О деревне Новогиреево, первой прогулке по Москве на каблуках и пропусках в Донской монастырь.
Я родилась…
В достаточно старом районе Москвы — Новогиреево. Он и стал для меня первым родным местом. Когда-то, когда Новогиреево еще было деревней, у родителей моей мамы был там деревянный дом, в котором жила вся семья. А когда деревню стали сносить и строить на ее месте высотные дома, все жители старого Новогиреево получили квартиры там же, причем выдали их чуть ли не в одном подъезде. Поэтому как-то все было сосредоточено в одном месте: у нас на одной улице квартира, у дедушки с бабушкой — на соседней. Там, в Новогиреево, был и родной детский сад, в который я ходила с раннего детства. Мы с мамой по утрам от подъезда доходили до тропинки: сама она шла на остановку, а я в другую сторону — в сад. Я ненавидела его лютой ненавистью, поскольку по природе своей была социопатом и домашним ребенком — мне очень хотелось домой, но мама с папой работали, поэтому возможности не ходить в сад не было. По-моему, этот старый детский сад даже сейчас существует. Оттуда были видны окна моего дома. Помню, как смотрела сквозь решетку забора на свои окна и придумывала план побега. Хоть он у меня и был, но почему-то ни разу не осуществился.
Москва моего детства…
Когда мне исполнилось пять с половиной, мы получили квартиру в Ясенево и переехали туда. Это был совершенно новый район — везде горы песка и строительного мусора. И мы, дети, нелегально бегали на какие-то недостроенные объекты, воровали там цветную проволоку от телефонной проводки, плели из нее браслеты… Конечно, если бы моя мама узнала, что так мы проводим время, то, наверное, меня бы под замок посадили дома — я бы своих детей точно. Тогда не было телефонов — дети уходили в свободное плавание. Я не помню, чтобы хоть раз кто-то пострадал. Все было достаточно спокойно и комфортно.
Москва моего детства — это такие районные истории: мы жили в одном районе, родственники — в другом, друзья — в третьем… Но когда мы выезжали в центр по делам, то начиналось какое-то безгранично сказочное путешествие. Москва была все равно бесконечно родной, потому что не ты живешь на какой-то окраине, а город просто такой большой. Не создавалось ощущение, что ты не в гуще жизни. Мы все время ездили в центр — в музей, в театр, у нас с мамой был абонемент в Консерваторию. Что только я не видела в детстве, куда мама меня только не водила! И, естественно, это все сопровождалось прогулками по Москве, город был моим априори.
Я очень точно помню московские запахи — они всегда были разными. Летние — одни, зимние — другие… Например, те, что были, когда перед отъездом в лагерь надо было пройти диспансеризацию, отчетливо врезались в память.
Лето, ты уже не ходишь в школу, но еще не на даче, не в лагере — нигде, и какое-то такое ощущение, что твое нахождение в городе — дополнительный бонус. Идешь, и так все здорово оттого, что ты легально имеешь право на эти ощущения: асфальт, который плавится на солнце, пух, начинающий потихоньку лететь с деревьев, распускающиеся почки или облетающие во время дождя тополя. А еще запах пломбира в стаканчиках и аромат из пирожковых. Это не те рестораны или кафе, что сейчас, а еще советские заведения. Вот так проедешь на трех автобусах зайцем и купишь мороженое — тебе дали всего 20 копеек на дорогу, чтобы доехать на музыку, а ты сэкономил и, естественно, на выданную мелочь купил какое-нибудь эскимо. Такая стандартная история, потому что на мороженое никто денег не давал: два пломбира, и до свидания — ты на больничном. Автоматы с грязными стаканами, из которых все пили газированную воду с сиропами, тоже как-то ярко пахли… Эти запахи я не могу ощутить, я скучаю по ним, таких сейчас нет. То ли обоняние испортилось с возрастом, то ли просто таких запахов больше не существует, то ли тогда «деревья были большими»… Я не знаю. Но я их ассоциативно помню, иногда вдруг раз — легкий запах, и столько воспоминаний появляется. Наверное, запахи детства самые сильные.
