Детектив Екатерина Шумякина о том, когда нужно к ней обращаться и какие качества нужны в ее работе.
Чем занимается частный детектив?
У меня по сути два серьезных направления деятельности. Первое — это юридическая помощь малоимущим гражданам, помощь матерям и отцам в сложной ситуации. Второе — детективная, основная деятельность. Кроме того, у меня много судов и судебных процессов, я защищаю права детей, представляю интересы мам и пап в судах — это занимает большую часть моей жизни.
Раньше я больше занималась розыском людей, сейчас перепрофилировалась. Я не классический частный детектив, у меня очень узкая специализация — это розыск людей, розыск детей по исполнительному производству, сбор информации и дью-дилидженс (due diligence — процедура независимой оценки рисков перед приобретением компании или какой-то сделкой. — «Москвич Mag»). Плюс у меня есть отдельная команда аналитиков и ребят, которые проверяют помещение на наличие незаконно установленных аудио- и видеозаписывающих устройств. Есть еще отдельная группа аналитиков, которая собирает и анализирует информацию, выдает аналитическую справку. Если вы зайдете на сайты других детективных агентств, увидите в десять раз больше услуг, чем у меня. Люди занимаются всем и ничем одновременно. Мне кажется, быть мастером одновременно по всем видам спорта невозможно. Нужно быть специалистом в какой-то своей узкой деятельности.
А почему выбрали именно это направление?
Мне просто другими делами неинтересно заниматься. Я не занимаюсь семейными изменами, выяснениями таких историй. Мне неинтересно копаться в чужом белье. Ко мне обращаются люди по розыску людей или по дью-дилидженс, когда нужно проверить какую-то серьезную сделку. Это мне как раз интересно: искать людей и развиваться. Потому что когда ты занимаешься чем-то одним или, наоборот, сразу всем, то ты не развиваешься, а просто, нахватавшись по верхушкам, пытаешься что-то урвать. У меня очень много благотворительной работы, в том числе в детективной деятельности, когда я просто не беру денег за свои услуги. У меня были даже удачные кейсы, когда мы возбуждали уголовные дела или, наоборот, разваливали дела, в которых неправильно квалифицировали действия людей, нам удавалось добиваться переквалификации. Это достаточно редко, к сожалению, бывает.
Как вы пришли к детективной деятельности?
Я много лет проработала в органах и имею большой опыт оперативно-разыскной работы. Уйдя со службы, я осталась на поприще, которое достаточно близко к той работе, которой я занималась. То есть на сегодняшний день я уже десять лет отработала в органах и почти десять лет работаю детективом. Впервые я получила лицензию как раз в августе 2011 года.
То есть деятельность частного детектива лицензируется? Любой человек им стать не может?
Конечно! Я вам больше скажу: человек без непрерывного опыта оперативной работы на протяжении определенного срока тоже не может стать частным детективом. Кроме того, нужно юридическое образование. Это основные требования.
Чем детективная деятельность отличается от оперативной работы в органах?
Я ушла из органов из-за громкого дела Армена Багдасаряна, обвиненного в совершении преступления, которого он не совершал. Ушла, потому что мне важно просыпаться утром, смотреть на свое отражение в зеркале и не чувствовать отвращения. Я сделала для человека все что могла. Осталась в этой области, потому что мне нравится этим заниматься. Мне, наверное, повезло, работа приносит мне не только финансовое благополучие, но и большое моральное удовольствие от того, что я помогаю людям.
С какими запросами в основном сейчас приходят?
У меня большой поток, и я фильтрую. К сожалению, часто пишут люди с определенными заболеваниями, и от этого никуда не деться. Много запросов приходит и по розыску людей, и по проверке сделок, и много просто консультаций. В основном обращаются за независимым мнением по своей жизненной ситуации, особенно после выхода какого-то эфира у Андрея Малахова. Я хожу к нему на сложные темы, связанные с убийствами и мошенничествами. После таких эфиров происходит бум запросов. Ситуации бывают самыми разными, от бытовых, например, наследственных дел до розыска родственников.
Я не занимаюсь семейными изменами. Мне неинтересно копаться в чужом белье.
Может быть, к обычным детективам, которые не юристы и не светятся так на телевидении, как я, и приходят только за изменами. А я человек с юридическим образованием и веду много юридической работы.
Например, в отношении пожилых людей сейчас совершается много мошенничеств, и люди просят помощи. Доля преступлений в отношении пенсионеров сейчас очень высокая. Также сильно выросла доля мошенничеств, связанных с IT-технологиями и интернетом.
А зачем ходите к Малахову? Это такая стратегия продвижения?
У меня нет никакой стратегии, меня просто приглашают, я выступаю как эксперт и даю оценку ситуации. Я не считаю зазорным сходить к Малахову на серьезный эфир, потому что там освещается много важных тем, то же мошенничество. Напротив, я считаю важным прийти, выразить позицию и поддержать людей. После эфиров иногда сохраняю контакты с героями, чем-то помогаю.
