«Начиная с Константинополя и кончая Шанхаем, я прожил длинную и не очень веселую жизнь эмигранта, человека без родины. Я много видел, многому научился. Может быть, у себя дома, поставленный в благоприятные условия существования — искусство у нас очень поощряется и очень бережно культивируется, — может быть, я бы не дошел до такой остроты чувств, до такого понимания чужого горя, которые мне дали эти годы скитания.

… Я сошел с парохода. В Константинополь. В эмиграцию. В двадцатипятилетнее добровольное изгнание. В долгую и горькую тоску», — написал о том, как распрощался со старой жизнью почти сто лет назад Вертинский в книге «Дорогой длинною».

Спустя век в почти дневнике — фейсбуке* — мой приятель написал о своих первых турецких днях в эмиграции: «Сидя на стуле со рваной обивкой в местной самой дешевой затрапезной тошниловке в азиатской части Стамбула, жадно поглощая куриные ножки с рисом за 60 лир, начинаешь понимать чувства несчастных белоэмигрантов, тысячами волочивших скудное существование в этом безумном муравейнике.

Ты еще неплохо одет, бываешь выбрит, манеры твои безупречны, но холодное дыхание голодной смерти уже слышится за спиной, а последний наградной кортик лежит в ломбарде, сдан в залог за сущие копейки. Благо плата за угол хозяину дома внесена, но что дальше, ведь февраль — холод, сырость.

Считаешь гроши, хочется пива и курить. Нельзя. Голод напомнил — нельзя!..  Господи прости, ну не воровать же! Ноги сводит от холода, руки, нос не чувствуешь. Похоже, это все».

Наверное, по той прошловековой привычке эмигранты вспомнили о Турции — перевалочном пункте, соединяющем два мира, европейский и азиатский. Здесь они размазались неравномерно. Одни осели в Стамбуле, искренне считая, что тут столица Турции — вы не поверите, но некоторые мои весьма солидные респонденты, живущие тут уже год, так и не погрузились в административное устройство страны. Кто-то уехал на юг — в Анталью, давно знающий русских курорт, вскормивший поколение студенток, уезжающих на каникулы работать аниматорами. А некоторые решили проблему совсем радикально и оказались в приморском Фетхие — там записывает сторис блогер Полина Бржезинская, нежно называя местечко «наша деревня».

Знатную рекламу Турции составил причастный к золотой эпохе НТВ Глеб Пьяных**. С прошлой зимы все наблюдали на ютуб-канале «Дом за год» его эмигрантские дни. Доволен Стамбулом: «Климат в Стамбуле — это фантастика. Я этого не знал, пока не пожил здесь почти год. Наполеон сказал, что лучшее место для жизни — Стамбул: я этого не знал, мне в ютубе комментарий под роликом написали». Воодушевившись, Пьяных даже придумал проект «Золотой миллиард»: решив, что где-то миллиард жителей планеты может поместиться на побережье от Стамбула до Ливана, где «извилистый берег, греческая культура, руины, красота, шоколад, везде оливочки». Но и сам понимает, что план не на одну тысячу лет.

Зато практически за год ему удалось освоить отдельно взятый кусок земли семь на семь километров — район Бейликдюзю. Я и поехала смотреть, куда Пьяных ведет скитающихся по загранице соотечественников. А привел он их в спальник, который можно сравнить с Крылатским: не центр, но близко к воде.

После Москвы стамбульская транспортная система не пугает, а, напротив, восхищает продуманной сложносочиненностью. К Пьяных из центра города я еду на метробусе — это такой автобусный маршрут с частыми рейсами, курсирующими в две стороны по выделенке посреди дороги с платформой посередине. Ехать 40 километров.

Стамбул в принципе не удивляет живописностью, а Бейликдюзю уж слишком обыденный и привычный — обычные новостройки. Эмиграция все-таки вещь не романтическая, а вынужденно-сложная, но Пьяных живет в ЖК Demir Romance: «Я живу в четырехкомнатной квартире: в марте я ее снял за 900 долларов, сейчас это подорожало до 1200, потому что мобилизация подняла цену. Четырехкомнатная! Даже больше, чем нам нужно с двумя детьми: два этажа парковки внутри — всегда есть свободные места. Все окна почти в пол, дом построен пять лет назад».

