, 2 мин. на чтение

«Зона интересов» показывает банальность зла, не оскорбляя наш разум

Когда смотришь, например, в передаче о дикой природе, как стадо антилоп гну, жуя, равнодушно смотрит с безопасного расстояния, как львы душат их соплеменницу, иногда ловишь себя на мысли: почему они не объединятся и не отгонят хищников? Или даже не забодают их до смерти? Ведь буйволы, например, так делают. Неужели коровы умнее и организованнее коз? Но у дикой природы свои законы выживания, которые часто кажутся цивилизованному человеку нелогичными и жестокими. Однако понять, что в прошлом веке сделали с героями «Зоны интересов» (в прокате США с конца 2023 года, в России фильм можно посмотреть только онлайн у пиратов), мозг отказывается.

Плюсы:

— почти весь фильм снят режиссером Джонатаном Глейзером на общих планах, отчего кажется, что смотришь череду пейзажей со стратегически расставленными на них фигурами. Глейзер как будто не хочет, чтобы мы отождествляли себя с героями (если это вообще возможно) — семьей коменданта Аушвица оберштурмбаннфюрера Рудольфа Хосса (Кристиан Фридель), которая живет в 1940-х прямо за стеной концлагеря. Жена коменданта Гедвига (Сандра Хюллер, чье лицо так выразительно реагировало на события недавней «Анатомии падения», как и все здесь, играет скорее всем телом, чем лицом) разводит в огороде свеклу и фенхель, листья которых регулярно покрывает пепел из трубы крематория за стеной. Не то чтобы это кого-то беспокоило;

— как это часто бывает у хороших режиссеров, Глейзер предпочитает больше оставлять за кадром, чем бить зрителей по голове сценами ужасов или лобовыми метафорами. Потрясенный будничностью происходящего зритель сам начинает «работать», домысливая то, что не видно на экране;

— не показывая само уничтожение тысяч людей, Глейзер вместе с нами поражается прозаичности, с которой одни люди, будто не думая, участвуют в убийстве других. Рудольф с коллегами обсуждают эффективную технологию сжигания 700 евреев в день за стеной от собственного дома: «Горение — остывание — выгрузка — загрузка. Беспрерывно». Или соседка, зашедшая к Гедвиге обсудить «еврейское отродье» — попавшую в концлагерь женщину, у которой она убирала и чья шуба досталась убийцам. Глейзер не считает, что эта бесчеловечность осталась в прошлом. В многочисленных интервью он повторяет, что сегодняшние события только подтверждают: при определенных обстоятельствах люди готовы стать монстрами совершенно естественным образом, не делая над собой усилий, даже не испытывая угрозы собственной жизни или даже благополучию;

— работая над фильмом, Глейзер познакомился с местной пожилой женщиной, полькой, которая во время войны девочкой прятала по ночам еду на рудниках, где работали заключенные концлагеря. В фильме эти сцены сопровождаются закадровым рассказом сказки про Гензеля и Гретель — именно того куска, в котором Гретель толкает в печь ведьму на лопате. Означает ли этот аудиоряд, что, пряча еду для обреченных, девочка давала отпор своей сказочной ведьме? Или что нацистская идеология попала на благодатную почву, взращенную столетиями национальной мифологии насилия?

— Глейзер, чьи фильмы («Сексуальная тварь», «Рождение», «Побудь в моей шкуре») можно назвать какими угодно, только не рядовыми, давно хотел снять фильм о Холокосте, но не по выработавшимся за десятилетия стандартам (чем является недавняя «Одна жизнь» о спасении еврейских детей перед Второй мировой, если не вариацией «Списка Шиндлера»?), как раз когда ему очень вовремя попалась одноименная книга Мартина Эмиса, вышедшая десять лет назад (по роковому стечению обстоятельств Эмис умер в день премьеры «Зоны интересов» на Каннском фестивале в прошлом году). У Глейзера все прекрасно получилось — его фильм скорее напоминает Бунюэля времен «Скромного обаяния буржуазии», чем драму о Холокосте, и при этом ни один список лучших фильмов о Второй мировой не обойдется без «Зоны интересов».

Минус:

— только один. Прием с отсутствием крупных планов настолько же эффектен, как и мешает. Глейзер говорит, что мы должны узнать себя в этих монстрах на экране, потому что при определенных обстоятельствах каждый может превратиться в такого же монстра. Невозможность видеть эмоции на лицах актеров это «узнавание себя» усложняет.

Фото: A24