Издатель «Москвич Mag» Игорь Шулинский поговорил с президентом Федерации еврейских общин России, основателем и генеральным директором Еврейского музея и центра толерантности Александром Бородой о еврейских районах, поиске корней, факторе ближневосточного кризиса и религиозности.

Мы находимся сейчас в «географическом и метафизическом» сердце еврейской жизни Москвы. Здесь есть школы, синагога, языковые центры, центры для пожилых людей, медицинские  и развлекательные учреждения, кафе. Но евреев не так много я замечаю в этом районе, согласны? Ну вот если мы сравним Москву, например, с Антверпеном или Нью-Йорком — крупными городами, где проживает большое количество евреев, в местных религиозных центрах толпы иудеев в шляпах… Почему московские евреи не селятся и не живут компактно рядом с еврейским культурным центром и синагогой? Это же должно быть очень удобно.

Ну, ответ на поверхности. В Советском Союзе расселение людей было не по национальному признаку: вставали в очередь на квартиру, когда рождались дети, застраивались новые районы, и евреев селили, как и всех других граждан, туда, где строилось новое жилье. К тому же Советский Союз боролся с религией. Это было атеистическое государство, поэтому какие центры еврейской жизни? Их не было, поэтому и сейчас их нет. В Антверпене евреи селились вокруг синагоги, потому что это были религиозные евреи. А светские советские евреи многое забыли, теперь вот их дети возвращаются к своим корням. Поэтому не хочу сказать, что на пустом месте возникает наша еврейская жизнь. Она строится на остатках той, что была до революции. Но строят ее правнуки и правнучки, которые еще не привыкли селиться рядом с центром еврейской жизни. Это дается не так легко.

Но вы считаете, что эта привычка к нам вернется?

Глобально да, потому что по еврейскому закону люди должны пешком ходить в синагогу, в Шаббат, в праздники, и в принципе находиться как бы внутри своего комьюнити. Это очень хорошо, но очень много времени нужно, чтобы это произошло. По факту это происходит, не у нас, а в других диаспорах: например, азербайджанцы компактно осели в новых районах Москвы.

То есть у других народов получается жить и селиться по правилам своей диаспоры?

Они откуда-то выехали, где так же компактно жили. Они выехали из одного своего социума в другой, поменяв только место. А евреи прежде всего были обычные советские граждане, я бы сказал, еврейского происхождения. Сколько этнических евреев говорят: «Мы русские»! Это касается не только деятелей культуры, которые действительно впитали русскую культуру и считают себя русскими людьми с еврейскими корнями, но и представителей нетворческих профессий. Поэтому неоткуда было взяться религиозному бытовому сознанию у русских евреев.

А если все-таки помечтать, что еще должно появиться у евреев, чтобы они здесь жили?

Доступное жилье, здесь его не так много, и оно не дешевое. Это одно из серьезных преткновений. Ну театр «Шалом» скоро переезжает сюда с Варшавки, в Центр Мейерхольда. Но в театр можно и на метро приехать. А вот доступное жилье — это важно.

А вот какие-то аутентичные бары, кафе, клубы, где может работать и отдыхать еврейская молодежь, появятся? В этом районе их почти нет…

В Еврейском музее есть прекрасное кафе. И в целом в этом районе пять кафе и ресторанов. Но здесь спрос определяет предложение. Будет молодежь — будут кафе. Это очень легко воспроизводится. Поэтому нельзя сказать, что ради кафе люди будут переезжать. Вот если будут переезжать, то будут кафе. Тут обратная последовательность.

В мире сегодня наблюдаются мощные антиизраильские настроения. А может так случиться, что антиизраильская истерия будет перенесена на территорию России и станет антиеврейской?

Ну, мы видим проблемные встряски в Дагестане, которые нельзя игнорировать. И они станут все более ожесточенными. Первый раз это был больше вызов, а второй — уже убийство людей…  Ну власть же с этим борется, и мы надеемся, что она понимает всю серьезность проблемы. Где Дагестан и где Палестина? Тем не менее есть такой радикализм, который в головах молодых на Кавказе. И власть после последних событий это осознала. Я знаю, что идет большая работа в Дагестане по, как бы сказать, очищению молодых умов от нероссийского влияния. Кстати, многие их этих людей не простые ребята, а успешные дети местных чиновников.

А власть не пойдет, как вам кажется, на попятную в случае серьезного давления?

Давления какого?

Давления со стороны погромщиков, как иногда бывало в России. Власть легко распрощается с еврейским контингентом, отдавая его в руки погромщиков.

Ну какие погромщики, если они убили священника? Это уже межнациональная проблема. Они убили сотрудников правоохранительных органов. Это куда деть? Не-не-не, я считаю, что…

Бояться нечего евреям?