В первых частях эмигрантского блога еще не понимавший местную жизнь Пьяных скитался по городу и, как и многие, пытался снять русские деньги: проблема, кстати, теперь решается легко — в Москве осталось представительство одного турецкого банка, плюс есть организация «Золотая корона», работающая по принципу телеграфа, когда сам себе переправляешь деньги и забираешь в местном отделении, правда, хоть и без комиссии, но с заряженным курсом. В этот район девелопера Пьяных привели за руку турецкие коллеги: «Мне показали тот район, где кайфово жить. Понятно, у них, местных риелторов, был свой материальный коммерческий интерес. Они понимали, что если сюда завлекли меня, то все русские за мной приедут. Что, наверное, и сбылось».

Сам спальник он теперь всячески промоутирует, углядывая в нем собянинскую Москву — мы идем по районному парку, и Глеб рассказывает о нем и еще не видной набережной: «Я в каждом ролике рассказываю, что его сделал Собянин: нержавеющая сталь, современный бетон. Посмотришь: ребят, это Копенгаген или что?» Не забывает полировать все любимой шуткой, что Собянину должны передать: не годится, что какому-то иноагенту нравится его деятельность. Кстати, мэра Москвы Глеб Валентинович ценит и был очень раздосадован, узнав от меня о непричастности «Москвич Mag» к мэрским структурам.

Каждое утро он учит с детьми турецкий, несмотря на то что школьные учителя советуют учить английский. Школу они нашли не русскую, а интернациональную: «Это будущее — ты находишься в мультикультурном центре. Преподаватели из Ирана, из Турции. Дети такие же — Афганистан, Сомали».

Вокруг Пьяных в c сформировалось русское лобби, а он ведет их за собой: жена Эля раздает приехавшим советы по интеграции, да и вообще к чете Пьяных обращаются с просьбами придержать квартиры и помочь с выбором. Сам он озадачен поиском квартиры здесь для покупки — московский дом и участок продал летом. Проходим мимо очередной многоэтажки: «А в этом доме русских семей девять!.. » Многие собираются периодически в местном кафе играть в «Мафию».

Перед игрой знакомлюсь с Ольгой, она полуместная: муж турок, но здесь они оказались лишь недавно — в России у них было производство носков. Даже большую овчарку удалось перевезти. Ее муж Сезгин, красивый турок с проседью, на родину возвращался долго: сам, выросший в Болгарии, бежал оттуда в 17 лет в Турцию, потом, в конце 1990-х, оказался в Москве, где стал гендиректором первого джинсового магазина Colin’s. Ольга переживает происходящее тяжело — вспоминает недавний концерт Монеточки**: «Выпив бутылку пива, я начинаю рыдать. За всю молодежь — за весь цвет нации, который подрезали под корень».

Пожилой мордвин из Иваново, владелец ветфармацевтического бизнеса, снабжающего медикаментами, например, «Мираторг», рассказывает, что оказался в Турции по двум важным причинам: первая — 21-летний сын, вторая — 31-летний брат. Обоих вывез сюда, они пока сидят без работы. Он заботливо купил им онлайн-курсы «Как стать айтишником».

Логопед Евгения с мужем-фотографом и дочкой оказалась в Стамбуле случайно: в планах была яркая жизнь, состоящая из путешествий. Но сознание, сформированное советским долголетием, продиктовало продать российскую квартиру и купить новую хоть где-нибудь: «Приехали сюда пальцем в небо, посмотрев на Глеба. Деньги на счетах казались нам чем-то эфемерным в отличие от недвижимости». Спрашиваю, нравится ли в Турции. Нет, им не нравится, но квартира уже куплена. Евгения делится семейной историей: родители, сибиряки, которые считают нормой, когда муж бьет, и удивляются, когда нет, переезд и неопределенность не приняли. При этом просят делиться фотографиями, на которые ревностно реагируют, что «у нас тоже клубника сладкая и погода хорошая», и продолжают ждать новые снимки.

