Владимира Георгиевича Сорокина уже бог знает сколько раз назначали гением и пророком, а в пресс-релизе первого посвященного ему фильма зовут «самым значительным русским писателем современности».
Формулировку эту оставим на совести авторов, а удовольствие ломать копья по поводу этой «самости» (на которую претендуют еще как минимум Пелевин с Лимоновым) — литературным критикам. В любом случае такой фильм должен был появиться — Сорокин действительно слишком крупная фигура, даже странно, что фильм о нем сняли только сейчас.
Постоянный оператор фильмов Андрея Звягинцева Михаил Кричман выстроил здесь сверхчеткую и в то же время какую-то зыбкую картинку. Пролеты над заснеженным Ясенево, прогулки Сорокина по Берлину и просто он сам, вещающий с той стороны зеркального стекла, создают ощущение не тревоги даже, а какого-то потайного напряжения. В самом кадре есть что-то от сорокинской прозы — чувство постоянного ускользания, недостижимости сути.
В начале фильма его герой сообщает, насколько важна была для московских концептуалистов (Эрика Булатова, Андрея Монастырского, Ильи Кабакова, о котором Желнов недавно тоже сделал фильм) дистанция между автором и его произведением. Создатели «Сорокин трипа» (в кинотеатрах с 12 сентября) в этом смысле, кажется, решили взять на вооружение метод субъекта повествования. Их будто бы и нет вовсе. Желнов несколько раз появляется в кадре, но так, в массовке. В остальное время на экране говорит и показывает писатель. Немного про детство, чуть-чуть про первую поездку в Берлин, больше — про сформировавшее его окружение и советский культ, который концептуалисты без устали препарировали.
Сорокин подчеркивает, что писатель всегда должен иметь смелость взрезать саму ткань того, чем он занимается — текста, языка, литературы вообще. И вот здесь у Желнова и Сапрыкина (а также режиссера Ильи Белова), решивших разобраться в Сорокине его методами, и вышла осечка. «Сорокин трип» — красивый, здорово смонтированный сборник сентенций. Авторы будто бы благоговейно подстраиваются под героя, позволяют ему говорить, о чем ему самому интересно. Если в сделанном Желновым фильме про Сашу Соколова («Последний русский писатель») еще была какая-то наивно влюбленная, но все же авторская интонация, то здесь вместо нее — нейросеть, зачитывающая фрагменты «Нормы» и «Голубого сала». Эта будто вырезанная на монтаже оторопь понятна. Рядом с живым классиком любой будет чувствовать себя немного дураком, но журналист (как Желнов и Сапрыкин по одному из родов деятельности) на то и журналист, чтобы взять на себя эту роль.
В таком демонстративно обезличенном авторском подходе, разумеется, тоже есть свой смысл. «Сорокин трип» в соответствии с названием и художественными повадками героя похож на видеоинсталляцию или еще одно «коллективное действие». Однако придется смириться с тем, что зрителю, знакомому с творчеством героя, фильм не сообщит ничего принципиально нового, а человек со стороны, скорей всего, ничего во всем этом не поймет. Ну да, были какие-то странные люди в восьмидесятых, которые странно дурачились. Один из них — очень красивый писатель, который написал несколько вздорных (по мнению части населения) романов, а сейчас рисует у себя дома диковатые портреты Достоевского. Понятно, что Сорокин — большое животное, производящее впечатление подобное тому, что производит скелет динозавра, который Владимир Георгиевич разглядывает в одном из эпизодов. За ним интересно наблюдать, его интересно слушать, он говорит, будто пробуя слова на вкус, словно питаясь не только окружающей, но и собственной речью. Однако все это, повторимся, поклонники Сорокина знают и так. Куда как интереснее было бы узнать, как он выбирал своих собак. Или отдает ли отчет в собственном сходстве с безбородым Тургеневым. Говоря проще, для фильма, герой которого говорит, что предметом его писаний всегда был человек, в нем маловато собственно человеческого. Впрочем, об этом, вполне возможно, снимут еще какой-нибудь фильм. Ну а пока посмотрим, как Сорокин покупает расписанный под хохлому черный череп: «Красивая вещь!»
Фото: screenshot youtube.com