Москва моей юности…
Конечно, с взрослением Москва приобретала более законный и более любимый образ. У меня начались самостоятельные поездки, и я вдруг потихоньку начала ориентироваться сама в этом огромном мире. Я чувствовала себя достаточно свободной уже перед МАРХИ, куда в старших классах ездила на курсы три раза в неделю после школы. Мы ходили до метро с ребятами вместе… Тогда не было возможности зайти куда-то выпить кофе — было другое время с пирожковыми, пельменными и рюмочными, но только не с местами, где можно просто посидеть и поговорить. Находились и другие развлечения. В ЦУМ бегали за мороженым, которое продавалось с лотков, оно там было именно в жестких, а не в мягких вафельных стаканчиках: варенье и шарик сверху. И мы отстаивали огромную очередь, чтобы купить заветный стаканчик.
Облик города для меня поменялся, когда я ощутила полную самостоятельность и появилась возможность поехать куда угодно, когда хочется. Я вдруг стала сама ориентироваться в городе, понимать, что и где находится. Уже в самом МАРХИ мы очень много рисовали на пленэре. Ротонду в Институте спортивной медицины, например. То есть какие-то такие уникальные вещи, куда просто так не попадешь. Вот встанешь с этюдником где-нибудь на улице, все это рассматриваешь, изучаешь, запоминаешь и запечатлеваешь, а Москва в это время входит, врастает и проникает в тебя.
Помню такой случай, связанный с взрослением и тем, как город становился моим. Я училась в 10-м классе, и у меня была первая любовь. У нас были очень трогательные и целомудренные отношения. И мы как-то большой компанией решили пойти на крестный ход в Даниловский монастырь. Раздобыли только один пропуск для прохода внутрь — еще была пропускная система. Но что нам, абитуриентам МАРХИ, было подделать для всех эти пропуска на бумаге штампованной акварелью? Ничего не стоит. Подделали и пошли. Там было так много народу, что в какой-то момент мы ушли и пошли гулять. В тот день я надела мамины туфли на каблуках. Уже было тепло, а у мамы были одни-единственные парадные туфли на шпильках, мне их тогда еще не было позволено носить, но я все же упросила ее. И вот мы втроем: я, моя одноклассница Наташа Белякова и молодой человек, в которого я была сильно влюблена, всю ночь гуляли по Садовому кольцу… На этих каблуках я уже практически выла от боли, ненавидела этого молодого человека и ждала, когда все закончится. А закончилось это с открытием метро. Сев в вагон, я первым делом скинула туфли, думая, что после такого мне точно ампутируют ноги. Практически босиком дошла до дома. Но я никому во время прогулки не показала виду, что мне тяжело — было как-то неудобно. Вот это все — Москва. Когда говоришь о городе, есть такие воспоминания, которые первыми всплывают, это одно из них.
Московские квартиры…
Одно время я жила в центре, на Покровке, в доме, где раньше были меблированные комнаты. Нам была выделена одна, с высоченными потолками, старыми оконными рамами и красивыми дверями. Там проходил мой первый опыт семейной жизни. Как-то выяснилось, что во дворе этого дома с черного хода (это еще те дома, где сохранились и парадные, и черные ходы) жил мой однокурсник. И мы очень подружились. У него был такой балкончик от подъезда на втором этаже, куда он все время выходил, прямо как в старых фильмах. Мы постоянно сидели там, пили кофе, который он варил по-турецки, и смотрели на город. Как-то он не смог мне дозвониться, потому что у нас стоял спаренный телефон, который все время ломался, и вместо него притащил мне старый — черный, сталинский. Этот телефон потом со мной очень долго путешествовал, правда, я не помню, куда он потом делся, но это был абсолютный раритет, реликвия.
