О черной и опасной Москве 1990-х, о любимом месте в Бибирево и о влиянии плитки на здоровье москвичей.
Я родился и вырос…
В Москве. Я первый москвич в моей семье. Я был одновременно и дворовым ребенком, и семейным. Мы гуляли во дворах, жгли костры. А где это можно делать? На помойках, конечно. Там же жарили хлеб. При этом у меня практически не было свободного времени, ведь я много занимался спортом.
С этим были связаны все школьные годы: с первого класса я занимался спортивной гимнастикой и уже тогда самостоятельно ездил на стадион ЦСКА на троллейбусе и трамвае. Два вида транспорта — туда и обратно. Это было безопасно, родители меня отпускали, хотя мама говорила, что волновалась, но виду не показывала. Потом были горные лыжи, дзюдо, карате, папа научил плавать, а верхом я начал ездить с четырех лет.
Москва моего детства…
Бог его знает, какая она была. Нормальная. Помню только 1980 год, когда все стало вдруг чисто, безлюдно, стали продавать пепси-колу во всех местах. Конечно же, я был на открытии Олимпиады-80 в «Лужниках». Я сидел на трибуне и помню это ощущение, когда последней на поле выходила команда принимающей страны — Советского Союза — и в этот момент меня подняло, просто сорвало с места всеобщее ликование. Это была безумная радость, крик восторга всего стадиона, сто тысяч людей слились в одном патриотическом порыве. Такие впечатления не забываются никогда.
Еще я в детстве был на концерте Boney M в 1979 году в концертном зале «Россия». Кстати, гостиница «Россия» была признана самой большой гостиницей в Книге рекордов Гиннесcа.
Студенческая жизнь…
С 1981 по 1985 год у меня был очень веселый период. Физически это было довольно тяжело, особенно на первом курсе. Я не ожидал, что учеба будет отнимать столько энергии: даже у меня, спортивного парня, не всегда хватало сил проснуться на нужной остановке метро, когда я ехал из института домой. Я тогда вообще не выпивал, но успевал сидеть на всех наших пьянках-гулянках, и умудрялся сдавать все экзамены, и быть старостой, гонять студентов моего курса, кидаться в них стульями, кричать на них: «Вы предатели, как вы можете пропускать, опаздывать, выпивать в институте?!» За годы своего старостничества я почти потерял чувство юмора, но зато многое успел сделать: сохранил здоровье и понял, что для этой профессии самое главное — воловий, какой-то упрямый, тупой труд без ожидания результата. Только такая работа может к чему-то привести. Это я выяснил в институте, за что спасибо моим великим худрукам Лидии Николаевне Князевой и Ирине Ильиничне Судаковой.
Мы ходили в театры и смотрели многие спектакли, естественно, стоя — нас пускали по студенческим. А еще частенько ходили в кинотеатр повторного фильма, он был рядом с ГИТИСом, сейчас там театр Марка Розовского. Ну и потом, конечно же, самое главное — это общение институтской компанией, с ребятами с других курсов. В институтские годы мы довольно много ездили автостопом по стране. Москва—Питер и Москва—Одесса вообще были для нас регулярными маршрутами. Съездили даже в Сухуми — обратно возвращались через Тбилиси, Крестовский перевал и Украину. А один из нас даже до Читы доехал автостопом! Это был такой вид отдыха и передвижения, ведь денег не было ни у кого, а автостопом, с большегрузами, можно доехать бесплатно.
1990-е…
Москва 1990-х была черная. Черная и опасная. Рынки, рынки, рыночки, ларьки, ларечки — там и тут все продают. Но поскольку мы были молодыми, только начинали что-то соображать и творить в профессии, мы жили беззаботно, и нам улицы не казались опасными. Но Москва — страшновато-криминальная.