Есть ощущение, что Турцию выбирают те, кто в России жил хорошо и продолжает иметь такую возможность здесь: как минимум квартиру здесь обязуют проплачивать на полгода-год вперед. Поэтому вести «Мафию» почти состоявшаяся русская диаспора в Бейликдюзю приглашает отдельного человека — эмигранта рангом пониже, ведущего свадеб, мероприятий и стендапов Колю. В конце игры вынь да положь 75 лир (предлагаю умножать по округленному курсу на 4). Вот такая поддержка: умножим на условных 20 игроков — 6 тысяч за два круга. Неплохо зашибает.

Вопрос о портрете местного русского эмигранта все равно остается открытым. Целесообразность переезда в Турцию — в культуру чуждую, в страну, аккуратно переставшую выдавать в последнее время русским вид на жительство, — не оправдывается абстрактным рассказом про то, что здесь соединяются Азия и Европа. Философский пароход очевидно уплыл на постсоветское русскоцентричное пространство, а ценящиеся повыше разошлись по университетам Европы. Ну и те, кому положено, поехали на Землю обетованную: кто с жиру, кто на дотацию; один мой знакомый, выпускник консерватории и хороший баянист, в последнее время наскребал на жизнь, играя на улице, но в Израиль поехал бесстрашно. Кому нужны русские в Турции — непонятно. Они растворяются по своим съемным квартирам, как сирийские беженцы со своими матрасами вписываются в ландшафт переходов метро. Когда-то русские принципиально вписывали в объявления о сдаче квартир «только славянам», карма настигла — турки хотят сдавать своим, а не приезжим. Говорят, зеленый свет здесь дают семьям — это гарант надежности эмигранта, который точно имеет какие-то обязательства, а значит, работу, и привязан к квартире детским садом или школой — никуда не убежит. Да и вообще «все нормальные люди хотят иметь детей — они же такие хорошие. А почему вы живете один?.. » — общество продолжает быть патриархальным, хоть и хочет в свободный Евросоюз.

На следующий день в баре Rasputin — русский стендап (примечательно: два одноименных заведения гнездятся на одной улице в центре города, а еще русские мероприятия проходят в Gagarin bar). Тут тоже обдирают — 150 лир. Встречаю вчерашнего знакомого, работающего на фронте досуговых дел.

Очень показательно, что в Стамбул не уехала ни одна звезда эстрады, разве что интеллектуальная звезда — фотограф, лауреат Пулитцеровской премии Сергей Пономарев, который в предполагаемый день нашей встречи рванул снимать последствия землетрясения. А так Монеточка приезжает с концертами, Земфира** тоже, висят афиши грядущей «Машины времени», но никто здесь не осел. И весь город сплошняком был увешан афишами Галкина**. Говорят, вот-вот случится театральный фестиваль «Любимовка». Что прибилось, так это юмор: постоянные концерты звезд некогда российского стендапа, Соболева например; Шац** приезжал. Кто публика? В основном жены русских эмигрантов, которые слишком хороши: слишком хорошо питаются, слишком хорошо красятся — никакой столичной интеллигентности. Ведущий заставляет публику знакомиться: тут, например, пара занимается коллекционированием сантехники — девушка рассказывает, как окончила философский факультет, зашилась (перестала заливать) и увлеклась унитазами. В «Распутине» шутят не столько про политическую ситуацию в России и мире, сколько смеются над своим положением: жалуются, что в Турции, на родине донера, не поесть нормальной шаурмы.

Здесь же Ден Дубровский — наверное, один из немногих открывших русское развлекательное дело в Стамбуле: он придумал собственные вечеринки Dubrovskiy party, хотя в России дискотеками никогда не занимался. В Турции он оказался случайно: в ковидный 2021-й потерял мать, Новый год перестал быть семейным праздником — и он полетел куда глаза глядят. Стамбул встретил неприветливо: счетом за два пива и орешки в 600 лир и вышибалой из кабака с ножом. Ремарка: Денис говорит, что в позапрошлом году на эти деньги здесь можно было жить неделю. Побыл там, попутешествовал по миру, когда все началось, понял, что в Россию не хочет, а в Стамбуле ему нравится. Случайно под свой день рождения организовал вечеринку на яхте — всем захотелось дальше. Теперь летом — на воде, зимой — со своим мероприятием в турецком клубе: «Это не прибыльно — мы будем в минусе всегда. Но вечеринки в этом сезоне дали соцкапитал — этим летом будет проще». В России у него осталась работа, позволяющая здесь куролесить. В организации пати Дубровский видит высокую миссию — дать возможность прибывшим перезнакомиться — и называет это бизнес-нетворкингом, «чтобы классному стамбульскому окружению было где провести время»: «Мы не делали супердорогие билеты, понимали, что люди уезжают из России не от хорошей жизни, и не хотели гнуть цены. Наверное, мы были самым дорогим развлечением здесь. Около 100 долларов».

