Директор Центра исследования экономической политики экономического факультета МГУ Олег Буклемишев рассказал «Москвич Mag», что такое «народные санкции», почему повезло тем, у кого открыта ипотека или кредит, и заверил, что беспокоиться не надо — рубли в банкоматах будут всегда.
Чем санкции сдерживающие отличаются от атакующих, примененных против российских компаний сейчас?
С 2014 года и до сих пор мы жили в атмосфере санкций, которые состояли из трех частей. Первая — санкции против чиновников, олигархов и милитаристов. Они были локальные и почти незаметные. Вторая группа санкций — технологическая. В основном она заключалась в сдерживании развития технологий двойного применения и нефтегазового сектора как основы российской экономики. Третья часть — самая большая и болезненная, она касалась финансов: ограничение привлечения финансирования российскими, в основном окологосударственными, компаниями на внешних рынках.
По нынешним временам это все смотрится даже не вегетариански, а постно. Хотя и те санкции в течение времени чуть-чуть подкручивали: добавляли новые организации и каких-то людей в списки. Влияние санкций было достаточно слабым, оно мало до кого доходило, хотя развитие российской экономики тем самым несколько корректировалось. В основном, конечно, роль играли финансовые санкции — по той простой причине, что это затрудняло привлечение капитала и другие международные операции. Иными словами, сдерживающие санкции до сегодняшнего дня точечно ограничивали активность российской экономики, в основном в государственной ее части.
Потом Россия объявила «антисанкции» — продовольственное эмбарго против санкционирующих государств. Сказалось это не на них, а на простых людях: выбор продуктов стал меньше, а сами они — дороже. Но это иная часть истории — она почти никак не связана с тем, что делали другие государства.
Теперь то, с чем мы имеем дело на сегодняшний момент: это санкции, которые охватывают не десятки, а тысячи людей. Причем эти тысячи не просто телефонный справочник с именами руководителей государственных органов и военных агентств, а большое число лиц, которое уже не прямо, а косвенно связано с происходящим — крупный бизнес, те, кто, по мнению зарубежных государств, оказывает влияние на принятие решений, причем вместе с членами семей.
Но даже не это главное, а то, что введены санкции против почти всех отраслей российской экономики: экспортные ограничения довольно сильно расширились, арестованы финансы Центрального банка. С точки зрения охвата и глубины это принципиально другая, новая реальность.
Санкции — это по форме экономический, а по целям политический инструмент.
Самое тяжелое заключается в том, что санкции перешли из разряда тех, которые вводятся правительствами и государствами, в «народные». Я как заместитель декана по международным связям экономического факультета МГУ получаю письма от зарубежных университетов, с которыми мы сотрудничали годами (устраивая обмены студентами, преподавателями, научные проекты), что в сложившейся обстановке они не видят возможности продолжать отношения с нашим факультетом. Никто им это не запрещал — они решили сами. Потому что для них наша страна и ее жители в таких условиях кажутся токсичными. Предела этим санкциям я, честно говоря, не вижу: мы уже видим закрытие магазинов и офисов, отказы торговать и предоставлять услуги. Если рассматривать ситуацию с других позиций, то российские нефть и газ за границей пока будут продолжать брать, но прикладывая всяческие усилия, чтобы от них уходить.
В какой момент санкции перестают быть экономической мерой воздействия, а становятся психологической?
Когда арестовывают резервы ЦБ, это уже не психологическое давление, а сигнал политического воздействия. Это с самого начала не экономическая мера. Санкции исходя из практики международных отношений — не хочется воевать, но хочется выразить свое мнение о действиях другой страны. То есть это по форме экономический, а по целям политический инструмент.
Грядет ли дефолт?
Дефолт — самая маленькая из тех проблем, которые нам предстоят. Согласитесь: странно для страны, которая решается на военную операцию фактически против всего остального мира, продолжать платить ему по долгам.
Мы, мирные люди-экономисты, предупреждаем, что сейчас экономика будет в крайне тяжелом положении — все движется к острому экономическому кризису, который, по-видимому, будет разрешен политиками. А рост курса доллара не так важен — он для большинства сам по себе роли не играет. Мы живем в новом мире и в новом состоянии. Совершенно нельзя сказать, каковы реальные котировки рубля, поэтому я не могу предположить, что будет завтра.
Что делать тем, у кого осталась на руках валюта?
Запасы в валюте никуда не носить — сидеть на них, особенно если они с вами как купюры; они еще пригодятся. А рубли — это то, что мы умеем хорошо делать: сколько надо, столько напечатают и положат в банкомат. Поэтому беспокоиться и бежать в банки обналичивать деньги не надо — рубли там всегда будут.
Как будут дальше развиваться регионы, в которых много закрывшихся предприятий, и Москва?