Никакой романтической Москвы у меня с Ольгой Борисовной (жена Певцова, актриса Ольга Дроздова. — «Москвич Mag») не было: никаких «своих» кафешек или садов, где мы бы гуляли — ничего такого я не припомню. Хотя, помню, как-то долго шлялись по Чистопрудному бульвару… Поскольку мы не могли проводить время вместе нигде, кроме как у наших друзей, то постоянно были у кого-то в гостях. Вместе. Продолжалось это, пока мы не стали вместе жить.
Московские адреса…
До 27 лет, до встречи с Ольгой Борисовной, я жил с родителями на Октябрьском Поле, потом я переселился к ней в общежитие «Современника» в шестиметровую комнату, и около трех лет мы с Ольгой вместе жили там. Я спал на полу и иногда, просыпаясь утром, снимал с плеча таракана, который заполз к нам из коридора. Кроме нас жили еще, по-моему, человек пятнадцать, а еще кот и собака. Из двух туалетов работал один, сыпалась штукатурка, тараканы были везде вперемешку с мышами. В общем, помещение было нежилое. Хотя оно вроде до сих пор продолжает быть общежитием. Но как-то жили, и даже какой-то был быт. Ольга Борисовна готовила мне прекрасные ужины, обеды и завтраки, оттуда я ехал в театр «Ленком» играть премьеру «Фигаро», при этом Ольга мне еще делала прическу — завивала. Кстати, этот спектакль мы играем и сейчас — уже 28 с лишним лет.
Потом Ольга получила с помощью нашего прекрасного друга-товарища Станислава Садальского квартиру на «Беговой», прямо напротив ипподрома, и стала невестой с приданым. Через некоторое время уже получил квартиру я — на Новосущевской улице, рядом с театром Российской армии. В квартире Ольги какое-то время жили наши друзья, бездомные на тот момент.
Сейчас уже почти 20 лет живем в центре города, рядом с Лубянской площадью. Адрес не скажу — это военно-спортивная тайна.
Если не Москва, то…
Что касается выбора, я, конечно же, с радостью жил бы где-нибудь в лесу, но только без комаров, подальше от городского шума, но одна проблема — с работой. Как до нее каждый день добираться? Ольга вообще не понимает, зачем этот загород нужен. Какое-то время, когда родился Елисей, мы снимали дом и до того, как он пошел в школу, частично проживали за городом. Потом все это закончилось, началась обыкновенная городская жизнь.
Москва меняется…
Раньше не было такого количества машин и практически совсем не было иномарок. А за последнее десятилетие Москва очень похорошела, стала светлой, освещенной, более цветной, что ли. Это очень хорошо. Хотя, честно говоря, освещение Бульварного кольца, абсолютно кислотное и депрессивное, я бы поменял. Не знаю, кто утвердил эти кошмарные цвета.
Хочу изменить в Москве…
Выскажусь по поводу положенной в центре города плитки. Перед тем как ее класть, могли бы провести ряд экспериментов, например узнать, как эта плитка ведет себя зимой. Я уверен, что если взять в травмпунктах статистику пострадавших от падений зимой граждан и доплиточную сравнить с послеплиточной, она будет не в пользу последней. Ведь эта плитка зимой скользкая в любом состоянии: и под снегом, и подо льдом, и без снега-льда, и особенно после обработки реагентом. Кроме того, в 50% случаев плитка положена ужасно. Я живу в центре и хорошо это вижу. Все криво-косо, разваливается, постоянно переделывается, причем так же криво-косо, очевидно, с нарушениями технологий укладки. На улице Мясницкой после плиточной реновации перестали работать ливневки. Прошел маленький дождик, и все — машины едут по глубоким лужам и все пешеходы мокрые. Впрочем, могу сказать большое спасибо за увеличение площади тротуаров. Это замечательно.