Дубровский считает, что турецкие развлечения не для русских: стамбульский клуб он описывает как место без всякого танцпола с высокими плотно стоящими столиками, куда турки идут с колой и бутылкой чиваса, чтобы поговорить. Его тусовки инвестиций не требуют — он зашел в готовый клуб, который переиначивает под свои вечеринки, убирая большую часть столов, организуя ложи и приглашая диджея. Еще, кстати, раз в месяц в городе проходят вечеринки «Нас не догонят» с очевидной отсылкой к неодобряемым теперь личностям в России.

Дубровский тем временем приценивается к жилью и собирается открыть барбершоп имени себя: «Мы сейчас собрали все документы. Работать будут турки, повесим экраны с текстовым переводом для клиентов, а мастера будут с наушником в ухе, чтобы можно было общаться на любом языке, даже мелких народов». Насколько целесообразно, неясно: в Турции своих барбершопов — именно мужских, а не женских парикмахерских — на каждом углу. В самом захолустном райончике на улице стоит сушилка с кипенно-белыми полотенцами, а за прозрачным окном турок-денди сверяет отражение в зеркале с фотографией звезды.

Новые русские свой ресторан «Режанс» и кабаре «Черная роза» не открыли, зато в Стамбуле появились огромное граффити с Бродским и книжный магазин «Полторы комнаты», одноименный с квартирой-музеем поэта, и баром при нем — там в курсе, Котляр даже поддерживает. Книжная лавка обосновалась в практически единственном приемлемом европейскому взгляду и московскому сознанию районе — Бейоглу. Тут Сания Галимова с семьей оказалась по понятным причинам: несогласие, мужу грозил призыв, плюс она решила, что умение обращаться с новоязом и полумерами во взглядах, когда то, что говорится дома, нельзя обсуждать в школе — большая нагрузка для психики ребенка.

Книжный магазин Сания открыла для того, чтобы хоть как-то вернуть сегмент культурной жизни, привычный петербуржцам и москвичам — поход в книжный как отдельное мероприятие и времяпрепровождение: вспоминает, как, ища альтернативную реальность, водила друзей-гостей в Garage и «Подписные издания». Хотя в России она занималась IT и пыталась зайти в кондитерский бизнес. Книжный работает второй месяц — метров сорок, уставленный не сплошь, но запрещенкой, например, имеется книжечка «Жизнь гомосексуалистов в Советском Союзе». Даже есть полка с негласным названием «Как мы дошли до такой жизни и что теперь с этим делать»: там Зыгарь**, Горалик и все-все-все. Покупатели шутя спрашивают, возят ли они книги чемоданами. У эмигрантского бизнеса конкуренции нет, а взаимовыручка царит: советом помог израильский «Бабель». В Стамбуле появился и второй книжный магазин — Black Mustache Books, англоязычным ассортиментом корней не выдающий: его открыли супруги Черноусовы.

Сания из эмигрантов возвышенных и принимающих все. Точнее, почти все: в сторону тех, кто «делает в Стамбуле свои Патрики», и меня, не увидевшей здесь светлого будущего — приемлемого эквивалента Москве, исходит ядом. Мне рассказали о вопиющей необразованности и невоспитанности, с которыми не хочется связывать свое имя: «Это культурно богатый город, и если вы пробегом ничего этого не увидели и вам хватило невежества так писать, то это уже красный флаг для меня». Да и от сотрудничества книжного и «Ковчега» Ходорковского**, помогающего русским эмигрантам, она отказалась, ведь те не спасают украинцев. При всей деликатности и открытости к новой культуре в Турции общества развитой демократии не видит, боится местных полицейских и понимает, что здесь не навсегда. Мечтает о Великобритании. Хотя с демократией здесь все хорошо: шесть партий объединились сейчас в одно большое оппозиционное движение — практически все мэры крупных городов против Эрдогана.