Ну, мы надеемся. Мы как бы верим в государственные органы и правоохранительную систему.

Потому что в других европейских странах евреи боятся. Культурные и учебные заведения выглядят как крепости. Я вижу все больше и больше полицейских в еврейских районах в Германии и Бельгии.

Я считаю, что Россия в этом смысле намного спокойнее и стабильнее, чем страны Европы. Здесь нет таких антиизраильских настроений, как в Европе. Нет реальных арабских анклавов, как, например, алжирский, тунисский, марокканский, как в Бельгии и во Франции. В России проживают почти две сотни народов. И покровительствовать межнациональным конфликтам, устраивать их — недопустимо! И власть это очень хорошо понимает. Мы видим озабоченность и реакцию власти, и она вселяет в нас оптимизм, что все будет контролируемо.

Как вы считаете, сейчас такой странный промежуток времени — власть как бы симпатизирует еврейскому народу, что вообще-то странно в парадигме исторического процесса в России…

Ну, слово «симпатизирует» — это такое, как бы сказать…  не надо, чтобы нам симпатизировали. Нам надо, чтобы мы были, как все остальные. Каждый народ, живущий в России, равен, имеет право на свою культуру и право быть составной частью российского народа. И евреи тоже.

Во всех религиозных сообществах очень много внимания уделяется работе с молодежью. Как сделать так, чтобы молодежь не потеряла религиозные корни? Вот, например, все в той же Бельгии модельер из знаменитой «Антверпенской шестерки» Анн Демельмейстер декорировала храм, одела скульптуру Богоматери. И вот через имя Анн Демельмейстер привлекается молодая аудитория в церковь.

И как, успешно?

Надо признать, что успешно. Дальше они делали вечеринки в этой церкви. Делаете ли вы что-то похожее?

Да, мы тоже пытаемся говорить на понятном языке с молодежью. Вот стендап был недавно. Прошел очень успешно. У нас есть молодежный клуб на седьмом этаже. Часто молодежи надо просто дать условия и не мешать. Кстати, наш Еврейский музей и центр толерантности, с одной стороны, ворота в иудаизм, с другой — место для притяжения молодежи. Там не только же еврейская история, там прекрасные выставки, современное искусство, куча лекций. Это все про молодежь и как бы для молодежи.

А каков ее процент среди посетителей музея?

Ее в принципе большинство. Сегодняшние пожилые люди — это те, чья молодость пришлась на хрущевскую оттепель. Они больше продукт советской системы, чем молодые, которые как раз ищут смыслы, ищут корни, ищут какие-то ценности. Раньше в синагогах в основном были пожилые люди, потому что это было то, чему их обучали в детстве. А сегодня этих людей нет — сегодняшних пожилых людей в детстве обучали другому. А молодежь — это как раз те, кто хочет найти ответы.

Я слышал, музей будет как-то сейчас менять экспозицию. Это так?

Нет, не будет. Во-первых, мы ее обновляем, мы ее улучшаем каждый год, наверное, процентов на 5−10. Мы за почти 12 лет, сколько существует музей, изменили экспозицию процентов на 40−50 и каждый год что-то добавляем, обновляем. Но кардинально не планируем менять. Переворачивать с ног на голову — не задача.

Потому что нужна стабильность истории?

Просто история, она…

Не меняется?

Будущее меняется, и мы улучшаем контент, мы ориентируемся на то, что более популярно.

С точки зрения языка изложения?

Да, люди голосуют ногами. Если мы видим, что что-то непопулярно, значит, либо наша подача не такая совершенная, либо тема неактуальная. Исходя из этих приоритетов мы и доделываем.

Что бы вы хотели пожелать читателям «Москвич Mag», евреям и не евреям?

Само название журнала говорит о том, что он обращен к жителям Москвы, то есть основная читательская привязка — это то, что они являются москвичами. Москвич — это человек, который не просто родился в Москве, а тот, кто как-то ассоциируется с Москвой, с ее культурой и историей. Да, мы бы хотели, чтобы евреи селились ближе к синагогам, чтобы вот этой зональности, которой раньше боялись, от которой избавлялись, больше не пугались. Но всю палитру понятия «москвич» в широком смысле этого слова составляет разнообразие культур и традиций. Я хочу, и вижу к этому все основания, чтобы Москва развивалась как высококультурный, толерантный, многонациональный город. Поэтому я, во-первых, приглашаю всех в еврейские центры, а во-вторых, желаю Москве развиваться, расцветать, процветать. Это один из красивейших городов. Я бы сказал, в чем-то даже самый красивый город мира.

Фото: предоставлено пресс-службой Федерации еврейских общин России