«Дочка встала раньше меня, говорит: “Мама, а ты знаешь, что война началась?” Я сразу залезла в новости. Тут же охватило большое разочарование в нашей армии, даже скорее в разведке — как они могли это все пропустить? Все в шоке. Объявлено военное положение, но под окнами ездят машины, хотя не так, как обычно.

Мне хватило одного дня, чтобы привыкнуть к тревоге. Мы в 10 километрах севернее Тель-Авива, по которому лупят снарядами. Во всех домах, которым 35–40 лет, в каждой квартире есть отдельная комната, построенная из железобетона, закрывается она толстыми дверями — туда мы отнесли все документы, запаслись водой и сидим тут. В домах, где нет таких комнат, обязательно внизу есть бомбоубежище — люди знают, куда им бежать.

Мне не страшно. Уже нет. В первый день было немного неприятно — страшно тем, кто на юге страны», — рассказывает мне еще советская эмигрантка Людмила Жвирбля, ставшая израильтянкой. И именно из таких эмигрантов со всего света состоит Израиль — и они так же, как Жвирбля, не ожидали войны. Не было к ней готово и израильское правительство.

Свою политологическую оценку нынешнему военному столкновению, какого израильтяне не помнят со времен войны Судного дня, в интервью «Москвич Mag» дал бывший дипломат и общественный деятель Михаил Пелливерт, который ведет свой телеграм-канал, где описывает не только происходящее внутри воюющей страны, но и следит за реакцией на происходящее (в основном поддержкой Израиля) во всем мире.

Главный вопрос: как Израиль, находящийся в состоянии перманентной войны, смог допустить такую атаку со стороны Палестины?

Во-первых, после войны у нас будет много времени для поиска виноватых, а виноватые есть. Не хочу сейчас критиковать наше правительство.

Во-вторых, было понятно, что стратегия «разделяй и властвуй», которую использовал Биньямин Нетаньяху, когда, с одной стороны, была попытка ослабить официальную Палестинскую автономию, а с другой — в противовес автономии поддерживать ХАМАС руками Катара, Саудовской Аравии — позволять этим арабским странам перечислять туда деньги. Эта концепция, которой 12 лет, потерпела крах. Одомашнить крокодила невозможно: людоед не становится человеком, потому что он умеет пользоваться вилкой и ножом.

Это повторение той критической ошибки, которую мы совершили и в 1973 году во время войны Судного дня, когда наша армия очень пренебрежительно отнеслась к угрозе — тогда к Египту и Сирии, высокомерно считая, что это недостойные противники, которые не посмеют поднять на нас руку. Здесь мы тоже проглядели эту раковую опухоль, которая особенно за последние 12 лет разрослась и выросла в секторе Газа.

В-третьих, есть прежде всего технический провал военных, которые не заметили и не предотвратили полномасштабного вторжения клана ХАМАС в Израиль — с суши, моря и воздуха. На пересечении трех этих причин кроется вопрос, почему это произошло.

Как ХАМАС смог накопить ресурсы на такую сильную атаку?

ХАМАС очень талантливо отвлек наше внимание. Какое-то время нам стало казаться, что он не заинтересован в противостоянии. Видимо, все это время через границу с Египтом в сектор Газа продолжало поступать необходимое для войны, которую развязал ХАМАС. Каким-то образом боевики ХАМАС имели возможность проходить тренировку в Иране, Малайзии и других странах. За всем происходящим, конечно же, торчат уши Ирана, который главный бенефициар сегодня. Он не мог позволить, чтобы Израиль достиг подобия мира — дипломатического соглашения с Саудовской Аравией, — а мы были к этому очень близки. Дестабилизация обстановки на Ближнем Востоке в конкретную минуту является в первую очередь желанием Ирана.

Зачем это Ирану?