Про взаимовыручку Асада и Путина объяснять не стоит. Удивительно, что при всех проблемах с сирийцами русских турки не принимают в штыки, хотя многие уверены, что цены подскочили именно из-за этих 200 тысяч приехавших. Глеб Пьяных вот рассказывал, что русский каждому турку — брат. И он часто слышит от таксистов, что Штаты рассорили два братских народа — русских и украинцев, но знаний языка, чтобы поспорить и продвинуть свою повестку, ему пока не хватает.

Одна из русских эмигранток, пытаясь объяснить мне, почему некоторые выбирают Турцию, а не постсоветское пространство, сказала, что такое решение «принимают люди взрослые и состоявшиеся, не боящиеся чужой культуры и религии». И правда, большинство женщин в Стамбуле «замотаны». При этом Пьяных говорит, что все здесь «абсолютно светские люди: никакой паранджи и мусульманского экстремизма». Доказывает это своими фактами: «У меня есть поток обращений русских мусульман, которые жалуются, что периодически их выгоняют из Турции. Семья, трое детей, купили квартиру, живут здесь лет пять. Вдруг жена уезжает в Махачкалу, а оттуда в Мекку на хадж, на турецкой границе ее не пускают — ставят депортацию. Другого попросили разблокировать телефон. У меня есть подозрение, что если ты лазал по экстремистским мусульманским сайтам — бан и запрет. Политика у Турции, можно сказать, светская. Очень многие русские мусульмане боятся выезжать из Турции, потому что есть шанс, что обратно тебя просто не пустят». И это сложный коктейль: с одной стороны, турки боятся сирийских экстремистов, с другой — Эрдоган продолжает не выпускать религиозную самость Турции из кулака. Востоковед Андрей Константинов вообще говорит, что тот держит курс на Великий Туран (халифат — исламизация земного шара, здесь — конфедерация тюркских народов).

Но у рядовых русских эмигрантов проблемы попроще. В азиатской части города я встречаюсь с Оксаной, знакомой знакомых по московской жизни. Уже два года, как она ушла из компании PepsiCo. В Москве они с мужем пришли к той жизни, которую хотели: сдали две квартиры в спальниках, хорошо работали маркетологами — и смогли себе позволить квартиру на Маяковке, откуда пешком ходили на работу и в «рестики». После февраля 2022-го Оксана сразу порывалась уехать, но муж тянул. Между занятиями по бадминтону и массажем ей было очень тревожно от новостной повестки, и она не знала, куда себя деть — пошла бесплатно работать в фонд Лиды Мониавы, занимающийся уехавшими в Россию украинцами: оказывается, многие добровольно выбрали переехать не в Европу, где все непонятно, а в близкую Россию. Например, Оксана вспоминает историю, как бывший вузовский преподаватель, филолог, специалист по русской словесности, смогла устроиться в Москве лишь уборщицей в отель, где ее тактично попросили не открывать рот при гостях из-за говора.

С призывом они таки оказались в Турции. Оба без работы, но с проплаченной вперед четырехкомнатной квартирой в хорошем доме у воды. Спрашиваю Оксану, чем же она занимается целыми днями: говорит, убирается — впервые без домработницы — и наконец может с интересом посмотреть Каца** и документалки «Дождя»**, потому что издалека они не так угнетают. На вопрос о деньгах говорит, что, видимо, скоро придется искать работу: кроме маркетинга навыков нет, мечты о Европе пока призрачны, а Турции хватает своих «белых воротничков», да и оклады тут не московские. Круг замкнулся: Оксана хотела себя дистанцировать от страны, чью политику не разделяет, а в итоге может заработать только там, хоть и сидя в другом месте. Идет на полумеры и договаривается с собой: предположительно, выбирает не самую государственную структуру. Прорабатывает переживания с психотерапевтом.

Вообще русским в Стамбуле приткнуть себя сложно: все уже мелькавшие герои работают на себя. Логопедические уроки проходят онлайн, косметологические услуги — на дому. Мало того, что получить разрешение на работу в Турции практически невозможно, так еще прикладная арифметика, обязующая иметь на одного нанятого на работу иностранца пять турок, вяжет работодателя по рукам и ногам.