Жизнь в центре, конечно, совсем другая. Я узнала Москву не просто дневную, когда ты ее видишь в течение дня, а ночью она не твоя, а ту, что твоя и по ночам. Ты ходишь и понимаешь, что это твой город, твой! Вдыхаешь его запахи, знаешь, как он выглядит, когда все расходятся и никого нет, тогда же не было такой бурной ночной жизни, все достаточно рано расползались по домам. И вот это ощущение, что вся Москва твоя, потихоньку нарастало и нарастало, и одновременно с этим нарастало чувство любви к этому городу.
Потом я уехала опять в Ясенево. Потом мы жили на улице Вересаева — это был один из первых больших и красивых свежепостроенных домов, там родилась моя дочка. После мы снимали большую квартиру в очень красивом месте — Николоворобинском переулке, это около Воронцова Поля, самый центр. У нас окна выходили практически на все стороны, и было видно огромное количество храмов — невероятно красиво. Мне так не хотелось вешать шторы, потому что я понимала, что это все должно быть видно. У нас на уровне окна было дерево, на котором ворона свила гнездо и высиживала птенцов, и их развитие происходило на наших глазах — так интересно. Это уже другая Москва… Когда ты привыкаешь к ней и присваиваешь ее себе, она начинает открывать тебе какие-то живые истории.
Я очень люблю Москву и без нее совершенно не могу. Моему мужу, например, здесь бывает часто тяжело, поскольку он вырос в небольшом городе. Он бы хотел уехать, а я не могу не здесь. Если я уезжаю на два месяца, то мне обязательно надо выискать повод приехать в Москву на два-три дня, чтобы вдохнуть город, пройтись по улицам и зарядиться. Я никогда не испытывала общей безнадеги: «Ну вот, Шереметьево — Москва… » Наоборот! Ура, Москва!
Сейчас живу…
В Переделкино. В какой-то момент, когда появились детки и звери, все-таки захотелось жить за городом. Но Москва от этого не стала не своей или нелюбимой. Просто это совсем другие ощущения, когда ты приезжаешь в свой дом и можешь с чашкой кофе в руках осмотреть владения — что растет, что нет, что вымерзло. Дети пасутся в ягодах и яблоках, срывают что-то на грядках с салатами… Куча цветов. Это то, чего все-таки недоставало для полного счастья.
Мы очень любим это место, потому что оно непричесанное, неприлизанное, совершенно раздолбайское. Вот так, как было когда-то. Мы как раз и выбрали этот поселок, потому что он такой, а не с квадратно-гнездовой застройкой и красивыми домами. Мне нравится, что это не современный коттеджный поселок Рублево-Успенское, где все выверено с дизайнерами, а такая сохранившаяся безалаберность того времени. Здесь огромные деревья, неровный ландшафт, старые деревянные дома. Эта атмосфера еще оттуда, она несет что-то за собой…
На нашей улице жил Саша Абдулов, в конце улицы был дом Любови Орловой и Григория Александрова, который сейчас переделал под себя адвокат Александр Добровинский, здесь жил Сергей Образцов, живет Виктор Гусев — в общем, много-много-много интересного и творческого народа. Люди встречаются на улицах, гуляют. В карантин особенно, когда делать было нечего, все выходили на моцион.
Люблю гулять…
В основном просто так гулять не получается, это все равно какой-то план. Я очень люблю центр, Бульварное кольцо, особенно ту часть, где Чистые пруды и Воронцово Поле, нравится Бронная с ее окрестностями. Я знаю Москву наизусть. Это очень интересно — каждый раз погружаться в нее с головой. Но именно пойти куда-то целенаправленно погулять — такого все-таки нет. У нас с детьми есть традиция: мы едем на Новый год на каток на Красную площадь. Катаются все: и взрослые, и дети — кто-то как корова на льду, а кто-то ловко шныряет между катающимися. И потом идем гулять. Я стараюсь из каждого выхода в город сделать событие — пойти поужинать в какое-то красивое место, прогуляться. Обязательно, чтобы из выхода получился настоящий светский раут.
Нелюбимые районы…
Спальные районы, но они не то что нелюбимые, я их просто плохо знаю — они холодные для меня. Они любимы для тех, кто там живет: как для меня было Ясенево, для кого-то — Отрадное. Но те, кто любит Отрадное, совершенно не понимают, что за маленький мир Ясенево. И наоборот.
