Про «русский Монмартр», который находится у бывшей Поливановской гимназии, немало песен сложено, но мы споем вам еще одну. О том, что происходит в мастерских, как превратить шлагбаум в кошку, почему борьба с реагентами не всегда доводит до добра, зачем лавочки менять на пеньки и главное — почему никто, кроме художников, не может сохранить стиль антик.
Субботник в октябре
Мы познакомились полгода назад, осенью 2021-го. Тогда я изучала тему усадебных волонтеров — москвичей, которые совершают выезды в российские усадьбы, когда-то цветущие и пышные, а ныне заброшенные и доведенные до состояния руин. Время от времени на сайте волонтеров открывались наборы на субботники где-нибудь в Рязани или Иваново, но для меня это было одинаково недоступно из-за нехватки времени. И вот — чудо! 24 октября должен был состояться субботник в центре Москвы по адресу Пречистенка, 32, стр. 1.
Найти место было легко — я десять минут шла от метро «Парк культуры» по Кропоткинскому переулку, вышла на Пречистенку, свернула во двор. И мир изменился. Гладкая серая плитка уступила место старинной разноцветной брусчатке, какой мостили Москву в начале прошлого века. Полукругом стояли два дома, похожие на конюшни, и еще два — светло-бежевые, скорее даже желтые, с колоннами. Я в недоумении уставилась на них: что было здесь реставрировать? Ни руин, ни следов разрушения.
Посреди двора толпились две группы людей, по тридцать человек в каждой. Я подошла к одной из них и спросила: «Вы на субботник?» «Нет, — ответили мне, — мы на экскурсию».
— Мы на субботник, — послышалось из второй группы. Эти люди, среди которых были и пожилые, и молодежь, обступили высокого худого человека в кепке, который рассказывал историю места. Это был Денис Петров — скульптор и один из организаторов субботника.
Когда-то здесь располагалась городская усадьба Охотниковых. До нашего времени сохранились главный дом, два флигеля, фрагмент усадебной ограды, замкнутый, неогороженный внутренний двор. Дома, стоящие полукругом, оказались бывшими каретными — они были возведены здесь в 1817 году. Дом напротив них — бывшая Поливановская гимназия, которую окончили поэты Сергей Соловьев, Валерий Брюсов, Андрей Белый (который прогулял здесь больше 50 уроков и не был отчислен, ведь прогуливал он ради чтения книг), Максимилиан Волошин, автор песни «Смело, товарищи, в ногу!» Леонид Радин, непобедимый и гениальный шахматист Алехин, который воровал бумагу у Римского-Корсакова и в память о котором на фасаде установлена мемориальная доска… в общем, много достойных людей. Сейчас здесь продолжают учить талантливых детей: в здании располагаются детская художественная школа №1 им. В. А. Серова и детская музыкальная школа №11 им. В. И. Мурадели. А светло-бежевое здание с колоннами было отдано под художественные и скульптурные мастерские, одну из которых, на первом этаже, в 2010-е годы арендовал Денис.
— А вот это здесь не случайно, — остановившись недалеко от въезда во двор, Денис указал на низкий мраморный «пенек» у стены, — такие камни всегда ставились у ворот, чтобы неповоротливый кучер не снес ненароком часть стены. Так сказать, уже в XIX веке в центре столицы задумывались о парковке!
— Это и сегодня актуально, — заметила одна из женщин в толпе, — для особо талантливых таксистов.
После того как Денис рассказал историю двора и усадьбы, началось самое интересное.
— Сейчас будем определяться, — улыбнулся скульптор, — кто на рудники, кто на галеры.
Все слушавшие его люди взяли мешки, веники, шпатели и отправились работать. Я пригляделась и поняла, что крепкие и красивые на первый взгляд здания и правда нуждались в помощи. Одни волонтеры выметали осенние листья, другие очищали белые колонны от плесени, третьи исправляли ошибку коммунальщиков, которые случайно покрасили маленький киоск, стоящий во дворе, в ужасный коричневый цвет. Помощь требовалась и составленным в углу двора накрытым целлофаном бюстам российских полководцев — их нужно было почистить.
Я пробыла на субботнике недолго, но успела познакомиться с его участниками: девушка Катя путешествовала с «усадебными волонтерами» по всей России, девушка Лена пришла сюда с парнем, потому что писала книгу про усадьбы, но мало о них знала. Разговор был хорош, но дела торопили, и я ушла. Чтобы потом, в следующие полгода, изредка возвращаться — в атмосферу тишины, старой Москвы и «Покровских ворот».
