Алексей Силин живет в частном доме на территории поселка «Сокол». Его прадедушка и прабабушка — инженер путей и зубной врач — обосновались в «поселке художников» в конце 1920-х годов, войдя в жилищно-строительный кооператив. С тех пор домом на улице Врубеля владела только одна семья — сейчас здесь подрастает уже шестое поколение. За 90 лет поселок «Сокол» пережил национализацию, падение самолета, немецкие бомбежки, уплотнение, переход на самоуправление и, наконец, нашествие новых русских. Алексей рассказал «Москвич Mag» о жизни в уникальном микрорайоне.

Рассказывает Алексей Силин житель поселка «Сокол»

Главный местный миф

Многие думают, что в «поселке художников» массово жили художники, но это мнение ошибочно. Его так называют из-за улиц: Поленова, Сурикова, Левитана. Изначально улицы были другими — Вокзальная, Парковая и так далее, только в 1928 году их переименовали. Среди членов кооператива все-таки были несколько художников, например любимец Сталина Александр Герасимов, однако гораздо большую часть составляли рабочие крупных заводов, техническая интеллигенция и железнодорожники.

Поселок дал название всему району. Версии о происхождении расходятся. Самая распространенная — что сначала такой город-сад хотели строить в Сокольниках. Есть легенда про животновода по фамилии Сокол, разводившего породистых свиней. Еще, говорят, здесь летало много соколов, потому что на месте поселка была сосновая роща.

Столетний дом

Наш дом появился одним из первых: в нем жили рабочие, строившие поселок. А в эксплуатацию его сдали в числе последних, в 1929 году. Здесь песчаная почва, для фундамента идеальные условия. Дом кирпично-засыпной, то есть между двух кирпичных стенок засыпан шлак — перегоревший каменный уголь. Тогда эта технология применялась впервые.

Так выглядел дом в 1961 году, на фото — Олег Сергеевич и Людмила Марковна Омельяненко, дедушка и бабушка Алексея Силина

Члены жилищного кооператива не могли выбрать, какой у них будет дом. Они только давали деньги, кстати, весьма немалые по тем временам, на строительство, а заезжали уже в то здание, которое им предоставляли для заселения. Поселок создавался в рамках концепции «город-сад»: существовал четкий план каждого дома и каждой улицы. К экспериментальному строительству привлекли сразу нескольких известных архитекторов. Все дома разные — есть и бревенчатые, и кирпичные строения. Был уникальный домик из розового туфа (ценная горная порода с пористой структурой. — «Москвич Mag»). К сожалению, в начале 1990-х его снесли ради очередного «великана».

Что касается нашего дома, то он находится в отличном состоянии. Во время недавнего ремонта мы вернули исходную внутреннюю планировку, при этом никакие перекрытия менять не пришлось. Рабочие сказали, что еще лет сто дом спокойно простоит. Печка у нас обрушилась, восстанавливать ее мы не стали: слишком дорого, да и особого смысла в этом при наличии газового отопления нет.

«Прадед пригнал вагон с вещами и козой»

Вступить в кооператив «Сокол» моим прадеду и прабабушке, жившим в городе Россошь Воронежской области, посоветовали соседи. Как раз оставался последний дом, где жили рабочие. Возле поселка проходит железная дорога, и прадед Сергей Никитич пригнал сюда вагон, в котором были вещи и коза Машка. Прабабушка открыла в новом доме стоматологический кабинет, у нас сохранилась медная табличка «Зубной врач». Прадедушка был одно время директором железнодорожной станции Серебряный Бор, находившейся в конце улицы Врубеля (сейчас это здание — памятник архитектуры, а улица упирается в МЦК). Также он работал инженером в системе Дмитлага —лагерного объединения ОГПУ-НКВД, созданного для строительства канала имени Москвы. Муж моей сестры, занимающийся проектировкой очистительных сооружений по всей стране, до сих пор пользуется книгами из библиотеки нашего прадеда.

Станция Серебряный Бор, 1907-1908

Профессиональная деятельность следующего поколения жителей дома не менее интересна. Мой дед — инженер, почетный строитель Байконура, главный эксперт военной прокуратуры по делам строительства. Бабушка — профессор медицины, занималась гематологией и радиологией. В 1950-е годы лечила японских детей, пострадавших при атомной бомбардировке Хиросимы. Защитила диссертацию на тему отдаленных последствий ядерных взрывов, преподавала в Третьем меде.

Сейчас в доме живем мы с женой и сыновьями, а также мои родители-пенсионеры. Мама — химик, участвовала в разработке установки для извлечения серебра из сточных вод кинопроизводства. Отец — полиграфист, делал проект реконструкции типографии «Красный пролетарий», работал в издательствах, объездил весь Советский Союз с лекциями.

