О молодости в Лефортово, любви к ампирным высоткам и спектакле «Мельников» на «Дне рождения Мейерхольда».
Я родилась…
В Керчи, это город-герой в Крыму.
Первый раз оказалась в Москве…
Когда приехала поступать в институт. Помню, как иду по Садовому мимо здания МИДа, а оно огромное, нависает над тобой, подавляет масштабом и величием. Я остановилась, присмотрелась, примерилась к нему — и решила, что это мой размер. А Москва — мой город.
В Керчи с тех пор так и не появилось домов выше девятиэтажки.
Мое первое московское жилье…
Это общежитие в студгородке Энергетического института — бывшие казармы с казарменными условиями на Красноказарменной же улице. Пять лет в общаге были школой жизни, никому другому такого не пожелаю. Я любила тогда погулять в Лефортово или Замоскворечье, хотела запомнить Москву как коллаж совершенно разных локусов. Запомнить — потому что не планировала связать с Москвой свою жизнь.
Сейчас я живу…
В Крылатском. Я переехала сюда из Лефортово, потому что вышла замуж. И теперь, 25 лет спустя, не променяю это место даже на центр Москвы. В начале 90-х Крылатское было молодым районом вокруг олимпийских спортивных объектов. Здесь все знакомо и любимо — холмы со следами покинутой деревни, велотрек, проложенный по холмам, церковь, ее всем миром восстанавливали в 90-е после пожара, родники в ложбине, луга, которые я пыталась спасти от репейника, пока не опустились руки.
В Москве я люблю…
Район между Тверской и Арбатом: Гнездниковские, Кисловские переулки, Большая и Малая Никитские. Здесь я училась в ГИТИСе, работала в журнале «Афиша», когда офис находился напротив консерватории, в Большом Гнездниковском, куда «Афиша» переехала в здание напротив дома Нирнзее. Здесь на балконе с видом на Пушкинскую площадь, Тверскую и бульвары, где чувствуешь себя царем горы, кто-то из наших придумал слоган «Афиши»: «Как скажем, так и будет».
Я не люблю…
Район пересечения Шереметьевской и Сущевского Вала. Здесь в подвале кинотеатра «Гавана» начиналась «Афиша». Тогда и теперь, когда на месте «Гаваны» построили «Планету КВН» и рядом — «Райкин Плаза», есть ощущение обмана. Здесь пересекаются две магистрали — Третье кольцо и Шереметьевская, но они никуда не ведут. Третье кольцо приводит сюда же, а Шереметьевская уходит на север, вдруг раздваивается, потом еще и еще, будто хочет сбить с толку.
Поначалу мне не нравилась улица Новослободская, на которой находится ЦИМ, где я провожу большую часть жизни последние восемь лет. Особенно недружелюбно выглядит отрезок между мутной развязкой с Третьим кольцом, где произошло первое в моей жизни ДТП (я въехала в бетономешалку), и Бутырской тюрьмой. В сторону центра облик Новослободской то ли формируют, то ли обезображивают два массивных архитектурных комплекса лужковской эпохи — «Чайка Плаза» и «Мейерхольд». Во втором и находится Центр имени Мейерхольда. Наш архитектурный ансамбль, включающий в себя вход в подземку, похож на комбинат жертвоприношений, а ЦИМ — на зиккурат. Полюбила я Новослободскую позже, когда почувствовала бурление жизни в ее закоулках. Здесь каждый день открываются новые рестораны, кафе, гадюшники и есть одно место, которое всегда было и всегда будет — огромный ресторан самообслуживания «Вокзал», он же «Оранжерея», на Селезневской.
В Москве я люблю гулять…
На автомобиле. Люблю проезжать по Кутузовскому проспекту из области в центр: огромное небо, яблоневые сады слева, пустота парка Победы справа, вдруг впереди появляется и начинает расти Триумфальная арка, врата Москвы, и тотчас же за ней открывается кавалькада ампирных зданий. Видимо, в глубине души я нормативный человек, ампир внушает мне чувство надежности и безопасности.
А ногами я люблю гулять только у себя на Крылатских холмах. Хотя, когда у меня был роман, я исходила ногами все Замоскворечье.
В Москве меня чаще всего можно встретить…
В ЦИМе. Времени «сходить в кафе» у меня особенно не бывает. Но раньше я любила рестораны: во-первых, это вкусно, а во-вторых, рестораны хороши для антропологических исследований. Теперь я только изредка оказываюсь в ресторане. Последнее место, которое произвело впечатление — Black Thai Александра Раппопорта.
Если не Москва, то…
Керчь и другие окраины — Якутия, Камчатка, Ташкент, Алматы или Нарва. В Европе я бы заскучала.
Москва по сравнению с другими столицами…
Чище. Здесь чище, чем в Париже и Нью-Йорке. Метро в Москве отличное, лучше только в Стокгольме. Мне нравится, что пассажиры сидят напротив, удобно разглядывать друг друга. Приезжая с каникул в Москву, я входила на «Курской» в метро и наслаждалась: до чего же красивые люди!
В Москве худо-бедно можно перемещаться по городу на автомобиле. Мои друзья в Лондоне и Париже даже не пытаются.
И в целом моим друзьям и знакомым, людям творческих профессий, гораздо тяжелее живется в Западной Европе, чем мне в Москве. Индустрия государственной культуры избаловала нас и приучила к несвободе. Русский театральный художник, артист или менеджер привыкли жить в золотой клетке. Точнее, в слегка позолоченной.
Москве не хватает…
Берлинской адекватности. Нью-йоркского дружелюбия и простоты. Мне не хватает инициатив горожан. В Париже, Лондоне, Праге, Берлине повсюду ты встречаешь художественные инсталляции, ярмарки, мирные митинги, спектакли, флешмобы, организованные самими горожанами. У нас же если ярмарка, то такая же, как в Чертаново, если митинг, то с тяжелыми последствиями, если праздник, то по распоряжению мэрии.
На «Дне рождения Мейерхольда» в ЦИМе…
Мы покажем спектакль «Мельников». Это документальная опера Анастасии Патлай, Наны Гринштейн и Кирилла Широкова. Что объединяет Всеволода Мейерхольда и Константина Мельникова? Принадлежность к авангарду, который вдохновляет современных художников. Диалог, который они сегодня ведут с Мейерхольдом, Третьяковым, Хлебниковым, Мельниковым, позволяет почувствовать невозможность авангарда сегодня, с другой стороны — уникальность нашего собственного момента.
Фото предоставлено пресс-службой Центра им. Вс. Мейерхольда