В конце зимы по московским группам в Facebook* пронеслась тревожная новость: художникам подняли аренду, да так, что платить они ее не в состоянии. Это значит, что коммуна дворика может исчезнуть, а с ней исчезнет и его атмосфера. Я связалась с Денисом и его соседкой, архитектором Ксенией, и сказала, что хочу записать историю дворика, но не официальную, а байки и легенды. О грустном — отъезде их соседей и о геополитике — решили не говорить.
Брусчатка, Бэнкси и кубинцы
Повторюсь, двор можно узнать с закрытыми глазами: объемная разномастная брусчатка чувствуется через подошву и создает ощущение пляжа. Она собрана буквально со всей Москвы: часть была выкопана из-под Пречистенки, часть — из других районов. Та, что поровнее, стала дорожками и легла вдоль домов. Современная плитка закрыла совсем незаметные закутки двора.
— В 2017 году нам принесли проект благоустройства «Моя улица», — вспоминает Денис. — Мы его увидели — и ужаснулись. Дорожка из плитки должна была пройти по двору, ломая его геометрию, композицию, ломая вообще все. Никто бы не пришел к нам снимать кино или с экскурсией. Мы начали писать жалобы. И нас услышали: совместно с КБ Стрелка мы переделали проект. Сюда привезли брусчатку, найденную при ремонтных работах в центре Москвы — она была закатана в асфальт еще в советское время, и вот при расширении улиц ее откопали. Здесь не было исторически брусчатки. Поэтому она разноцветная и разнокалиберная. И двор получил достойную оправу. Это хороший пример не оппозиции, а плодотворного сотрудничества с правительством Москвы.
Мы с Денисом сидим у него в мастерской и неспешно пьем чай с самодельными восточными сладостями. Чай на родниковой воде, которую Денис сюда специально привозит, имеет странный привкус. Сладости хороши.
— Этот двор — один из очень немногих в Москве, где визуально ничего не изменилось с 1817 года, — рассказывает Денис. — Вот как отстроили после пожара в Москве, так и осталось. Главная ценность этого места, пожалуй, не здания, а традиции общежития, в которые я с удовольствием влился, когда попал сюда в 2010 году. Здесь действительно атмосфера старых московских фильмов, самый известный из которых «Покровские ворота»: соседи друг друга знают, дружат, устраивают совместно праздники. В нашей стране люди исторически жили в малоэтажных домиках с небольшим кусочком земли под окном. Так что я бы сказал, что этот дворик очень русский.
Еще во времена СССР здесь было принято устраивать импровизированные художественные выставки и блошиные рынки, цель которых не выгода, а создание пространства для знакомств и общения. Художники 2000-х традиции продолжили. Три года назад здесь выступал ансамбль кубинского танца, историк Илья Лозинский и исследователи Севера читали открытые лекции. 14 сентября 2019 года проходила выставка керамики, которая стала настоящей экспозицией ленд-арта — газоны двора освоили семейства керамических динозавров и не менее керамические грибы, будто сошедшие со страниц «Алисы в Стране чудес».
— Про газон есть очаровательная история, абсолютно в духе старой Москвы, — говорит Денис. — Один особо ответственный наш житель заметил, что газон посыпают зимой реагентами. Он возмутился и заволновался за траву. Добился того, что реагенты сыпать прекратили. И знаете что? Двор тут же облюбовали собаки. Лапы-то не разъедает. Гражданин этому был не рад, но было поздно.
Зелень, судя по фото, во дворе и правда дивная. Одно из деревьев весной расцветает розовым цветом — не сакура, но близкая ее родственница. К ней слетаются в первую очередь не пчелы, а художники: традиция пленэров — одна из главных в этом дворе.
— С 2014 года мы регулярно участвуем в «Ночи музеев», — говорит Денис, ища что-то в телефоне. — Мы работали как открытые мастерские: к нам приходили люди, мы учили их рисовать портреты. Делали благотворительные ярмарки и бесплатные детские мастер-классы на День города.
Он скромно умалчивает о том, что на одной такой благотворительной встрече в 2018 году во дворике было собрано целых 25 тыс. рублей для людей с боковым амиотрофическим склерозом (таким болел Хокинг). Об этом я узнаю уже потом, изучая группу двора в соцсетях.
Денис отрывается от телефона, показывает экран. Там ночное фото: шлагбаум, а напротив на стене — силуэт черной кошки.
— К сожалению, это сделал не я, — сетует скульптор, — но смотрите: на стене — тень от шлагбаума. Видите, кто-то дорисовал к ней хвост – и получилась кошка! Днем это просто загогулина на стене. Это сделал какой-то местный гениальный Бэнкси. Никто не знает, кто.
