Про квадрокоптер для прогулок, стеклянные купола НИИ, цеха с фресками и другие места Москвы, которые интересно исследовать.
Я родился…
В Кишиневе, столице Молдавии, в роддоме, окна которого смотрят на круглую модернистскую многоэтажку с чем-то вроде летающей тарелки вместо крыши. Мне понадобилось прожить в Москве почти 20 лет, чтобы понять, из какого странного города я уехал.
Сейчас живу…
В Отрадном. К востоку от моего дома — парк с гигантскими деревянными червяками архитектора Полисского, к северу — квадратный километр сине-серо-зеленых бибиревских гаражей. Моя улица упирается в две мечети и небольшую буддийскую ступу с молитвенными барабанами: тут однажды придумали строить храмы всех религий бок о бок и почти довели дело до конца.
Люблю гулять…
В тех местах, которые увидел краем глаза по пути. Из такси или из поезда кажется, что все это на расстоянии вытянутой руки, но оказаться в такой точке, в 50 метрах от твоего обычного маршрута, требует не меньше усилий, чем выбраться далеко за город. Однажды из окна поезда МЦК я разглядел совершенно невозможную конструкцию: снизу шоссе Энтузиастов с пробкой в шесть рядов, а сверху перекинут мост с ржавыми рельсами в два метра шириной, заросший травой и мхом. Это, конечно, такой нью-йоркский High Line — парк, который сделали из заброшенной железной дороги над Манхэттеном (примерно между 10-й и 30-й улицами), в масштабе один к десяти. Но в Нью-Йорке архитекторы работали над каждым квадратным метром — специально высаживали между старых рельсов березы, где-то положили муляж бездомного в спальном мешке. А тут все получилось само.
Или завод ЗИЛ, который занимает целый отрезанный от города остров и который сносят застройщики, — я его долго разглядывал из поезда МЦК, прежде чем приехать туда с квадрокоптером (кто-то, чтобы больше гулять, заводит таксу, а я пару лет назад, еще до запретов, завел квадрокоптер, чтобы выгуливать его). Видишь стеклянные стены в 20 метров высотой, которые стоят сами по себе, — цех снесли, окна от пола до крыши остались стоять. Или фреску с балеринами высотой в пять этажей — на слепой стене ангара были пятна краски, в которых кто-то разглядел балетные пачки и добавил пару деталей.
Или огромные бетонные цилиндры довоенного элеватора в районе Шелепихи: его снесли прошлой зимой, а я ездил мимо, пока он стоял полуразрушенный и все его внутренности были видны, и гадал, сколько пятиэтажек уместилось бы в один такой цилиндр целиком.
Мой любимый район в Москве…
Кусок Хамовников, где разбросаны старые медицинские и околомедицинские институты, и каждый называется так, будто его специально придумали для романов в духе «Гиперболоида инженера Гарина» или рассказов фантаста Березина. НИИ по изысканию новых антибиотиков им. Г. Ф. Гаузе, например. Я этот НИИ впервые заметил из-за его круглого стеклянного купола над очень традиционным столетним домом. Обошел кругом, прочел табличку — и долго представлял себе, что там, под куполом, просто обязан быть большой светлый зал, где люди с бородками собираются на консилиумы. Позже разглядел его сверху — купол снизу замурован. Такой пентхаус, где никогда никто не жил.
Моя книга «Максимальный репост. Как соцсети заставляют нас верить фейковым новостям»…
Вышла в этом августе. Она про слухи, теории заговора и вообще неправду самого разного сорта, с которой мы сталкиваемся в «Фейсбуке» и вне. Точнее, как ученые — со своими большими данными, нейросетями, МРТ-томографами и методами расшифровки генома — объясняют, почему мы к этой лжи так восприимчивы. Правда ли, что политическая ориентация зашита в генах, а мозг легко генерирует ложные воспоминания про политические события, которых никогда не было? Как и в этом тексте, я постарался в книге не тратить слишком много места на вещи, которые вы знаете и без меня.
Фото: из личного архива Борислава Козловского