Школа на улице Врубеля, 1955

У меня есть присказка: «Живу на Соколе и в Москве бываю редко». Как и многие члены моей семьи, я учился в школе напротив дома. Окончил экономический факультет МАИ, работаю на Волоколамке и по несколько месяцев могу за пределы района не выезжать. Моей сферой оказалось предпринимательство. Начинал с создания сайтов и интернет-торговли, сейчас занимаюсь проектами дополненной реальности – обучающими, социальными и общегородскими.

Оранжерея-спасительница и исчезнувшее серебро

Раньше до территории поселка доходило огромное кладбище. Все, что от него осталось сейчас, — Парк героев Первой мировой войны. Там была похоронена прабабушка моей мамы. Сейчас на месте могил — улицы с многоэтажными домами. В 1935 году на поселок упали обломки крупнейшего на тот момент пассажирского самолета «Максим Горький», потерпевшего крушение во время демонстрационного полета. Дети, среди которых был мой дед, даже собирали небольшие фрагменты и потом хранили их. Один из крупных обломков сейчас находится в музее поселка.

Дом 4 по ул. Левитана после падения самолёта

Во время Великой Отечественной войны по поселку проходили противотанковый ров и траншеи — щели, где жители прятались от налетов. Одна из немногочисленных бомб попала в такую траншею и уничтожила целую семью. Недалеко от нашего дома до войны была красивая оранжерея, сквозь которую проходил автобус в сторону метро «Сокол». Она сыграла важную роль: немцы приняли стекла за цеха стратегически значимого завода «Изолятор», который производил много военной продукции. В итоге завод после бомбежки сохранился, а оранжерея была уничтожена.

Во время войны мой прадед, бывший в то время начальником железнодорожной станции, собрал ценные вещи — серебро, посуду, ковры, сложил в вагон и отправил в Ташкент, где бабушка находилась в эвакуации. Она ничего не получила, из эвакуации приехала в пустой дом и потом всю жизнь мужа за это пилила.

Уплотнение и танец Ролана Быкова

В одну из комнат нашей части дома — он двухквартирный, с зеркальной планировкой — во время войны подселили соседей, образовалась коммуналка. До 1970-х годов люди за стеной менялись постоянно, предпоследняя соседка страдала психическим расстройством. В какой-то момент комната опустела, и больше уже никого не подселяли.

Улица Врубеля, 1985-1986

В другом крыле дома соседи не менялись. Сейчас там живет подруга мамы, по профессии педагог-дефектолог. Неподалеку находится участок актрисы Елены Санаевой, мы с ней поддерживаем дружеские отношения. Однажды на их забор упало большое дерево и привалило дверь так, что выйти было невозможно. Мой отец с соседом пришли на помощь с пилой, а когда они расправились с упавшим деревом, из дома вышел сонный Ролан Быков (муж Санаевой) и спросил, чем можно отблагодарить за помощь. Мой папа в шутку сказал: «Спляшите!» Быков, не задумываясь, исполнил танец.

Другие наши соседи живут в доме репрессированного профессора-химика Ивана Тищенко. Сперва там была коммуналка по комнате на семью, а сегодня участком владеет полковник в отставке. Его отец работал машинистом метрополитена, а дед был местной знаменитостью — главным дворником и по совместительству плотником поселка «Сокол». Из 110 домов не было ни одного, где бы дядя Толя что-то не сделал. Нам, например, беседку построил.

Новые русские и пробежки с охраной

В 1990-е годы значительную часть поселка перестроили: у многих домов появились новые владельцы. Никого не останавливал статус памятника градостроительства (присвоен в 1979 году. — «Москвич Mag»). Если нашей семье вполне хватает имеющихся 120 кв. м, то новым русским, которые сюда заезжали в 1990-е, нужно было в несколько раз больше. Поэтому исторические строения сносились, и на их месте появлялись новые, значительно большей площади, вплоть до подземных этажей. К счастью, в какой-то момент в этом вопросе навели порядок, и сейчас любые проекты согласовываются.

Улица Верещагина, 1997-1999

Лет двадцать пять назад можно было увидеть такую картину: едет человек на роликах, а за ним — джип с охраной и торчащими из окон стволами. Или, например, во время прогулки с собакой за хозяином следуют автоматчики. Сейчас такого уже нет, лишь изредка можно увидеть, как кто-то едет с мигалками. При этом есть ряд жителей, которые предпочитают не светиться: даже я, будучи членом местного совета самоуправления, знаю о них крайне мало.

Концерт «Песняров» и участок за миллиард

Цены на недвижимость в нашем поселке очень разнятся. Есть предложения за 75–100 млн рублей, а есть — за миллиард. Мой друг, продав здесь маленький бревенчатый дом, купил три трехкомнатные квартиры, дачу и еще остались деньги. Здание за миллиард никто не покупает уже лет семь, в народе его прозвали «крематорий» за специфический дизайн и черный цвет. Вообще всем новым постройкам у нас даются прозвища. Например, есть «дом культуры» — с колоннами, напоминает санаторий сталинских времен.

