Закончившийся 2 декабря Non/fiction был богат на события. Приезд американского писателя Натана Ингландера — одно из них.

Он наш современник (родился в 1970 году) и, по мнению журнала «Нью-Йоркер», является одним из самых значимых писателей XXI века. Острый, ершистый наследник традиций Филипа Рота. Это действительно свежий глоток в американской литературе. Две его книги: «Ради усмирения страстей» и роман «Министерство по особым делам» теперь можно купить и прочесть на русском языке.

Где вы родились?

В пригороде Нью-Йорка, на Лонг-Айленде, за чертой, которая отделяет пригород от города.

Где живете сейчас?

В Бруклине. Он тоже находится на Лонг-Айленде, но в городской черте. То есть сейчас я живу почти там же, где родился, но теперь я как бы нахожусь на «правильной» стороне от границы.

Я очень сопротивлялся переезду в Бруклин — тут сейчас живут все писатели, прямо поразительно, какое нас тут количество. И мне казалось очень странным возвращаться в этот город: там, где я рос, отцы всех моих знакомых были родом из Бруклина — это было место, откуда уезжали, а не куда стремились переехать. Поэтому мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к тому, что теперь это такой модный район.

А вам нравится быть писателем?

Я клочьями рву на себе волосы от стресса, но при этом каждую минуту каждого дня благодарю судьбу за то, что у меня есть возможность писать — это единственное, чем я когда-либо хотел заниматься.

Москвичи отличаются чем-нибудь от жителей других мегаполисов?

И да, и нет. Как, я уверен, у любого жителя Нью-Йорка, приехавшего в Москву, у меня в голове было множество образов этого города и местных жителей — из книг, из фильмов. И это чудесно, что можно все эти образы стереть и все построить заново. Почему я говорю и да, и нет? Знаете, у меня голова идет кругом от того, сколько нового я здесь узнал и увидел, от необычных стилей и трендов. Но, с другой стороны, как у жителя большого города у меня есть некоторое ощущение комфорта от того, что есть столько всего совершенно нового, но и столько же всего абсолютно привычного. Например, я обратил внимание, что здесь тоже у многих есть татуировки, как и в Нью-Йорке, но стиль татуировок здесь другой, я заметил несколько очень крутых работ. Или, например, дорожное движение здесь сильно отличается от нью-йоркского, но мне это все равно кажется привычным — такие же вечерние пробки. Есть множество вещей, которые восхитительно схожи, но есть и бесконечное количество различий.

Есть ли что-то, что в Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Берлине, Париже или Лондоне?

Я был во всех перечисленных городах — я преподаю в Париже, некоторое время жил в Берлине, поэтому мне легко об этом рассуждать. Если ответить коротко, то да, есть. Сейчас, когда мне задают этот вопрос, я сижу в кафе и жду, когда мне принесут пельмени. Я совсем недавно ел пельмени в Нью-Йорке — я ашкеназский еврей и часто их ем дома. И хочу вам сказать, что пельмени в Москве лучше.

Что вас очаровало в Москве во время этого визита?

В дополнение к ответу на предыдущий вопрос. В этом точно Москва выигрывает с разгромом. Мне стыдно показать москвичам фотографии станций метро в моем городе. А в Москве проехаться на метро — это как сходить в музей.

Что вас раздражало, пугало или показалось странным во время этого визита?

Я всегда всего боюсь, такова уж моя натура. Я ехал сюда с некоторыми сложившимися за годы представлениями о Москве — и все эти представления оказались неверными, теперь я вижу все совсем по-другому.

Но то, что точно показалось странным, так это то, что таксистов не раздражает, когда их заставляют ждать. Я думал, что в большом городе такое невозможно. Таксисты Uber в Нью-Йорке моментально отменяют заказ и уезжают. Я так нервничал, когда здесь мне все говорили: «Все хорошо, мы ему позвонили, он ждет». Если таксист в Нью-Йорке и будет вас ждать, так это только чтобы наорать на вас за опоздание. Так что мы Uber ждать не заставляем — они, честно, через минуту отменяют заказ, и можно забыть о поездке.

Действие вашего романа «Министерство по особым делам» происходит во время диктатуры в Аргентине. Вы выбрали это время, потому что следите за историей Аргентины? Или вас интересуют тоталитарные режимы и поведение людей в это время?

Отличный вопрос. Я это понял совсем не сразу, но на самом деле мне очень интересны концепции правосудия и несправедливости; мне интересно, как функционирует государство и как это влияет на жизнь конкретного человека. Мне кажется, для этого литература и существует — чтобы понять, как такие масштабные, универсальные, национальные и межнациональные вещи отражаются на каждом из нас. Так что да, меня очень занимают идеи власти, справедливости и положения личности в обществе вне зависимости от конкретной культуры или конкретного периода истории.

Что в этом году у вас выходит на русском языке?

В издательстве «Книжники» вышли две мои книги: роман «Министерство по особым делам» и сборник рассказов «Ради усмирения страстей».

Как бы вы охарактеризовали русским читателям свои произведения?

Мне очень приятно, что мне задают такой вопрос, потому что я понимаю, что на мои работы очень легко нацепить ярлык — я знаю, как с точки зрения культуры и религии мои книги могут выглядеть со стороны. Но я думаю, что истории срабатывают, только если они универсальны. Если история функционирует только в какой-то конкретной культуре, если она не выдерживает тест переводом, если она не доступна кому-то, кто не похож от автора, то такую историю можно и не читать. Поэтому о моих книгах мне сложно говорить — они существуют вне времени и пространства. Но это всегда смесь мрачной комедии и комичной мрачности.

Фото: из личного архива Натана Ингландера