Во время пандемии муж Натальи Зайцевой выкупил турецкую сеть ресторанов, многие из которых находятся в Стамбуле. Они стали жить на две страны еще до всего. Пока зимой Наталья в Турции, она причастна к делам, поэтому рассказывает, как ситуация с мигрантской славянской работой выглядит со стороны работодателя: «Я состою в чате, где русскоязычные ищут работу. Мы с супругом переговорили и решили: поскольку ситуация в стране серьезная, я могу дать объявление, что если есть ребята, например, из Украины и они ищут работу, пусть пишут —попробуем помочь, у нас сеть ресторанов. Из тех, кто мне написал, а их было порядка 10–15 человек, буквально с одним мы дошли до того, что он выходит на работу. Все остальные мне показались безумными людьми: я им предлагаю работу, зная и понимая, сколько нужно, чтобы хватило на квартиру и не на безбедную жизнь здесь, но на прожить. Русскоязычные товарищи начинают засыпать комментариями, что им что-то неудобно, они не готовы, потому что на работу нужно ехать час. Все время проблемы и упреки. Я предложила им работу, хотя у них нет ВНЖ — они сидят на нелегале и еще выпендриваются! У турок такого нет: если им нужна работа — они идут куда угодно. А мы в нашу структуру готовы взять людей без профессии: турки грызут, рвут — добиваются того, чего хотят. Мне кажется, это очень большая проблема русскоязычных, приехавших в Турцию и любую другую страну — есть некое нежелание начать с низов: нужно сразу, нужно много, нужно хапать — ничего не делать и за это получать».

Кстати, про гастрономические привычки. Одна эмигрантка на вопрос, чего ей не хватает в Стамбуле, выпалила: «Сала!» А Оксана говорила, что никак не может найти подходящий творог для сырников мужу. Если эмигранты сознательные считают дикостью в новой стране искать предметы прошлой жизни и гоняться за «русскими продуктами», то кто-то без привычного московского извращения — калорийного раф-кофе — не может: в районе Кадыкёй появилось кафе Grao, где такое наливают. Его открыл питерский ресторатор, который тоже после февраля уехал из России. Бизнес в Турции начал делать, потому что здесь у него уже три года жил друг, который и стал партнером: «Мы были одними из первых иностранцев, кто открыл малый бизнес самостоятельно, не привлекая для этого турков». В итоге — два этажа: шумный первый и второй — коворкинг для созвонов, где по вечерам проходят бесплатные уроки турецкого для желающих; осваивают язык на английском и русские, и украинцы, и арабы, и саудиты — уже продвинулись до уровня А2. «Самое популярное блюдо — сырники, есть оладьи, блины, гранола, омлет. Благодаря нам в Стамбуле стал очень популярен сбитень — очень смешно, как турки учатся произносить это слово. Кухня не то чтобы русская-советская, но весьма эклектичная». После декабря ВНЖ русским резко перестали продлевать, и второму основателю Grao его как раз не делали — теперь он в Мехико. Предполагая такой же исход, Игорь быстро ставит кафе на рельсы, чтобы открыть новое уже в Мексике.

Продолжая о едальной ностальгии: в фейсбучной группе о русскоговорящем Стамбуле я встретила объявление — дама на заказ лепит пельмени и вареники, готовит голубцы, блинчики, печеночный торт, ватрушки, конечно, сырники, орешки и украшает торты безумными масляными розочками. В комментариях уже даже сделали предзаказ на май.

Есть ощущение, что Турция в некоторых аспектах — страна победившего социализма, и с нашим менталитетом тут жить туго: совсем никаких лазеек и альтернатив. Например, вид на жительство без наличия арендного жилья не получить; если район уже переполнен эмигрантами, то снять там квартиру никак: например, Фатих, Бейоглу и Авджылар уже закрыты полностью. Все сигареты одинаково паршивы — набиты одним и тем же — и стоят одинаково, хоть Camel, хоть местный Tekel. Симку можно найти только за 35–40 долларов — каких-то урезанных пакетов не существует. Весь открытый вайфай требует регистрации через СМС-подтверждение. А еще есть обязательный налог на связь, иначе симку выключат. Но часто эта безапелляционность бьется о турецкую бюрократическую безалаберность, поэтому некоторые счастливцы, не уплатившие подскочивший в цене до 200 долларов налог, так и продолжают успешно звонить.