Я не гуляю в Москве…
У меня нет на это времени: я езжу по Москве по делам, по работе — не более того. Вот чтобы «а пойдем погуляем» — этого не было уже очень давно. Изредка, когда у нас бывало время, мы с Ольгой ходили на Красную площадь и сидели там в Bosco Cafe в ГУМе. Очень хорошее место: тихое, уютное, и тут вид тебе — на Кремль. Очень красиво.
Любимые и нелюбимые районы…
Нелюбимых районов у меня в Москве нет. А любимое место связано с моим детством — это Серебряный бор, где зимой мы проводили время с родителями на лыжах, а летом с пацанами из класса катались на прокатных лодках по Москве-реке. И именно в Серебряном бору были последние прогулки с моей мамой, когда еще можно было ее вывозить из дома. Там, в Серебряном бору, мы вместе кормили уточек. И еще, когда я жил с родителями, иногда летом даже бегал туда на зарядку — купался, но обратно уже, уставший, возвращался на троллейбусе.
А вообще Москва такой город, что я до сих пор продолжаю его для себя открывать. Вы бывали в Бибирево, например? А там в парке у реки Чермянки есть уникальная этнографическая деревня. Мы попали туда случайно несколько лет назад. Когда-то на этой территории была деревня Подушкино, это вблизи от МКАД, между улицами Лескова, Корнейчука и Белозерской. В 1960-е годы деревня влилась в Москву. Когда-то там были заброшенные места, но в 2000-х годах начали благоустройство. Сейчас там огромные чистые пруды, пригорки, ложбинки — порой даже не верится, что совсем рядом жилые кварталы. Все деревянное — этнографическая же деревня. Лесенки деревянные, избушки, раньше еще мельница была, но ее почему-то убрали, небольшая сцена, на которой частенько в доковидные времена проходили праздники и выступления, очень теплые, какие-то домашние: Масленица, День города, гулянья. Деревянный мостик через пруд, тропинки… Там реально пахнет настоящей деревней: тиной, влагой, камышами. А рядом на пригорке — небольшой храм Преподобных Антония и Феодосия Печерских.
Кафе и рестораны…
Я не люблю — там много людей. Одно время, когда у нас была однокомнатная квартира и нам в нее не очень хотелось возвращаться, мы шлялись по друзьям, по каким-то тусовкам, ходили в кафе-рестораны. Сейчас мы абсолютно домашние люди — хочется прийти именно домой, в ресторан совершенно не тянет, хотя есть много знакомых рестораторов, которые зазывают к себе.
Настоящий москвич…
А бог его знает, кто он такой! Сейчас настоящие москвичи — ребята, которые на велосипедах, самокатах или пешком разносят пиццу. Вот они настоящие москвичи, ведь они хоть и вынужденно, но уж точно Москву знают.
Раньше я был единственным москвичом в нашей семье, теперь — вместе с Елисеем: мы оба родились в Москве, все остальные у нас понаехали. Родители мои родом из Тбилиси, там родились и выросли; жена — из Находки. Но все же я думаю, что настоящий москвич — это не по месту рождения, а по любви к городу, в котором он живет. Любишь Москву — значит, москвич.
Если сравнивать Москву с другими мировыми столицами…
Я объездил весь мир, от Новой Зеландии до Америки. Был почти во всех европейских столицах. Ничего мне не нравится. Все они одинаковые, ну с небольшими изменениями. Москва круче всех. Я уж не говорю про московское метро, которое самое лучшее, самое красивое, самое высокохудожественное метро в мире.
В Москве мне не хватает…
Времени куда-то добраться — пробки, дикое количество машин. Летом еще как-то можно на велосипеде или общественным транспортом, но с машинами перебор. В Москве живет слишком много людей. Это — беда. Не хватает воздуха.