Ирану эта война необходима, потому что сионистский враг — их главный враг, это маленький сатана. Большой сатана — Соединенные Штаты Америки. Смысл иранского режима, как он сам часто утверждает, в уничтожении сионистского врага и освобождении Палестины. Не надо далеко ходить, чтобы понять, в чем интерес Ирана. Тем более Иран должен отомстить за все те спецоперации, что Израиль проводил на его территории. Не исключено, что это то холодное блюдо мести, которое они подают нам.

Почему разведывательная служба «Моссад» не смогла предотвратить нападение на Израиль?

«Моссад» в меньшей степени занимался ХАМАС, считая, что Иран является нашей первостепенной проблемой. Происходящим в секторе Газа традиционно занимается наша служба внутренней безопасности Шабак. Предполагаю, что там тоже был провал — прежде всего в разведке служб безопасности, которые не смогли вовремя оценить масштаб угрозы.

Сейчас абсолютно понятно, что именно палестинская проблема, которую израильское правительство и лично Биньямин Нетаньяху считали несуществующей — номер один. Мы должны полностью пересмотреть нашу концепцию безопасности. Мирный договор с арабским миром — Саудовской Аравией, ОАЭ — не может решить нашу проблему с палестинцами. Слабость официальной Палестинской автономии и лично Махмуда Аббаса, который глубоко старый человек, и опасение анархии, которая может наступить, когда его не будет — все это заставляет нас полностью пересмотреть нашу стратегию в регионе.

Насколько я понимаю, еще со времен митингов против судебной реформы в обществе произошел раскол. И, видимо, он усугубляется — судя по внутренней израильской повестке, граждане недовольны сильным финансированием Нетаньяху ортодоксов. Сквозь слезы шутят, мол, давайте выйдем помолимся, чтобы прекратилось. Усилилось ли это из-за того, что Нетаньяху допустил войну?

Правда, что поляризация общества последние девять месяцев была очень сильной. Обвинения Биньямина Нетаньяху, что он неправильно расставил приоритеты и хотел протащить судебную реформу, несмотря на то что как минимум у половины израильского общества она вызывала громадную критику — это, конечно, будет частью работы той комиссии, которая в какой-то момент, несомненно, будет создана. Надо помнить, что «разделяй и властвуй» — излюбленная стратегия Нетаньяху, которая позволила ему быть политическим долгожителем, занимая пост премьер-министра. Его нынешняя коалиция очень консервативная и религиозная, поэтому он не мог не отражать настроения министров-партнеров. При всем при этом Израиль так устроен, что во время национальной трагедии такого масштаба (войны в полном смысле этого слова, которую мы не наблюдали как минимум с 1973 года) общий враг нас всегда объединяет, заставляет на время отложить внутренние распри. Надеюсь, что так будет и на этот раз. Но нам нужно будет пересмотреть все наше не только политическое устройство, но и силы служб безопасности. Это большой исторический кризис, из которого, я уверен, Израиль выйдет еще сильнее. Но это займет время.

Видите ли вы возможность продолжения политической карьеры премьер-министра Нетаньяху после того, как все закончится, или он полностью растерял электоральный вес?

В Израиле до начала войны можно было бы сказать, что есть два лагеря — бибистов и антибибистов (людей, поддерживающих Нетаньяху и выступающих против него), по цифрам это приблизительно 50 на 50. Думаю, те, кто не любил Нетаньяху, не поменяли своего мнения. А среди сторонников он потерял поддержку — масштабы провала и неподготовленности нашей армии ужасают. На данном этапе мы можем говорить о 1200 погибших — уверен, когда наш разговор выйдет в прессу, их будет еще больше. Не вижу, как после этого Нетаньяху сможет продолжить свою политическую карьеру, но повторю: сейчас не время для поиска виновных.

Что с мобилизацией населения? Есть ли добровольцы?

Мобилизация внутри Израиля в большей своей части завершилась — призваны около 350 тыс. человек, в некоторых ситуациях даже больше, чем армии необходимо. Есть десятки тысяч добровольцев-израильтян, проживающих на постоянной основе за границей, но которые хотят вернуться и призваться.