Кто едет в Турцию, раз она такая чуждая и не наша, помогла мне понять история русского гида в Стамбуле Динара Бурангулова, чьи корни ведут в Башкортостан. В середине 1990-х, в год рождения Динара, его бабушка стала челночницей и постоянно ездила в Турцию за товаром. После чего окончательно перебралась туда, следом — мать, которой врачи посоветовали морской климат. В итоге он поступал в университет на факультет международных отношений, чтобы когда-то уехать в Турцию, где все понятно: и язык — тюркские языки между собой очень близки, и культура, и религия. Работал в местных авиалиниях. Этой осенью наконец оказался в Стамбуле — тут показывает город другим. Говорит, на экскурсии приходят мигранты, в основном они приехали из Москвы и Петербурга. А интересуют их больше всего два аспекта: исламская культура и истории белоэмигрантов — например, местный собор Святого Андрея Первозванного связан с биографией иконописца Николая Перова. Со Стамбулом же пересекается жизнь одной из первых в истории Турции женщин-скульпторов Ираиды Бари (урожденная Кедрина), не говоря уже о Вертинском. Видимо, хотят знать свои шансы на успех.

Предпринимательская жилка здесь потихоньку дергается — русские зарабатывают: по франшизе появились два ювелирных магазина «Якутские бриллианты», многие начали челночить по-новому — Wildberries в помощь и руки рвать не надо, возникли компании по оцифровке бизнеса — говорят, многие тут еще в тетрадки все записывают. Даже родилось отдельное русское бизнес-сообщество Networking Istanbul, которое основала Алла, установившая рабочие контакты с Турцией еще до февраля прошлого года: теперь она на своих мероприятиях знакомит турецких производителей и русскоязычных селлеров.

Как Земфира делает тур по местам скопления соотечественников, так и фонд помощи русским эмигрантам «Ковчег» действует на популярных у русских направлениях. Пристаю со своим главным вопросом «Почему русские эмигранты выбирают Стамбул?» к турецкому координатору фонда ​​Андрею Давыдову: «Многие рассматривали Стамбул как перевалочный пункт на пути в Европу, но виз так и не получили и остались здесь. Многие бывали ранее в Стамбуле и поехали в знакомый город. Стамбул дешевле Еревана или Тбилиси, по уровню цен на жилье точно. Например, я изначально летел в Турцию, и меня туда не пустили. Формально — без объяснения причин, но многих туда не пускают, кто политической деятельностью занимался».

Стамбул абсолютно нереактивен и бесперспективен для наших: русского эмигрантского сообщества тут нет, не говоря уже о лобби, которое готово подхватить новоприбывших и вынести к лучшей жизни. И если путь эмиграции дело нравственного выбора и обсуждать его бессмысленно, то вопрос выбора Турции как страны для новой жизни мне кажется обязательным к анализу. Хотя ориентировочно спрос на местное жилье среди москвичей в прошедшем году вырос на 90%. Почему-то они забывают, что Турция — некомплиментарное государство: мигрантов там никто не ждет, им хватает своих проблем с бомжами-сирийцами и цыганами, у которых одна из самых больших диаспор в Европе, поэтому повторно продлевать ВНЖ турки не торопятся даже тем, у кого здесь недвижимость.

Нужны ли туркам русские? Вряд ли: они уже однажды замазали херувимов и завесили Иисуса с Богоматерью полотнами, переориентировав Святую Софию на Мекку. Так замажут и русских: тем более именно Эрдоган сделал тогда музей Айю-Софию вновь мечетью. А дешевая айва со сладкой клубникой и паром-маршрутка, ходящий по Босфору за 40 рублей — призрачный аргумент для попытки что начать новую жизнь, что продолжить старую именно в Турции.

_________________________________

*Facebook принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ.

**Признан(а) иноагентом.

Фото: shutterstock.com, Анастасия Медвецкая