Международник Борис (Евгений Цыганов) с сыном Валериком приезжает в Одессу 1970 года и…  застревает там из-за карантина, объявленного вследствие холеры.

Борису — человеку, привыкшему жить если не всем, то сравнительно большим миром — приходится трезво оценить обстоятельства и окружение, к которым он будет намертво привязан в ближайший месяц. Помимо сына это тесть (Леонид Ярмольник) и теща (Ирина Розанова) — чинные и колоритные евреи-пенсионеры, а также две сестры (Евгения Брик и Ксения Раппопорт) оставшейся в Москве жены с по-разному опостылевшими мужьями. Ну а через нагретый солнцем дворик с балкона на Бориса внимательно смотрит 15-летняя соседская девочка Ира, которая явно и безбоязненно хочет целоваться.

Слово «Одесса», отсвечивающее в 2019 году с московских билбордов, уже само по себе рождает смутное ощущение аномалии. Понятно, что картину о жизни (пусть и прошлой) в соседнем государстве почти невозможно сегодня снять на оригинальной натуре. Родившийся в Одессе Валерий Тодоровский мечтал об этом фильме многие годы, и у него почти получилось — городские власти с охотой пошли навстречу, но оказалось, что нужные актеры — невъездные на Украину. В результате фильм, основанный на мозаичных воспоминаниях о детстве, и сам по себе сложен, как пазл. Одессу снимали в построенной на «Мосфильме» декорации, а также в Таганроге, Ростове и Сочи.

Формально картину, произведенную подобным образом, хочется как-то заранее, еще до просмотра, обругать. Ну что Одесса? Анекдоты, суржик, солнце, море, Привоз…  Весь этот сборник общих мест в фильме добросовестно экранизирован, и поначалу они вызывают ощутимое отторжение. Слишком очевидным катализатором эмоций все это выглядит на первый взгляд, слишком мастеровитыми росчерками пишется этот роман взросления. Старики хлебают суп, взрослые дети смачно ссорятся, Цыганов курит и смотрит вдаль — «Одесса» сразу выглядит именно такой, какой ее представляешь при беглом осмотре выходных данных.

И даже непонятно, в какой момент что-то кардинально меняется. Однако Тодоровский с голливудским оператором Романом Васьяновым не зря снимали фильм на пленку. Она дает непривычную для советского ретро глубину кадра, успокоительную неспешность взгляда. Все это помогает преодолеть сопротивление материала, миновать первичное раздражение и понять, что у этого фильма совершенно иная интонация, отличная от привычных киноразговоров о советском прошлом. Собственно, «советское» оно только постольку, поскольку именно на те годы пришлось детство режиссера — времена не выбирают. Это — лишь обстоятельства, а суть, как и в лучших картинах Тодоровского (от «Страны глухих» до «Оттепели») — совсем в другом.

После просмотра «Одесса» (в кинотеатрах с 5 сентября) распадается на вереницу отдельных не эпизодов даже, а почти тактильных ощущений. Опасное теплое море, нагретая нетерпеливой рукой телефонная трубка, какой-то очень точный рисунок морщин на лицах Ярмольника и Розановой. Ко всему этому может примешаться еще и легкая досада от того, что в фильме будто бы так ничего толком и не произошло. Но это не сценарный огрех, а очень точное и уверенное понимание, что в этой самой настоящей жизни все время что-то случается, но нет ничего окончательного. И что задача искусства вообще и кино в особенности не в том, чтобы чему-то там научить. А в том, чтобы в выхолащивающей душу городской суете хотя бы на пару часов вернуть вот это плохо поддающееся вербализации чувство. Пожалуй, именно оно по поводу совсем другого фильма было сформулировано словами «два часа настоящей жизни».

Фото: WDSSPR