Любимые районы…
Центр. Он весь любимый, абсолютно родной и близкий. С ним связана куча воспоминаний: тут мы пили кофе, а здесь мы встречались с кем-то, а в этой подворотне целовались. Такие воспоминания, которые выскакивают, когда ты проезжаешь или проходишь какое-то место.
За последние десять лет Москва изменилась…
Мне очень нравятся изменения, которые произошли в Москве, и я не хочу оценивать вопросы экономически, поскольку говорю именно с эстетической точки зрения. Все гулятельные зоны, посаженные деревья, за которые я очень переживала, что они не приживутся, велосипедные дорожки — это все здорово. Я стала видеть, как гуляют люди по Садовому кольцу, чего раньше не было вообще. В открывшихся кафе с верандами пожилые бабушки сидят и пьют кофе — мне от этого очень радостно. Ведь раньше это было невозможно. А сейчас у них появилась возможность красиво одеться, причесаться и выйти выпить чаек или кофе с булочкой где-нибудь в Москве. Я прямо радуюсь, что это есть. Смотрю на мою маму, она сейчас переехала из Ясенево на Новый Арбат, и вижу, как она наконец-то ходит гулять: тут попила кофе, здесь перекусила. Для нее это стало в абсолютном порядке вещей, а раньше она дико боялась, потому что к этой гастрономической истории надо было привыкнуть, она казалась недоступной. А на самом деле доступно и совершенно не страшно: да, кто-то может позволить себе такое каждый день, а кто-то — лишь раз в месяц, но все равно точно может.
В Москве меня беспокоит…
Я не знаю вещей, которые бы не трансформировались — что-то в хорошую сторону, что-то в плохую. Мне очень жалко здания, которые были разрушены в определенный период времени, их просто отдали под современную застройку. Я уверена, что их было возможно сохранить. Это была просто финансовая история. Каждый раз, когда я вижу какие-то реконструкции, мне очень радостно, потому что мы не можем это все потерять, превратившись в обыкновенный урбанистический город.
Москвичи отличаются от жителей других городов…
Они активные и эмоционально подвижные. Мегаполис заставляет очень быстро соображать и на все реагировать. Приезжаешь куда-то, а там люди такие расслабленные, в Москве — напряженные, как пружинки, это чувствуется. Стала появляться какая-то неискренность, но у нас, кстати, в меньшей степени, чем где-то в Европе. С этим ничего не сделаешь, но дай бог, чтобы мы не потеряли остатки искренности.
Меня очень расстраивает количество гаджетов у детей: приходишь в ресторан, смотришь на людей — папа с мамой общаются между собой, а ребенок тыкает в кнопки. У родителей нет времени, умения и желания поговорить со своим ребенком, заинтересовать его чем-то, кроме компьютера. Мне кажется, что в этом городе так много всего интересного, что если вы вышли куда-то, то хотя бы можете рассказать ребенку, где вы сейчас находитесь.
Москвичи стали очень красивыми. У нас резко появилась куча салонов красоты и ногтевых студий. Я стала замечать, что абсолютно все люди ходят с красивым маникюром, чего раньше не было вообще. Как-то я приехала в Европу и пыталась найти, где мне сделать маникюр — негде. В Италии семь лет назад об этом даже не слышали. Они говорят: «А дома что, нельзя?» Я так удивилась — зачем, в салоне же гораздо быстрее. То есть появились такие мелочи, к которым москвичи привыкли, благодаря чему начали очень красиво и стильно выглядеть.
Москва по сравнению с другими мировыми столицами…
Мне кажется, что Москва все-таки теплее, чем остальные города. Например, Лондон очень красивый, очень живой, бурлящий… Но он не принимает, поскольку это чужой город, я его не могу узнать до такой степени, до которой знаю Москву — я понимаю, как все здесь работает. Поэтому Лондон в моих ощущениях более холодная история. А Рим более теплый, но все равно не мой. Это нормально. Так же кто-то приезжает в Москву и не принимает ее.
