…Туда я попал всего один раз, году в 1983-м. Мой приятель был мажором, он меня и привел. Денег на выпивку у меня, разумеется, не было. Да и не пил я тогда почти. Поэтому сидел и курил, одну за одной, пока однокурсник болтал с приятелями-фарцовщиками. Те потягивали коктейль «Шампань-коблер» (полтора рубля!), смотрели на меня презрительно, я был для них жалким созданием без кроссовок «Адидас» и джинсов «Ливайс».

Больше туда приходить мне не хотелось. Но это я, застенчивый голодранец. Кафе «Лира» на Пушкинской было культовым местом с конца 1970-х до конца 1980-х. Сюда ломились по вечерам, будто могли там встретить живого Пола Маккартни. Маккартни, конечно, нельзя было встретить, но Макаревича — вполне.

Ничего особенного в «Лире» не было. Унылый интерьер, общесоветское меню, разве что публика одета нарядно, но тоже по советским критериям нарядности. Рассказывали про легендарного швейцара Костю: он был натуральным фейсконтролем. Мог не пустить. Но если дать Косте рубль — проходи на здоровье.

Когда «Лиру» закрыли в 1989 году, мажоры, фарцовщики и их подружки горевали примерно так же, как сейчас модники кликушествуют по поводу конца «Симачева». Ушла, блин, эпоха. На том месте открыли первый «Макдоналдс», а некоторые из тех мажоров и фарцовщиков теперь занимают почетные места в списке «Форбс».

Кафе «Лира», 1974 год

Нет, мы с друзьями предпочитали места подемократичней. На улице Чернышевского (ныне Покровка) было популярное кафе без названия. Однако название все-таки имелось — «Что делать». Посетители так окрестили: раз Чернышевский, значит «что делать».

За что молодежь любила это место, я тоже понять не могу. Дело в том, что ассортимент, интерьер и официанты везде были примерно одинаковые. Ужасные. И когда я вспоминаю места угарных пьянок моей юности, ностальгия — она только по юности, в которой не было денег, но были веселые друзья и не было похмелья. Сейчас я даже не могу восстановить в памяти антураж «Что делать», а общие селфи тогда мы не делали. Мы приходили бескомпромиссно напиться, иных задач у нас не было. Выход в кафе был фактически праздником, на него мы копили деньги. Ведь тогда компаниями пили в основном по квартирам (полузабытый жанр) или по дворам, из горла (неубиваемый жанр).

Но были любимые места, которые чудесным образом пережили 1990-е и даже нулевые. Причем места отвратительные с эстетической точки зрения. Однако русскому человеку важна не эстетика, ему важна коммуникация. И для этого было два идеальных уголка. Одно — кафе-стоячка на Китай-городе, близ клуба «Летчик Джао Да». Там продавали бутерброды с колбасой, пирожки, но главное — разливали пиво и водку. После 18.00 — аншлаг. Мужчины из окрестных контор двигались сюда. Нередко я видел очень прилично одетых мужчин, явно управленцев среднего звена, тут же рядом и Минкульт, и ФСБ, и Администрация президента. Да, эти люди могли ходить в приличные рестораны, но ведь тоскливо. Любому мужчине, даже в хорошем итальянском костюме, иногда хочется откровенной грязи, простоты и разговора о бабах со случайным знакомым.

Столики были круглые, скромного радиуса. Так что все оказывались лицом к лицу, общение было неизбежным. Однажды, в середине 1990-х, так я познакомился с каким-то чиновником, мы напились и потом гоняли по городу на его «мерсе». Да, он был за рулем, а мне было пофигу.

Меню кафе «Лира»

Еще одно место — рюмочная «Второе дыхание» возле «Новокузнецкой». Полуподвал, теснота, лихая тетка за стойкой. Закуска совсем аскетичная, типа бутербродов со шпротами. Здесь за столиком мне как-то довелось познакомиться с настоящими уголовниками. Все закончилось тем, что я их еще угощал.

В шашлычную напротив ТАСС любил ходить один мой знакомый кинорежиссер. Он жил рядом. Там было самообслуживание, зато водку мы легко приносили с собой. Да, нельзя, но мы аккуратно, без эффектных жестов. Бульк-бульк, убрали. Конечно, водку там продавали в заляпанных графинчиках, но ведь особый кайф, если водка с собой. Мистический и утраченный ритуал.

И стоячка, и рюмочная, и шашлычная закрылись, увы. На их месте теперь что-то новое. Чистенькое. И это хорошо. Но скучновато. Москва потеряла свои легендарные шалманы. Хотя бы парочку можно было оставить. Так, для укрепления духа.

Но главными «клубами» были пивняки. В центре — несколько легендарных. Один — в переулке Большой Головин. Из-за него переулок называли Больной Головин. Еще один — «Золотой фазан» у Киевского вокзала. Он считался почти элитным. Во-первых, там было довольно опрятно. Во-вторых, там не стояли, а сидели. В-третьих, существовал миф, что в «Фазане» честное и неразбавленное пиво. С друзьями мы как-то явились туда жарким июлем конца 1980-х. Кто-то из местных «дистрибуторов» немедленно предложил нам соленой рыбки, был такой мелкий бизнес. Короче, мы напились до того, что потом дошли до Бережковской набережной (примерно до того места, где теперь отель Radisson), быстро разделись и прыгнули в Москву-реку. Мимо проплывали «Ракеты», пассажиры с интересом разглядывали трех идиотов, плескавшихся в воде с масляными разводами.

А миф о честном пиве «Фазана» был скоро развенчан. Оно разбавлялось не как-то там кустарно, вручную, а технологически виртуозно. Милиция провела спецоперацию и выяснила, что одна из пяти емкостей была заполнена не пивом, а обычной водой. Систему труб выстроили так, что в кружки разливалось уже разбавленное пиво.

Впрочем, советское пиво было в массе настолько плохо, что вода из крана его точно не портила. Если кто-то будет рассказывать вам, какое было чудесное пиво и как славно жилось — плюньте ему в кружку «Гиннесса».

Бар «Ладья», он же «Яма», 1981-1982 гг.

И, конечно, святая святых — знаменитая «Яма» на углу Столешникова и Пушкинской улицы (ныне Большая Дмитровка). На самом деле официально заведение называлось «Ладья». Но это была яма — во всех смыслах. Подвал, грязь, вонь. В «Яме» стояли пивные автоматы, которые наполняли кружки на две трети, зато предлагалась отличная закуска — несколько чахлых креветок на мутной тарелке. Мы сбегали с лекций в пединституте и мчались сюда, где за высокими столами рядом оказывались воры, инженеры и литераторы. Женского туалета не было как такового (лютый сексизм!), и когда нашим хмельным подружкам хотелось писать, мы провожали их дружно и вставали плечом к плечу у входа, не пуская чужих до конца «церемонии».

А затем мы поднимались наверх, к солнцу и весенней Москве. Мы были пьяны и оптимистичны, мы знали, что впереди у нас светлое будущее. Оно и наступило. Правда, не все из нас до него дожили.

Фото: @Игорь Стомахин, pastvu.com