Громких дел вокруг журналистов, которых обвиняют в хранении наркотиков, оправдании терроризма и разглашении государственной тайны, становится все больше. Мария Ганиянц поговорила с адвокатом Сергеем Бадамшиным, представляющим Ивана Голунова, о законных правах профессиональных журналистов, о том, что каждому из нас нужен свой адвокат, получила инструкцию на случай внезапного ареста и узнала, в чем причина большинства обвинительных приговоров.
Вы сейчас занимаетесь делом Ксении Собчак против Среднеуральского женского монастыря, захваченного мятежным схиигуменом Сергием?
Я представляю интересы режиссера телеканала «Дождь» Сергея Ерженкова, который находился в монастыре в момент конфликта в составе съемочной группы Ксении Собчак. В его отношении применили физическую силу, отобрали камеру с отснятым материалом и сломали руку.
Здесь закон нарушен по нескольким пунктам: насилие над человеком и препятствие профессиональной деятельности журналиста. В совокупности — часть 3 статьи 144 УК РФ, а именно воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов путем принуждения их к распространению либо к отказу от распространения информации, соединенное с насилием над журналистом либо с повреждением или уничтожением его имущества.
Кстати, работа журналиста сегодня — одна из самых опасных профессий. Похоже, что мешать журналистам в их работе становится трендом.
В последнее время идет череда насилия и арестов среди журналистов, от уголовных дел до прямого физического воздействия (Ивану Голунову подбросили наркотики, Светлану Прокопьеву обвиняют в оправдании терроризма, Ивана Сафронова — в госизмене. — «Москвич Mag»). Даже самые нашумевшие дела прошлых десятилетий — убийства Листьева, Холодова — до сих пор остаются без расследования.
Что делать журналистам, чтобы защитить себя?
Необходимо, чтобы де-факто заработала статья 144 УК «Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов», а ее нарушение каралось бы законом. Чтобы эта норма была не мертвой, как сейчас, а реально действующей, нужны консолидированные действия всего профессионального сообщества, чтобы в каждом конкретном случае, когда вам препятствуют в работе путем принуждения к распространению либо к отказу от распространения информации, работники СМИ обращались в правоохранительные органы и отстаивали свои права.
Уверен, что похожую статью о воспрепятствовании профессиональной деятельности адвоката надо вводить и в российский УК. Например, на Украине такая статья в законе уже есть.
В чем главная сложность работы адвоката в России?
Получить допуск к своему подзащитному сразу после его задержания, оказаться рядом в самые первые часы, что критически важно для подзащитного. Но нам всячески мешают это сделать. Последний пример — задержание по обвинению в госизмене бывшего журналиста, а ныне сотрудника «Роскосмоса» Ивана Сафронова (арестован 7 июля по обвинению в передаче секретных данных о военном сотрудничестве России со странами Ближнего Востока чешской спецслужбе. — «Москвич Mag»). Адвокат Олег Елисеев сразу же приехал в следственное управление ФСБ, чтобы вступить в дело, для участия в следственных мероприятиях. Но ему сообщили, что информации о нахождении такого человека в здании нет. При этом силовики сами выложили видео, где Сафронова задерживают на улице и далее ведут по коридору СУ ФСБ, где видна доска почета с фото сотрудников следственного управления.
Любое сотрудничество с госструктурой может обернуться посадкой для адвоката.
Кроме того, растет число уголовных дел против самих адвокатов: наблюдается тенденция криминализации высоких гонораров юристов (речь идет об обвинении адвокатов подмосковной коллегии «Ваш адвокатский партнер» Александра Сливко и Дины Кибец, а также заместителя гендиректора «Аэрофлота» Владимира Александрова и главы юридического департамента компании Татьяны Давыдовой в хищении денежных средств у ПАО «Аэрофлот» путем мошенничества, совершенного в особо крупном размере (250 млн руб.) организованной группой. Договор о юридической помощи, который коллегия и «Аэрофлот» заключили между собой, включал почасовой гонорар юристов в размере от 350 до 400 евро, хотя, по мнению следствия, эта сумма не должна превышать 60 евро в час. — «Москвич Mag»).
В такой ситуации работать с корпорациями, которые имеют отношение к государственным деньгам, становится для адвоката чрезвычайно опасным, так как грозит уголовными делами по обвинению в хищении. Проще говоря, любое сотрудничество с госструктурой может обернуться посадкой для адвоката.