То есть эти программы помогают вам привлечь клиентов?
Не сказала бы, что они наращивают клиентскую базу. Мои контакты обычно из рук в руки передают, работает сарафанное радио. Для меня это скорее желание помочь людям в сложной ситуации.
Каково быть женщиной-детективом? Не чувствуете дискриминации?
Я вообще такой человек, который вызывает доверие. Я не ощущаю к себе другого отношения, потому что с другими детективами отношений не поддерживаю.
Обращаются с откровенно криминальными запросами?
Бывало такое. Например, ко мне обратилась женщина, готовая заплатить большие деньги, чтобы любовницу мужа облили серной кислотой. Естественно, я ее выгнала и сказала, чтобы она поблагодарила, что я в органы не заявляю.
А сотрудничаете с органами? Помогаете распутывать дела?
Это все негласно, конечно, но бывает. Когда обнаруживается преступник и мы передаем его в органы. Я даже писала заявления, что выявлено то-то, прошу провести проверку и принять меры.
Детектив — это опасная профессия?
Я бы не сказала, что она опасная. Мне кажется, если человек обладает интеллектом, никакая работа страшной не будет. Конечно, это не офисная работа. Но я себя считаю высоко развитым человеком и в любой непонятной ситуации, где может быть конфликт, я иду и разбираюсь, решаю вопрос. Поэтому серьезных проблем у меня не было и уверена, что не будет.
Есть такое понятие, как конфликт интересов. Были подобные случаи, и они всегда решались, потому что люди, которые заинтересованы в положительном решении, всегда садятся за стол переговоров.
Получается, детективу важно быть дипломатичным и жестким?
Конечно! Но нужно быть и честным, храбрым человеком, для которого справедливость превыше всего.
Вы активно работаете по направлению семейного киднеппинга. Расскажите об этой проблеме.
Мы вместе с Александрой Маровой (правозащитница, эксперт ОНФ, директор Благотворительного фонда профилактики социального сиротства. — «Москвич Mag») создали автономную некоммерческую организацию Центр содействия реализации родительских прав «Защитники детства». Мы помогаем родителям в сложных ситуациях развода, дележки детей, определения порядка общения. Где-то в 2015 году я узнала про Алину Брагину, маму, которая не видела своего ребенка уже много лет. Меня это настолько поразило, что я погрузилась в эту тему и не могу из нее вынырнуть. У меня много и мам, и пап, которых я веду. Потому что я считаю, что когда ты защищаешь права детей, ты защищаешь и их родителей, потому что права и тех и других нарушаются.
В чем заключается эта работа?
Здесь два направления. Первое — я как юрист представляю интересы родителей в судах, а второе — когда на руках есть исполнительный лист, я ищу ребенка, которого прячут, и помогаю родителю его вернуть. У нас есть история Алены Хитеевой. 31 декабря мы прибыли в Москву с ребенком, которого она не видела три года. Папаша скрывался сам в Астрахани, ребенка бросил на чужую бабу в Ростове, мы выиграли суд, получили исполнительный лист, добились неимоверными усилиями возбуждения уголовного дела и с этими бумагами под Новый год выехали в Ростов. Там мы работали совместно со Следственным комитетом Ростова, смогли забрать ребенка и привезти его в Москву. Сейчас у них все хорошо.
А уголовное дело возбудили по факту похищения ребенка?
Да, уже по факту возбуждено. Мать с 2017 года не видела ребенка.
Часто такие случаи происходят?
В России вообще сейчас бум, особенно после того как ввели карантин, людей посадили дома, вскрылась и проблема домашнего насилия, и разборки по детям захлестнули Москву и регионы. Обращения родителей как в суды, так и в правоохранительные органы в разы выросли.
Если один родитель от другого скрывает ребенка, все поднимают лапки кверху и говорят, что это гражданско-правовые отношения.
Я даже по себе вижу, что ко мне в 2020 году обращений поступило больше, чем в 2018–2019 годах. Это все связано с домашним насилием, похищением детей и препятствованием общению.
Что еще влияет на такое количество обращений, связанных с похищениями детей?
Законодательство Российской Федерации, к сожалению, несовершенно. Оно требует серьезных изменений, как Уголовный кодекс, так и Кодекс об административных правонарушениях, Семейный кодекс. Потому что на сегодняшний день правовых механизмов, которые могли бы помочь родителям восстановить свое право быть родителем, просто нет. Семейный кодекс говорит о том, что у родителей равные права. И если один родитель от другого скрывает ребенка, все поднимают лапки кверху и говорят, что это гражданско-правовые отношения. «Что я могу сделать? — я лично слышала такое от судьи. — Я предприняла все попытки, чтобы вы увидели ребенка».
А гражданско-правовые отношения не позволяют решать такие задачи?