Двор как двигатель работы
На творчество Дениса двор повлиял сильно. Он проводит меня по мастерской, заставленной скульптурами, слепками, мозаиками разной степени готовности, и рассказывает:
— Попав сюда, я подхватил дух живой истории. Он здесь бьет, сочится. Я сильно вырос с его помощью. Здесь я начал больше заниматься культурным наследием. Вот, например, проект памятника московскому городскому главе Алексееву. В честь него названы больница и водопровод. Это бизнесмен, который, попав в кресло мэра, вкладывал в город свои личные деньги. Вот гипсовые гуси с Северного речного вокзала и дельфины — они уже отлиты из металла и там установлены.
Останавливаемся напротив массивного белого бюста мужчины.
— Из современных персонажей — Андрей Трубников, глава концерна Natura Siberica, — поясняет Денис. — Интереснейший человек. Продавать мыло во Францию — это нужно суметь! Мне при жизни его сотрудники заказывали его портрет из мыла, а вот после смерти попросили сделать уже серьезную скульптуру. Я не знаю, будет ли это памятник или бюст, установленный в офисе, еще не решили.
Другое изваяние — из темно-серого скульптурного пластилина. Военный с точеным худым лицом.
— Генерал Маков — штурмовик Рейхстага, — поясняет Денис, глядя в глаза вылепленному военному. — Человек, который в действительности водрузил на Рейхстаг первое советское знамя. Уже потом с Егоровым и Кантарией сделали знаменитое постановочное фото. А про Макова нельзя было писать — его имя было засекречено. Но сейчас справедливость восторжествует: бюст ему установят, я надеюсь, уже в этом году. Мне его еще нужно доделать, месяца два нужно.
Выходим во двор. Я вспоминаю о стоящих в углу бюстах полководцев.
— Это мои, — кивает Денис. — Это место, повторюсь, намоленное, оно меня как художника подталкивает и вдохновляет заниматься своим прямым делом — украшением и совершенствованием городского пространства. Здесь совершенствовать особо нечего, здесь и так красиво. Но я поставил сюда галерею бюстов полководцев 1812 года — эти персонажи очень подходят сюда по чисто историческим соображениям. Они делались мной для установки в других местах — там они уже отлиты в бронзе, у них все хорошо. А это гипсовые модели, которые я приспособил для пребывания на открытом воздухе и оставил здесь с разрешения управы района Хамовники. И к ним сейчас ходят экскурсии, что приятно.
В хорошие теплые дни, по словам Дениса, сюда могут прийти семь или восемь экскурсионных групп. В каждой — человек по двадцать. Многие из посетителей громко говорят. Но все местные жители это терпят и относятся дружелюбно. Их шумом не испугаешь.
— Самая известная наша активность — это совместный просмотр фильмов и чемпионатов мира по футболу на большом экране, — говорит Денис. — Прямо во дворе ставили экран размером три на два метра. К нам приходили люди со всех окрестных дворов. Для кино здесь есть определенные внутренние правила, чтобы его могли смотреть и дети. И это тоже никому не мешало никогда.
В дверях мастерской мы ненадолго сталкиваемся еще с одним художником, Василем Ханнановым. Его мастерская прямо над мастерской Дениса, а его средний сын, Искандер, пару лет назад устраивал во дворе концерт, провожая лето звуками виолончели. Докучать Василю расспросами мы не стали. Но фото его мастерской сделали.
Антик и нечеловеческая горка
После разговора с Денисом я иду к Ксении. Она архитектор и держит мастерскую в одном из полукруглых зданий. Ксения выходит мне навстречу, некоторое время мы стоим посреди двора и слушаем звуки живой музыки, которые доносятся из гимназии.
Ксения рассказывает, почему в этом месте никто, кроме художников и скульпторов, жить не может.
— Существовать в старинных зданиях непросто, — говорит она. — Они пахнут, в них трубы расположены по-другому, там нет полноценной сантехники, нельзя, где хочешь, вывешивать коммуникации. Сохранить здания в стиле антик в первозданном виде можно только в условиях мастерской, когда художники заботятся о помещении и реставрируют его. Очень живой пример вот эти два наших полукруглых здания. Оба — одноэтажные бывшие каретные, вторые этажи были надстроены в 30-е годы XX века. В одном из этих зданий, в левом, если стоять к ним лицом, были квартиры для советских граждан. Во втором, правом — мастерские. И вы видите сами: там, где мастерские, сохранены подлинный фасад, рустик, подлинные проемы, входы. Художники заинтересованы, чтобы это сохранялось. Жильцы квартир не смогли этого сделать, потому что им нужно было организовать освещение, удобные входы, окна, коммуникации. И первое здание уже потеряло свой подлинный образ. Да, художники, конечно, тоже регулярно проводят санацию в помещениях, генеральные уборки. Но ухитряются сохранить подлинные перила, подлинные стены. Как только их мастерские превратятся в офисы — мы потеряем антик.