Премьера спектакля «Лавр» в МХАТ им. Горького…
«Лавр» для меня — это прежде всего не актерская работа, а человеческая. Именно человеческие побуждения меня толкнули на участие в этом спектакле. Как актер я давно уже сыграл все, что хотел, и даже то, что не хотел. Я уже 36 лет в профессии и давно не испытываю никакого желания кому-то (даже себе) доказывать, какой я актер. Мне интересно говорить с людьми о том, что меня лично волнует, беспокоит, радует, бесит и веселит, или о том, что меня обнадеживает. Проект «Лавр» в МХАТ — именно такой проект, поэтому я в него и залез. О каких-то тонкостях подготовки к роли рассказывать не буду, да и не нужно. Приходите — посмотрите. Уникально само произведение Евгения Водолазкина — это первое художественное произведение о русском средневековом святом, в театре же это еще более уникальное событие: сейчас какую угодно гадость можно увидеть, но чтобы поставили житие святого — это случай для театра уникальный.
«ПЕВЦОВЪ-ТЕАТР»…
Есть такой Институт современного искусства, где мы преподаем с супругой. Она — декан актерского факультета, я — заведующий кафедрой, а мы вместе — художественные руководители наших третьекурсников (это уже наш второй курс, первый мы выпустили в 2017 году; ребята до сих пор изредка собираются и играют свои дипломные спектакли). Проект «НЕДОТЁПЫ. БЕЛьМӘСыЛӘР» Ольга поставила с нашими третьекурсниками. Подзаголовок этого спектакля: «Рассказ о недотепах из пьес Чехова “Дядя Ваня”, “Три сестры”, “Иванов” и “Чайка”». Чехов как автор очень интересует Ольгу, не отпускает ее, тем более что студенты много раз предлагали различные отрывки, этюды по мотивам пьес Чехова. В итоге она все это собрала, сделав свою конструкцию, и теперь в течение двух часов краткое содержание и главные проблемы этих четырех пьес можно увидеть на сцене Института современного искусства в спектакле «НЕДОТЁПЫ». Я бы сказал, что это не дипломный, а уникальный, абсолютно взрослый спектакль — и по тому, как виртуозно играют студенты в сложнейшем рисунке, который им задала Ольга, и по тому, что собой представляет собственно сам спектакль — как он сделан, по атмосфере, которую несет в зрительный зал, по тем эмоциональным и интеллектуальным телеграммам, которые получают зрители. Ну и плюс юмор, конечно.
«ПЕВЦОВЪ-ОРКЕСТР»…
Что касается коллектива «ПЕВЦОВЪ-ОРКЕСТР» — он довольно успешно продолжает функционировать. Сейчас потихонечку возвращаются наши гастрольные графики, площадки начинают принимать, поскольку зрители вновь готовы вернуться в залы. Мы совсем скоро начинаем наши гастроли, и, я надеюсь, мы доедем во все города, в которые нас зовут. Пусть нескромно, но мы абсолютно точно делаем то, чего не делает никто на нашей музыкальной сцене: ни в рок-н-ролле, ни в рэпе, ни тем более на нашей поп-эстраде. Этот музыкальный проект существует под моим патронажем: я задаю темы, задаю эмоциональный и человеческий тон звучания и диктую то, о чем мы сейчас будем говорить со зрителями. А говорим с ними о многом — о жизни и о смерти, о любви, о радости, о потерях, о родине, о Христе, о вере. О том, что есть человек и куда мы все идем. И все это с помощью музыкальных произведений высокого художественного уровня, стихов, а иногда и просто в беседе. Эти концерты периодически становятся немножко проповедями. Мы сейчас планируем закончить и выпустить второй диск под названием «Баллада о Высоцком» — возможно, с участием Екатерины Гусевой и Никиты Высоцкого. Сейчас идет работа: мы собираем весь материал, будем технически обрабатывать его и после выпустим новую пластинку.
В ближайшее время спектакль «НЕДОТЁПЫ. БЕЛьМӘСыЛӘР» можно будет увидеть на сцене учебного театра ИСИ 21 марта, а спектакль «Лавр» — на сцене МХАТ им. Горького 26 и 27 марта.
Фото: Митя Горевой