В чем преимущество Москвы как в пандемию, так и сейчас — очень широкая разветвленная диверсифицированная экономика: финансы, торговля, государство, рыночные услуги и много народу, у которых пока есть деньги. Так или иначе экономика будет функционировать.
А в регионах я не уверен, ведь именно там будут рваться промышленные технологические цепочки. В любом городе есть несколько работающих предприятий — если половина из них остановится, то я не знаю, как будет справляться регион, не генерируя доходов.
На днях было объявлено, что московские стройки не прервутся, даже заявлено несколько новых проектов. Как это стоит оценивать?
Как блеф. Проблема в том, что в первую очередь строить некому. Ситуация даже не в ресурсах, а в рабочей силе. Сейчас разбегутся гастарбайтеры: в условиях девальвировавшейся валюты им выгоднее работать где-то еще. Финансовый рынок, очень много значащий для строительства, сейчас тоже встал. Не говоря уже об импортных материалах и технологиях, часть из которых окажется физически недоступной, а часть сильно подорожает.
Плюс у нас очень мало экономических процессов, внутри которых вообще нет импортных компонентов. На днях ночью подъехал к заправке, сам — потому что не было оператора — ткнул в автомат пальчиком, и по экрану побежали незнакомые буковки: не только технологический комплекс импортный, но и программная начинка. Допустим, производитель отказывается все это обслуживать: придется некоторое время ждать, пока заменим программное обеспечение и прочее, а пока заправляться из ведра. Со стройками то же самое.
Дефолт — самая маленькая из тех проблем, которые нам предстоят.
И связь у нас тоже не на своем оборудовании. Для процесса импортозамещения нужно время, но если оно не было использовано в куда более благоприятных условиях, то о чем говорить сейчас?
То есть полная автономность российской экономической системы никогда не предусматривалась?
Лишь советская экономика была куда более автономна. Российская — неавтономная: ни по продовольствию, ни по простейшим производственным процессам. И проверка ее устойчивости в условиях изоляции еще даже не началась.
Сергей Собянин возглавил штаб по развитию отечественных производств для импортозамещения. Какие предположительно шаги должны быть приняты перво-наперво?
Обеспечить устойчивость функционирования повседневных систем жизнедеятельности — транспорта, жилищно-коммунального хозяйства, поставок продовольствия и торговли.
Недавно антимонопольщики обещали, что будут контролировать создание искусственного дефицита сахара. Не применительно конкретно к продовольствию, какими методами это достигается?
Дефицит будет, хотя естественный от искусственного не отличишь невооруженным глазом. Конечно, в этих условиях начнется борьба со спекулянтами, но, помня советский опыт, я считаю, что это бесполезно. Сколько Советский Союз ни боролся с «искусственными» дефицитами, ничего — ни планирование, ни милиция — не помогало. Вообще есть только один способ борьбы с дефицитом — конкуренция и ценовой механизм: цена выросла — дефицит исчез.
Стоит ли сейчас брать ипотеки и кредиты?
Открывать их ни в коем случае нельзя — процентные ставки безумные. А тем, у кого уже взята ипотека, крупно повезло. Если сохраняется источник дохода, то по фиксированной ставке придется платить гораздо меньше — это очень хорошо.
Акции многих отечественных компаний упали. Стоит ли при возобновившихся торгах взять такой доступный пакет?
Вопрос чуть более сложный. Нынешние котировки отражают не перспективы конкретных компаний — с прибылью есть определенные неясности, — а общее состояние непонимания перспектив последующей работы российской экономики. Очевидно, эти котировки занижены — не только по сравнению с теми, что были до кризиса, но и с реальной стоимостью. А теперь давайте посмотрим, на что рассчитывает человек, который покупает акции, — что за ними стоят активы, они рано или поздно начнут производить продукт, который будет продаваться на рынке за приемлемую цену, соответственно, генерировать прибыль и рассчитываться с акционерами. Весьма рациональный акт, но сложность в том, что в нынешней экономике в условиях спецоперации это не работает. Чтобы вновь стал реалистичен позитивный смысл приобретения акций, нужно, чтобы общая политическая и экономическая ситуация стала понятной. Только тогда начнется рост котировок.
Байден заявил, что санкции со стороны США будут отменены, как только разрешится сложившаяся внешнеполитическая ситуация. Не будет ли у него интереса продлить их после?
Естественно, Байден хочет повлиять на происходящий острейший кризис. В расчете на это он делает подобные заявления, ведь Запад последнее время отвык вступать в горячие конфронтации. Уверен при этом, ни у кого нет желания обрекать на голод наше население, как и рушить до основания нашу экономику, хотя такие возможности существуют: Россия — 2–3% мировой экономики в лучшем случае. Если конфронтация продолжится, то даже без наших газа и нефти через какое-то время они смогут справиться в рамках декарбонизации, которая сейчас будет осуществляться за счет России. Поэтому я верю заявлениям Байдена, что санкции будут сняты в случае деэскалации.
Фото: if24.ru