Я спрашиваю Ксению о праздниках и выставках, которые проходят во дворе. Она уверена: если отсюда уйдут художники, это место перестанет быть центром притяжения.
— Никто не устраивает здесь закрытого двора, — говорит она. — Здесь постоянно что-то происходит. Москвичи могут свободно участвовать во всем. Но как только мастерские превратятся в квартиры, жителям сразу захочется закрыться от города.
Спрашиваю Ксению, не хотелось ли ей хоть раз закрыть двор и пожить спокойно? Она отвечает отрицательно.
— Нам интересно участвовать в городской жизни. Интересно организовывать ярмарки — как правило, за три недели до мы вывешиваем объявление в соцсетях, что что-то такое будет. У нас здесь есть один парень-ресторатор — он готовит плов, чай, блины. Как правило, все блошинки привязаны к событиям — к Пасхе, например. Многие приходят с детьми.
Мы медленно идем в мастерскую Ксении мимо огромных качелей. Она останавливается, кивает на окно в подъезде:
— Зимой здесь была какая-то нечеловеческая горка. Не этой зимой, а предыдущей, снежной. А еще раньше мы сделали вообще уникальную горку из дерева. Она выходила из этого окна, ее заливали водой. Так как сделана она была профессионалами, никто не покалечился. Дверь подъезда была нараспашку. Визг стоял страшенный. Хорошо было.
Сила этого места, подчеркивает Ксения, в людях. Обычные граждане, нетворческие, здесь тоже живут, но они поддерживают активистов двора. И каждый выражает себя по-своему. Например, один из жителей осенью раскладывал на газоне тыквы, очень много тыкв. Выглядело немного китчево. Но душевно.
А вот уютные лавочки, говорит Ксения, пришлось убрать: их облюбовали бездомные. Заменили пеньками: сидеть на них удобно, а вот спать и разливать чекушки уже не выйдет.
Заходим в мастерскую Ксении. Она приносит и ставит на черный стол керамический массивный предмет. Поясняет:
— У нас в подвальчике хранятся оригинальные изразцы печей, которые были здесь, в этих домах. Надеемся, что их можно куда-то или встроить, или сделать что-то типа музея. У нас никто это не присваивает — это принадлежит двору.
Пока я фотографирую изразец, Ксения выносит картины, полотен десять.
— Мы вот эту называем Маргаритой, — она демонстрирует мне полотно, на котором изображена молодая красивая женщина в советском берете, с тревожными глазами.
Следом вытаскивает портрет молодого военного:
— А этого — Вячеслав Тихонов. Похож, да?
Автор полотен — Тамара Рыбальченко. Ее мастерская находилась в одной из «каретных». После смерти художницы ее полотна оказались на улице, но тут же были подобраны соседями.
— Надеюсь, мы сможем сделать выставку в память о ней, — говорит Ксения. — Вы посмотрите: как можно такое выбросить… И еще, надеюсь, к лету сможем снова повесить экран и смотреть на нем матчи и фильмы. Сейчас его временно пришлось снять.
О планах на лето 2022 года жители дворика сказать затрудняются. Слишком много переменных: хоть пандемия, кажется, и отошла, на смену ей пришли санкции и тревожная обстановка в мире. Но ни Ксения, ни Денис не теряют оптимизма.
— Сейчас москвичи соскучились по Москве, — говорит Денис. — По Москве из старых фильмов. По нормальной, теплой, открытой человеческой жизни. И мне хочется, чтобы опыт открытых событий и маленьких праздников, гостеприимства и дружелюбия, без алкоголя и эксцессов — чтобы его подхватили и другие районы Москвы. Менее исторические, но ничуть не менее плохие. И еще: когда человек смотрит на красивое, он становится лучше, становится счастливее. А это сейчас нужно нам всем.
Уходя из дворика, я вспоминаю фразу одного московского уличного художника: «Мы познакомились — и это навсегда». Кажется, это про меня и Пречистенку, 32.
У этого места есть еще много историй. Про Пушкина, который флиртовал здесь когда-то со служанками и был бит полотенцем. Про неизвестно откуда появившегося на газоне металлического гуся. Про живых слонов, которые здесь гуляли, а может быть, и нет. Про скульптуры медведей, которым кто-то заботливо надел маски. Про призрака, который однажды отразился в зеркале. И про время, которое здесь, кажется, сдается и, как в поэме Цветаевой, садится на пень, побежденное. Пней здесь, к счастью, достаточно.
Я рекомендую прийти сюда в весенний день и послушать это все из первых уст. Я-то чего.
Фото: Дима Жаров, из личных архивов Ксении Мигуновой и Дениса Петрова
__________________
* организация признана экстремистской и запрещена в РФ.