Черный дом на улице Кипренского

По праздникам — как правило, это Новый год, Масленица и День Победы — жители поселка и окрестных домов собираются на центральной площади. Выставляются шатры, ставятся колонки. До запрета на использование пиротехники вне специальных площадок у нас устраивались такие салюты, каких не бывало во всей Москве: жители новых домов привозили на джипах огромные установки. А однажды кто-то из соседей организовал спонтанный трехчасовой концерт «Белорусских песняров» — их позвали выступить в честь годовщины поселка.

Сады и огороды

Раньше в поселке были не только сады, но и огороды. Выращивали клубнику, малину, вишню, яблоки, груши и картошку. Когда прабабушка уезжала в эвакуацию в Ташкент во время войны, плакала, оставляя целый сад клубники. Им с прадедом изначально достался участок со свалкой, куда рабочие поселка складывали строительный мусор, и пришлось территорию преображать. Однажды мы хотели посадить яблоню и откопали трехколесный детский велосипед 1920-х годов.

Дом Алексея Силина

В детстве мы с приятелями собирали неподалеку от дома алычу, из которой наши мамы делали потом варенье. К 2000-м годам стало понятно, что экологическая ситуация сильно ухудшилась. Съедобного мы ничего не выращиваем много лет, исключение составляют яблони. Вообще деревья и цветы есть почти на каждом участке. Также очень много сирени, весной весь поселок благоухает.

Вольное детство 

Большинство детей сейчас развлекаются, не выходя за забор. А во времена моего детства все носились по улицам, играли в казаки-разбойники и прятки, катались на велосипедах, устраивали турниры по бадминтону. Подростками мы с несколькими приятелями подрабатывали: собирали листву и гоняли с ней на тракторе. В старших классах учителя меня всегда ругали за то, что я приходил после звонка. Причина простая: школа через дорогу, я дома слышал звонок и только после этого бежал учиться.

В 1990-е годы у нас на участке жили 16 кур, мы снабжали яйцами всех родственников. Зимой на электрическое отопление курятника денег, по-моему, уходило больше, чем мы экономили на покупке яиц. Все закончилось нападением соседских собак. Съесть наших кур мы не смогли, похоронили их в саду.

Напротив дома моего друга орнитолог Сергей Кирпичев раньше разводил глухарей. Это был уникальный проект: считалось, что в неволе эти птицы размножаться не могут. Сейчас жители поселка держат на участках в основном только собак. Правда, есть один дом с цирковыми животными — лисами, дикобразом и попугаями: участком владеет директор театра зверей и птиц. Что касается диких обитателей, белки и ежи для поселка — обычное явление, раньше ужи водились, а однажды мы даже видели сову.

Приватизация и самоуправление

В середине 1930-х годов дома и земля в поселке перешли в собственность государства. Деньги членам кооператива не вернули, заплатили почему-то только за деревья. Сейчас можно приватизировать квартиру в доме или полностью дом, а с землей вопрос до сих пор открыт. Есть два варианта: выкупить участок по кадастровой стоимости, но это несколько десятков миллионов рублей, либо оформить в аренду на 49 лет. У нас в доме приватизированы обе квартиры — наша и соседская.

За коммунальные услуги мы платим от 3 тыс. до 5 тыс. рублей в месяц, не считая электричества, это значительно меньше, чем в других коттеджных поселках. Благодаря наличию помещений, которые самоуправление сдает в аренду, компенсируются некоторые затраты, связанные с содержанием территории. Кстати, до начала 2000-х годов случались перебои и с водой, и с электричеством: чуть гроза — половина домов без света. Однажды молния ударила в трансформаторную будку, и у многих сгорели телевизоры, компьютеры. После обновления систем все работает без сбоев.

Строительство кооператива «Сокол», 1923-1928

На самоуправление поселок, ранее входивший в состав ЖЭКа, перешел с конца 1980-х годов. Добиться этого оказалось непросто. Сначала в составе местного совета был мой отец, теперь туда вхожу я. Каждый год у нас проходят отчетные собрания, раз в два года — выборы. Через членов совета жители получают важную информацию, взаимодействуют с управляющей компанией, влияют на принятие решений. Например, у нас в поселке свои рабочие. В обязанности самоуправления входит поддержание территории в достойном состоянии. Поскольку поселок является памятником градостроительства, перекрашиваются фасады, ремонтируются крыши и заборы. Также совет принимает решения о поддержке малоимущих жителей, организует поздравления юбиляров, покупает детям новогодние подарки. У поселка есть своя газета «Голос Сокола», рассчитанная прежде всего на старожилов.

Несколько лет назад один немецкий журнал заинтересовался нашей системой самоуправления и выпустил статью «Последняя деревня в Москве». Действительно, мы ощущаем себя в какой-то степени деревенскими жителями. Раньше в поселке даже был свой роддом. Семь лет назад он прекратил работу: из-за деревянных перекрытий его невозможно было привести в соответствие современным санитарным нормам. Что бы ни происходило, большинство жителей поселка хотят сохранить обособленность и самоуправление, поэтому стараются держаться друг за друга.

Фото: pastvu.com, wikipedia.com