не стучал, увлекался спортом, сетку для волейбола во дворе нам натянул, организовывал соревнования по городкам.
Дворничиха тетя Наташа жила с семьей при кухне, от которой отгородили закуток. На этой кухне все время работало радио: обсуждали снижение цен, что картофель стал стоить вместо десяти семь копеек за килограмм, слушали музыку и радиоспектакли. Вернувшись из консерватории, соседи приносили светские новости: что видели Тихонова с Мордюковой, и еще неизвестно, кто из них красивей. Постоянно обменивались книгами, помню, все дружно читали «Консуэло» Жорж Санд и «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. И тетя Катя, уборщица, тоже — она очень любила книги.
Часто бегали в кино смотреть трофейные ленты с Марикой Рекк или Диной Дурбин. Ходили в «Художественный» на Арбате, здесь перед сеансом играли музыканты и выступали певцы. Билеты стоили копейки, но часто за ними были очереди, особенно на зарубежные фильмы или на многочисленные недели французского, итальянского или кубинского кино. Были очереди и на «Летят журавли» Михаила Калатозова.
Школа
Здание нашей школы на углу Большой Молчановки и Воровского, прямо напротив роддома Грауэрмана, снесли в начале 1960-х годов. До революции здесь была знаменитая 5-я Московская мужская классическая гимназия, где учились будущий философ князь Николай Трубецкой, Владимир Маяковский (его исключили в 1908 году за неуплату), братья Пастернак. После 1918 года гимназию переименовали в среднюю школу №23, позже она стала школой №91.
Из архива П. В. Сытина: Москва, дом № 2/3 по Большой Молчановке (бывшее владение княгини Гагариной). Здесь до революции помещалась 5-я мужская гимназия
Помню, когда в 1948 году пришла в первый класс, у каждого на парте лежали подарочные альбомы для рисования и карандаши. Учителя у меня были замечательные, многие еще в царское время преподавали. Первой учительницей была Вера Владимировна, и она говорила, что «Ирочка должна быть круглой отличницей». Ксения Фоминична Успенская — сильная математичка, жила во дворе, где театр Ленкома. Директором школы была Прасковья Михайловна, думаю, она к нам пришла из царской гимназии, мы ее Парашей звали, жила она с сыном в квартире при школе. Позже мы поняли, какой это хороший директор. Если в классе были отстающие, то лучшие ученики им помогали. Были у нас кружки и секции, я в баскетбол играла. Мы все время чем-то занимались: ходили в дом Ермоловой как тимуровцы, макулатуру собирали, нас водили на экскурсии, в походы. Физрук Константин Федорович, мы его КаФэ или Кофейник звали, советовал, чтобы в походах не мерзли, обязательно газету под одежду надо подложить, учил правильному дыханию.
Продукты
Пока мама не вышла замуж, мы жили очень скромно. Колбаса была только в день маминой зарплаты, но покупали ее обязательно в «Елисеевском», там же брали белый хлеб (обычно ели серый).
В московских магазинах даже после войны было все — белуга, севрюга, селедка нескольких сортов, даже полярная. Свежую воблу продавали по 40 копеек за килограмм. Мы с сестрой покупали консервированную кукурузу, стоила 14 копеек банка. Рядом с нашим домом был магазин «Бакалея», где сейчас сквер перед церковью Вознесения. Со стороны Малой Никитской стояла керосиновая лавка, еще одна располагалась почти напротив консерватории. На углу Мерзляковского и улицы Герцена был знаменитый мясной магазин «Три поросенка», в витрине которого виднелся муляж поросят, а практически напротив — магазин «Консервы» с витражами в виде винограда. Продавались в нем фрукты, соки, хорошее вино и восточные сладости. По домам ходили молочницы, сначала частные, потом стали привозить магазинное молоко во двор. Дефицита не было, он начался в конце 1970-х годов. Другое дело, что денег после войны тоже было немного.
В мясном магазине. Москва, 1951
Мамин оклад считался хорошим — 1150 дореформенных рублей, плюс пенсия за отца 240 рублей, а Женька Дмитриева с братом за погибшего отца получали ведомственную — аж 900 рублей. Сталин любил летчиков. Они жили в доме Полярников, большом ведомственном доме рядом с усадьбой графа Александра Толстого, в которой жил и умер Гоголь. Кстати, в гоголевском доме было наше домоуправление.
Вот сейчас ругаются, что у крестьян паспорта отобрали, силой держали в деревнях и уехать они никуда не могли, но ведь город же должен кто-то был кормить. А если бы все сбежали в Москву или другие города, что страна есть бы стала? Все было продумано.
Мода
В Москве было много хорошей одежды из стран СЭВ (Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария, ГДР, Монголия, Куба, Вьетнам, Югославия. — «Москвич Mag»), обувь была изумительная — Clarks, Gabor. Мама как-то уехала отдыхать и оставила нам деньги на еду, так я в магазине на улице Герцена купила французскую кофточку. Мы ее потом с сестрой носили. Итальянские шпильки покупала в Военторге. Вещи можно было достать даже без блата: вот подруга в 1960-х, в универмаге рядом с кинотеатром «Ударник», купила дубленку. Хороший магазин одежды был на Арбате в сером доме, где сейчас «Самоцветы», напротив театра Вахтангова.
Даже сразу после войны у людей была красивая одежда. У многих была специальная одежда для театра, у мамы — длинное креп-сатиновое платье и замшевые туфли.
Джеральд Блонкур. Витрины магазинов. Москва, 1957–1964
Джеральд Блонкур. Витрины магазинов. Москва, 1957–1964
Пальто чаще всего шили в ателье, иногда перешивали старые. Первое модное пальто мне сделали к 18-летию, суконное: юбка клеш, сверху по фигуре, воротник цигейка, крашенная под леопарда. Иду недавно, а навстречу девушка в похожем плаще. Мода нашего времени вернулась, только цвета у нас такими яркими не были.
Бульвары
По Никитскому бульвару в моем детстве ходили трамваи, стояли лотки с едой. Когда я вернулась в Москву из эвакуации, подходила к лоткам пробовать еду, как на восточном базаре. В конце бульвара был дом, где магазин «Молоко» и сберкасса, под окнами там всегда сидел чистильщик обуви — ассириец. В городе обувь чистили и ремонтировали только ассирийцы.
При строительстве Нового Арбата старые дома снесли. В одном из снесенных домов жила подруга, родители ее пили, и она сразу после школы выскочила замуж за кинооператора — невысокого и некрасивого еврея. Рассказывала нам, как он ее в кино пригласил и под попу руку положил, а ей неудобно было, она ерзала-ерзала, да так и просидела на его руке весь фильм. Свадьба была, когда ей исполнилось 18 лет, отмечали в ресторане ЦДРИ в компании работников кино и артистов. Я запомнила Пуговкина.
Нам было жалко разрушенных домов, но жальче всего было самого бульвара: мы там гуляли, играли в ручейки, казаки-разбойники. А если был мяч, то в штандер.
Фото: pastvu.com, А. Гайченков, Дж. Блонкур, Ю. Шибанов, архив П. В. Сытина Тургеневской библиотеки-читальни