Да, это значит, что нужно идти в гражданский суд, там судиться, доказывать что-то. Но дальше там ничего не происходит. Например, мать выиграла суд, получила исполнительный лист, пришла с приставами к дому должника, а дверь просто никто не открыл. И приставы разводят руками: «А что мы сделать можем?» Или другая ситуация: мать так же выиграла суд, пришла с приставами забрать ребенка, вышел папа с ребенком на руках, а ребенок к маме идти не хочет: «Я к маме не хочу, я ее не люблю, мама меня била и вообще не пойду». И опять приставы разводят руками — они сделать ничего не могут. То есть помимо изменения законодательства нужно также наделить полномочиями приставов, нужно наладить правильную работу между МВД и ФССП. Я бы вообще в каждом округе Москвы посадила отдельного омбудсмена, который будет защищать детей в семейных спорах.
Если бы у нас родители получали уголовные сроки, как в Америке, похищений было бы меньше. Там за это семь лет дают, и там почти нет похищений. А у нас это гражданско-правовые отношения.
А бывают дела, когда иностранцы удерживают детей?
Трансграничных споров у меня не было. Но, например, было дело, когда муж-иностранец удерживал ребенка в Таиланде, вернул его через полгода и только для того, чтобы мама подписала отказную на квартиру в центре Москвы. Мы, естественно, пошли моей стратегией, ребенок сейчас с ней, и все у них хорошо. Я всегда за то, чтобы и отцы, и матери общались с детьми. Поэтому если женщина выходит замуж за иностранца, родив ребенка, необходимо сразу сделать ему российское гражданство. Таким образом она сможет обезопасить себя.
А кто чаще не дает с детьми общаться?
У меня статистика, конечно, что женщины больше страдают, но я могу предполагать, что и много мужчин оказывается в таких ситуациях. Но главное — страдают дети. Нужно найти в своем сердце милосердие, чтобы ребенок был счастлив и дело не дошло до суда. Но если все же дело уже оказалось в суде и примирение невозможно, нужно нанимать грамотного специалиста. Это первый шаг к победе. Потому что если адвокат занимался всю жизнь только земельными спорами, ничего просто не выйдет. Семейные споры — это очень узкое направление, в котором нужно разбираться, в нем много подводных камней.
Когда нужно идти не к юристу, а именно к детективу?
К детективу имеет смысл идти за розыском ребенка по исполнительному листу, когда у родителя уже есть решение суда, но он не знает, где его ребенок. В этом случае нужно идти к детективу, который поможет его найти. В остальных случаях — к юристу или адвокату. Но даже при том, что у меня нет статуса адвоката, я за 2019–2020 годы ни одного дела не проиграла в судах. Статус здесь большой роли не играет, важен именно опыт в семейных спорах, насколько человек эмпат и интеллектуально развит.
А к полиции за розыском нельзя обратиться?
Нет, конечно. Сейчас у нас законодательство начало немного меняться, возбуждают уголовные дела, когда один из родителей ребенка скрывает. Но это началось только сейчас. С другой стороны, я уже говорила, что работа между МВД и ФССП не налажена, полномочий должных ни у одних ни у других. Я бы вообще создала отдельный семейный суд по городу. Потому что иногда даже попадаешь к какой-то судье и не понимаешь, с какой планеты человек. Дрова на даче рубила, переоделась и пришла в суд села. Она всю жизнь страховыми спорами занималась, а тут к ней пришли сумасшедшие родители, которые делят ребенка. Она в этом даже не разбирается. Поэтому нужны семейный суд и судьи с соответствующим опытом. Раньше у нас приставы подчинялись суду, и судья могла вызвать пристава и спросить, почему судебное решение не исполнено. А сейчас они даже этого сделать не могут. Есть, конечно, шикарные судьи, которым не все равно.
А полиграфы вы в своей работе используете?
Полиграф — это не тема детективов. У меня есть коллега полиграфолог, и в каких-то спорных ситуациях, когда, например, жены говорят, что мужья их били, а мужья отрицают, я всегда предлагаю пройти полиграф. Но здесь тоже все будет зависеть от судьи: какой-то судья примет полиграф, а другой — нет. Суд — это большая шахматная партия, где фигурки — это люди, а человеческий фактор — это сама доска. Покажет ли сам полиграф правду, зависит уже от полиграфолога и его умения расшифровывать полиграммы. Все это человеческий фактор.
Нанять профессионала — это первый шаг к победе, а нанять его вовремя — увеличить шансы. Но люди, находясь в стрессовой ситуации, не всегда знают, куда идти, что спрашивать. Здесь не хватает просвещения. Юридическая грамотность нашего населения находится на очень низком уровне и нет никакой службы, которая бы просвещала людей. Например, я подготовила памятки для пенсионеров, детей и подростков и пытаюсь их распространять бесплатно, но и в районных МФЦ, и в газетах со мной никто даже разговаривать не хочет. Никому это, к сожалению, не надо.
Фото: из личного архива Екатерины Шумякиной