Место, в которое очень хочу, но никак не могу добраться…
Хотели поехать на выставку Энди Уорхола, но музеи приостановили свою деятельность. Не знаю, на время ли карантина или картины украли, но пойти пока нельзя.
Заведения и рестораны…
Сейчас у меня новое здоровое увлечение — суп фо-бо. И я периодически стараюсь зайти за ним в какую-то забегаловку. Его очень здорово делают на Центральном рынке, на Даниловском. Мне вообще очень нравятся рынки, которые сделали совершенно потрясающими: там вкусно, комфортно, приятно. Если говорить о ресторанах, то мне очень нравится Butler, который находится у моего театра. Когда возвращаешься после спектакля и надо зайти куда-то перекусить, это всегда там. Старинное здание, собственный дворик, очень вкусно и уютно. Мы там организовывали выпускной вечер моей старшей дочери. Вообще очень много в Москве любимых и приятных мест. Когда мы с подругами собираемся куда-то отправиться, то у нас прямо дилемма — куда идти. Выбор огромный, везде здорово, но главное — хорошая компания. А мест очень много. Тем более что ты выбираешь исходя из того, что было до того: был ли до этого спектакль или ты после выставки хочешь ее обсудить.
Спектакль «Биография» в театре «Человек»…
Я официально много лет играю в театре Моссовета, очень его люблю. В общем, у меня есть дом, в котором я уже двадцать с лишним лет работаю как актриса. Но однажды мне позвонил Владимир Скворцов, главный режиссер театра «Человек», и предложил роль в совершенно фантастической пьесе Макса Фриша «Биография». Зная Володю, насколько он талантливый человек и насколько мне будет интересно работать в этой истории, я не задумываясь согласилась и не пожалела ни единой секунды.
Пьеса очень мощная. Главный герой, поняв, что жизнь сложилась не так, как хотелось бы, нашел шанс что-то изменить: он пытается найти ошибки, чужие и свои, словом, то, что привело его жизнь к печальному финалу.
Я играю жену главного героя, которую он и обвиняет во всех своих проблемах и бедах и очень хочет от нее избавиться. Он думает, что если этой женщины не будет в его жизни, то все сложится по-другому. Моя героиня и смешная, и трогательная, и где-то даже грубоватая — она очень интересная.
Пьеса «Биография» — это мудрая и настоящая история о вопросах, которыми мы все когда-то задаемся. А хочу ли я что-то изменить? А что тогда будет? Такой «эффект бабочки» — как было бы, если бы… Это филигранная работа, которую стоит увидеть. Не хочется рассказывать все сюжетные подробности, я их деликатно обхожу.
Ощущения после спектакля совершенно невероятные, ведь я получаю настоящее удовольствие от того, что делаю. Мы постоянно находимся в увлекательном творческом процессе: каждый раз собираемся перед спектаклем и что-то корректируем, поправляем, доделываем и меняем. Из-за этого постановка очень живая.
Правда, с этими ограничениями играть сложновато. Когда люди сидят в масках, то ты практически не понимаешь, как они реагируют. Так-то ты видишь людей: зевают они или улыбаются, — и в зависимости от этого перестраиваешь свое поведение и существование на сцене. А тут ты ничего не понимаешь — лица закрыты масками. Но ничего страшного, справляемся.
На днях мы обсуждали возможность нового спектакля в театре «Человек». Но пока это все на уровне идей, поэтому не буду ничего говорить.
Сериал «Подражатель»…
Очень серьезный проект, который сейчас готовится к сдаче, а после выйдет на «России 1». У меня была невероятно сложная роль — я играла женщину, которая много лет отсидела за определенное количество преступлений. У нее появляется подражатель, который совершает убийства по сценарию моей Анастасии, и ее привлекают к работе, чтобы она помогла расследовать эти преступления.
Мой образ совершенно не похож на то, что я раньше делала. Я была просто в восторге от этого предложения, поскольку ничего подобного никогда не пробовала в своей творческой жизни.
Фото: Виктор Горячев