Когда герцог Лето Атрейдес (Оскар Айзек) поворачивается к сыну и наследнику Полу (Тимоти Шаламе) и произносит вроде бы поистрепавшуюся за десятилетия, но все же по-прежнему неоспоримую истину о том, что истинный лидер не жаждет власти — он отвечает на зов народа его возглавить, сразу вспоминаешь, почему у «Дюны» такая долгая литературная и киножизнь.

Научно-фантастический роман Фрэнка Герберта вышел в 1960-х, когда хиппи заново открыли для себя Христа — не как икону на стене, а как первого супергероя человечества, а само человечество отправилось в космос. В каком-то смысле «Дюна» — это житие архетипического героя, который становится лидером через перерождение. Таких героев в кино было много, вплоть до переродившегося Нео технологической эпохи. Но «Дюна» была раньше, и все приемы и штампы, сопутствующие любой истории о пути человека к величию через страдание, в 1960-х были гораздо свежее, до того как Голливуд последние 50 лет поставил эти истории на поток (понятное дело, что без «Дюны» не было бы «Звездных войн», скажем, или они были бы совсем другими).

Помимо устремленности в будущее «Дюна» всегда подкупала идеологическим и эстетическим возвращением в прошлое. В 10191 году человечество показано живущим в состоянии некоего футурофеодализма, а когда мы только знакомимся с Полом в исполнении Тимоти Шаламе, он в черном камзоле и с непослушными кудрями больше похож на романтического героя XIX века, чем на идеального робота будущего (к слову, Кайл Маклахлен в «Дюне» Дэвида Линча 1984-го производил такое же впечатление). Вселенная поделена на семейные кланы, управляемые императором Шаддамом IV, который отбирает у зарвавшегося клана Харконненов планету Арракис и передает ее в управление Атрейдесам. Арракис привлекает феодалов своими залежами вещества, называемого в фильме специей (а в романе — пряностью). Это топливо для межгалактических кораблей и едва ли не главная ценность во Вселенной. Атрейдесы прибывают на Арракис, где обещают мир местному племени фременов, но барон Владимир Харконнен (Стеллан Скарсгард) наносит ответный удар, не учтя, правда, что юный Пол уже попал под воздействие специи, обладающей сильным галлюциногенным эффектом. Надо ли напоминать, что 1960-е также были эпохой психоделической революции?

Дэвид Линч считал «Дюну» своим единственным провалом в карьере. Это был как раз тот случай, когда интеллигентный артхаусный режиссер решил замахнуться на высокобюджетный блокбастер и в итоге не справился с весом чужого материала (хотя у фильма и много поклонников). В любом случае «Дюна» Линча местами казалась вырвавшейся из-под контроля личной галлюцинацией режиссера, барочным экспериментом, которые у Линча лучше смотрятся, когда сняты не на чужой литературной основе.

Автор новой версии Дени Вильнев пошел другим путем — он максимально идеологизировал основу, сделал ее остроактуальной и переместил акцент на отношения Пола с фременами. Помня о предостережении отца, Пол хочет стать лидером изгнанного в пустыню народа не из желания власти — ее он может получить и по рождению на родной планете. Каладан Атрейдесов показан на жестком контрасте со знойным Арракисом — это как после прохладной Шотландии, страны гор и рек, резко переехать в Сахару, край песка и смертельной засухи. Но Пол уже заражен осознанием своей судьбы. Как настоящему герою, ему нужно усмирить хаос природы (к сожалению, в фильме так и не показывают его верхом на гигантском песчаном черве), общественный порядок (выраженный в неверии в него окружающих как на родной планете, так и среди фременов) и победить самого себя, собственные сомнения в своей избранности. Жаль, что Шаламе как будто сопротивляется материалу. В роли юного изнеженного принца он идеален, но все же он звезда нового поколения, которому героизм Харрисона Форда или Тома Круза кажется старомодным и даже нелепым. На экране мальчик, как и в «Короле», где Шаламе играл Генриха V, так и не превращается в мужчину. Вильнев вообще, несмотря на два с половиной часа экранного времени, так и не подводит нас к собственно финалу романа Герберта. «Дюна» в целом выглядит как первая часть будущей франшизы, а не как самостоятельный фильм, но известно, что вторая часть будет, так что посмотрим.

Однако «Дюна» (в кинотеатрах с 16 сентября) смотрится гораздо более цельным и продуманным фильмом, чем версия Линча 1984-го. Видно, что Вильневу есть что сказать — тема ближневосточного конфликта, уже заявленная в романе Герберта, здесь усилена. Кажется, что недавний вывод войск из Афганистана выглядит как пиар-кампания «Дюны». Пол становится Муад’Дибом не просто так — для того, чтобы понять другой мир, ты не должен ждать, что он начнет говорить с тобой на твоем языке, утверждает Вильнев. В отличие от Линча, в чьем подходе к кино всегда был элемент художественной игры, Вильнев, судя по его фильмам («Враг», «Убийца», «Прибытие», «Бегущий по лезвию 2049»), почти патологически серьезен, даже иногда кажется, что у него нет чувства юмора. Но в данном случае это пошло «Дюне» на пользу — о своих убеждениях и взглядах теперь принято говорить искренне, с надеждой, но при этом и с пессимистическим взглядом на мир, который слишком часто этот пессимизм оправдывает.

Фото: UPI