Хотя по сравнению с западными коллегами гонорары адвокатов даже в Москве значительно ниже. При этом нам приходится работать в сложнейших условиях, когда со стороны правоохранительной системы в них часто видят не процессуальных оппонентов, а чуть ли не врагов.
От какой суммы считается гонорар высоким?
Я не буду отвечать на этот вопрос. Считаю, что адвокат стоит ровно столько, сколько ему платят. Знаете, каждый человек выбирает адвоката по своему образу и подобию. Перефразирую известную пословицу: скажи мне, кто твой адвокат, и я скажу, кто ты.
Что вы делаете, чтобы попасть к клиенту сразу после задержания, даже если вам отказывают?
Пользуемся различными тактическими ухищрениями, где-то хитростью берем, где-то измором, засыпаем постоянными обжалованиями. Знаю случай, когда адвоката не пускали для участия в обыске, и он отключил свет в квартире, где шли следственные действия, и полиция вынуждена была открыть двери.
Но нам не всегда мешают. Например, по делу моряков мы слаженно и спокойно зашли в дело и отработали профессионально с командой из 30 адвокатов (24 украинских моряка были арестованы после инцидента в Керченском проливе в ноябре 2018 года по обвинению в незаконном пересечении государственной границы, совершенном группой лиц. — «Москвич Mag»).
Грамотные и воспитанные следователи не препятствуют вступлению в дело адвоката, но есть те, кто проявляет слабость характера и недальновидность и старается в первые часы после задержания (важнейшее для защиты время) не допустить общение задержанного и адвоката. Поэтому нынешняя история с Сафроновым свидетельствует, что люди, которые ведут следствие, не только пренебрежительно относятся к своим процессуальным оппонентам, но и пытаются что-то скрыть. Значит, в позиции следствия есть слабость, и адвокатам есть на что обратить внимание. Были бы уверены следователи в себе, вели бы себя по-другому.
А что делать москвичу, которого неожиданно арестовали?
В первые минуты после задержания любыми способами надо дать знать о себе родственникам или знакомым, чтобы они нашли адвоката. Повторю, любым способом сообщить о случившемся близким — через коллег по работе, прохожих или соседей. Стараться сохранить хладнокровие и настойчиво требовать, чтобы предоставили возможность связаться с адвокатом, дать понять, что без защитника беседы не получится. Любой гражданин нашей страны имеет законное право с момента задержания пользоваться помощью адвоката, даже если его допрашивают в качестве свидетеля.
Номер своего адвоката надо непременно наизусть выучить, так как телефоны при аресте изымают.
Самый сложный период — первые часы, когда сложно собраться с мыслями, лучше вообще не вступать в диалог и дискуссии и промолчать, чтобы не наговорить на себя. Можно ссылаться на 51-ю статью Конституции, но лучше просто молчать, пока адвокат не придет, и только потом, обсудив позицию, вступать в разговоры со следствием.
Запомните, если у следователя хорошее настроение и он чуть ли не за пивом бежит — пиши пропало, а если в плохом настроении и орет — шанс выйти на свободу есть.
Но у большинства жителей Москвы нет своего адвоката.
Но нужно, чтобы был у каждого. И номер его надо непременно наизусть выучить, так как телефоны при аресте изымают. Почему у обычных людей есть свой доктор, но нет адвоката? К адвокатам же обращаются не только в рамках уголовных дел, но и при разводах, наследствах, покупке недвижимости.
Перед покупкой квартиры зачем адвокат-то нужен?
Сейчас выросло число банкротств физических лиц, и консультация с профессиональным юристом необходима, чтобы потом не потерять квартиру (а в Москве жилье дорогое) при банкротстве продавца. Тут есть масса нюансов, назову лишь несколько. Сделка обязательно должна быть на полную сумму, в случае цен значительно ниже рынка сделки при банкротстве сразу отменяются, и квартира уходит в общую банкротную сумму. А оплату лучше проводить через банк либо прямо перечисляя со счета на счет, либо посредством аккредитива.
Но если вы уж наличными деньгами рассчитываетесь, то обязательно показать, откуда вы эти деньги взяли, в том числе доказать, что в момент сделки у вас эти деньги были — пересчитать их в банке перед сделкой.
Пересчет купюр иногда спасает от обвинений в том, что эта сделка была чисто притворной. Даже если придется платить налоги, то это намного дешевле, чем потеря квартиры при банкротстве продавца.