При этом есть некие логистические перебои: где-то не хватало обмундирования, каких-то вещмешков, питания. Но вообще мотивация израильтян идти и победить очень высока.

Террористы взяли в плен много заложников — мирных израильтян. Как правительство будет решать эту проблему?

Израиль принял очень тяжелое для себя решение — не вести переговоры о судьбе заложников до окончания войны. Понятно, что наличие 150, а может, и большего количества израильских заложников очень осложняет и связывает руки Израилю. Особенно при той чувствительности, с которой мы относимся к жизням людей, тем более гражданских, а большинство заложников именно гражданские. Поэтому, если на самом деле такое решение было принято, я не завидую премьер-министру Нетаньяху, но понимаю, в какой сложной ситуации находятся семьи.

Какие страны на стороне Израиля?

Девяносто четыре страны выразили поддержку всем военным действиям, которые Израиль имеет право вести. Ближайшие наши союзники, конечно же, США, Франция, Италия, Великобритания, Германия, которые опубликовали заявления поддержки.

При этом Израиль не нуждается ни в какой гуманитарной помощи, а нуждается в пополнении запасов военных ресурсов при той интенсивности военных действий, которые ожидаются. Соединенные Штаты буквально с первых часов операции заявили о полной готовности такую поддержку Израилю оказать. Первые транспортные самолеты с военными грузами в Израиле уже сели в воскресенье.

Какой интерес США в том, что они так активно помогают Израилю военным оборудованием? Он связан с тем, что большая часть американского истеблишмента — евреи?

США являются ближайшим союзником Израиля, это официальная доктрина Соединенных Штатов, так же как и доктрина Израиля. Несмотря на то что в последние годы в Израиле есть достаточно влиятельные голоса, что США не должны считаться главным союзником, так как в Америке идет резкое полевение. Как минимум часть Демократической партии занимает довольно радикальные антиизраильские позиции. Но в первые часы войны Соединенные Штаты были первой страной, которая заявила о безоговорочной поддержке Израиля.

Понятно, что у Америки есть свой интерес — так же как во время войны Судного дня Киссинджер нас поддержал, потому что оценил, что мы можем победить и без их поддержки. Израиль — очень сильная во всех отношениях страна. И кроме идеологической близости и приверженности демократическим ценностям есть и вполне рациональное желание поддержать самого сильного игрока в регионе.

Как ситуация осложняется тем, что Израиль находится еще и в состоянии войны с Ливаном, точнее, с их группировкой «Хезболла», ноги которой тоже растут из Ирана? Ведь представители этой партии хотят видеть в своей стране исламское государство, выстроенное по иранскому образцу?

Израиль сегодня не воюет с Ливаном, у нас нет к нему претензий, мы даже договорились о разграничении границ прошлым летом. У нас проблемы именно с «Хезболлой» — нас не устраивает наличие столь опасного, грозного, вооруженного до зубов врага, который обладает десятками тысяч ракет на нашей северной границе.

При этом, так как именно Ливан является суверенным государством на этой территории, именно он несет ответственность, если с его территории кто-либо нападет на Израиль.

Как вы видите развитие этой войны — надолго ли она затянется в горячей фазе?

Как долго все это продлится, сказать, к сожалению, невозможно. Понятно, что эта ситуация сохранится в обозримом будущем — я имею в виду недели. Насколько это может перерасти в региональную войну, в войну Израиля на несколько фронтов — вопрос, который остается в оперативной дымке. Ответов на него нет не только у меня, но и, думаю, у людей, принимающих решения, в том числе у премьер-министра Израиля.

Сейчас мы пытаемся продемонстрировать всем сторонам, особенно третьим сторонам, полную серьезность намерений сражаться до конца и очень жестко наказать любую попытку вмешаться в происходящее. Если этот намек не будет воспринят должным образом, не исключаю, что нам придется воевать не только с ХАМАС, но и с «Хезболлой» на севере. Это будет непростая битва, но Израиль к ней готов, и любой, поднявший на нас руку, заплатит за это высокую цену. На этот счет у меня нет никаких сомнений.