Вернемся к уголовным делам. Неужели в России не больше 3% оправдательных приговоров в судах?
Я статистику не веду. Но оправдательных приговоров действительно ничтожно мало. Это чрезвычайное происшествие для следователя и в целом для подразделения.
Хотя суды присяжных оправдывают гораздо чаще. Председатель Московского городского суда Ольга Егорова в одном из своих интервью объяснила это плохим качеством следствия. Но плохое качество следствия почему-то устраивает обычный суд. На мой взгляд, российские суды превратились в некую надстройку над следствием, складывается впечатление, что перед судом стоит задача уже не в отправлении правосудия, а в исправлении ошибок следствия.
Лично я предпочитаю дела до суда и приговора не доводить: если есть хоть малейшая возможность прекратить уголовное преследование на стадии следствия, мы ее используем. Практика российского правосудия подтверждает, что именно на стадии следствия есть больше шансов выйти на свободу.
Как можно изменить эту ситуацию?
У нас не законы плохие, а их правоприменение. Был бы человек — статья найдется. В нашей правоохранительной судебной системе есть две проблемы: кадры и статистика. Про кадры говорить не буду, напомню лишь, что по делу Голунова бывший повар стал оперативным сотрудником целого УВД по ЗАО.
Складывается впечатление, что перед судом стоит задача уже не в отправлении правосудия, а в исправлении ошибок следствия.
Вывод один — набирать нормальные кадры. Это возможно. Вспомните 2018 год и чемпионат мира по футболу, какие прекрасные и доброжелательные полицейские у нас были. То есть было указание сверху. Но по указанию работать хорошо недостаточно. Нужен системный подход, как в подборе кадров, так и в статистике (отчетности работы правоохранительных органов).
Получается, что проще всего убрать неугодного человека, из бизнеса или из профессии, обвинив его в тяжелом уголовном преступлении — хранении наркотиков, педофилии или терроризме. Все чаще и чаще в независимых СМИ пишут о заказных делах.
Я не готов комментировать чужие дела.
А разве дело Голунова не заказное?
Против Ивана Голунова было совершено уголовное преступление и применено насилие, в том числе при помощи спецсредств. Циничное преступление, которое мало с чем может сравниться — у стен ГУ МВД по Москве группа сотрудников полиции подкинула журналисту наркотики.
Сначала он был подозреваемым, потом обвиняемым, потом свидетелем, потом стал потерпевшим. Мы сейчас подходим к завершению предварительного следствия. Само по себе дело уникально, потому что наши процессуальные оппоненты готовились к своему уголовному преследованию после освобождения Ивана. В частности, они уничтожили доказательства, в том числе видеосъемку задержания Голунова. Но часть полицейских вину признали и дали обличающие показания, причем даже те, кто не признал, много чего интересного рассказали о коллегах. Остался один вопрос: кто заказчик?
Пытки задержанных и заключенных еще одна серьезная российская проблема. Что делать арестованному, чтобы избежать физических издевательств?
Любыми способами не оставаться в изоляции. Делать все возможное, чтобы адвокат был рядом, близкие знали о задержании. Но есть дикие случаи, когда единственный шанс выжить — оговорить самого себя или кого-то другого. Но даже если это произошло, нужно немедленно подавать жалобы, обращаться в службу УСБ или ФСБ по поводу насилия и фиксировать пытки.
Пытки бывают разного вида, от физического насилия в момент задержания (насилие в отношении родителей на глазах ребенка тоже пытки) до пресс-хат в следственных изоляторах.
Зачем было устраивать спецоперацию по задержанию Воронцова (основателя паблика «Омбудсмен полиции» Владимира Воронцова арестовали в Москве по обвинению в вымогательстве 300 тыс. рублей. — «Москвич Mag»), когда с улицы в его квартиру ворвался спецназ, выломав балконную дверь? А там его жена и дочка четырех лет — у ребенка теперь психологическая травма.
Какое лично у вас было самое сложное дело?
Эмоционально — Варя Караулова (бывшая студентка филфака МГУ была осуждена за попытку примкнуть к террористической организации, запрещенной в России, но потом освобождена по УДО. — «Москвич Mag»). Ее освобождение было очень эмоциональным моментом. Рад, что сейчас она выходит замуж за моего коллегу и товарища Олега Елисеева. Желаю им счастья.
Фото: из личного архива Сергея Бадамшина