О святых во всех смыслах для музыкантов местах города, о том, как гиперинтеллегентных людей на Урале обзывают москвичами в третьем поколении, и о том, почему он, коренной москвич, с удовольствием живет в Екатеринбурге.

Я родился и вырос…

Я москвич в третьем поколении. И Москва для меня город родной, который всегда давал мне много сил, город, где я получил свое образование.

Родился я в Перово, но к 6 годам переехал туда, где живу до сих пор — в район Ново-Переделкино: Патриаршее подворье с уникальными храмами и святынями, леса, озера.

Сформировалась привычка с самого раннего детства добираться до места учебы и в дальнейшем до работы издалека, поскольку сначала рядом не было даже метро — иногда приходилось до ближайшей станции добираться только полтора часа. Отсюда возникла привычка планировать время, которое проводишь один — таким образом сначала было выучено несколько иностранных языков, а потом и огромное количество партитур, перечитано сотни книг. Психология человека, который живет далеко, завязана на том, что ты постоянно куда-то едешь и у тебя больше, с одной стороны, свободного времени, но, с другой стороны, это время становится полезным.

Рядом с Ново-Переделкино находятся знаменитые писательские дачи. Когда выезжаешь туда из Москвы, а я это делаю ежедневно, то есть ощущение, что ты в другом городе. Гуляешь среди домов-музеев: Пастернака, Евтушенко, Окуджавы…  Иногда, когда я выходил прогуляться перед сном, встречал там своих друзей из консерватории, которые отправились в эти места в поход. Они ехали далеко-далеко от Москвы, а приехали ко мне домой.

У меня была очень необычная история — вначале я учился не как музыкант. Около метро «Спортивная» располагается лицей с упором на востоковедение при Институте стран Азии и Африки — я там изучал китайский язык, культуру Востока и ничто не предвещало, что я стану музыкантом. И этот район — чудесное место.

После лицея я поступил сначала в училище им. Гнесиных, а потом в консерваторию им. Чайковского: и то и другое находится в самом сердце Москвы. Большая Никитская — легендарное место. Через дорогу от консерватории — уникальных храм, где хранятся иконы святых покровителей музыкантов и поэтов, единственные в своем роде. Сакральное место, оно внушало мне трепет с раннего детства. На этой же улице располагается театр «Геликон-опера», где я начал свою карьеру и проработал девять лет. И для меня важно, что сейчас мы с оркестром часто выступаем в Большом зале консерватории, для нас это особый зал, со своей аурой и историей. Именно поэтому мы выбрали его для концерта-открытия нового сезона в этом году.

По соседству с этим сакральным для меня и музыкантов оркестра местом — на Малой Никитской, 24 — находится и база Государственного Кремлевского оркестра. Это тоже уникальное место в центре Москвы, дорогое моему сердцу еще со времен юности: там находились знаменитые 1-я и 5-я студии, куда я ходил на генеральные репетиции к своему педагогу — известному российскому дирижеру Геннадию Рождественскому. А теперь здесь проходят репетиции нашего оркестра, это здание стало нашим вторым домом, а для меня, можно сказать, уже и первым: я приезжаю на работу к 8 утра, а уезжаю в 2 часа ночи. Кстати, про намоленность этого места: когда-то именно здесь находился храм, где венчался Петр Ильич Чайковский — согласитесь, это ко многому обязывает.

Другие любимые места…

Патриаршие пруды — когда мы прогуливали уроки или просто было свободное время, то сидели и разговаривали там. И это было совершенно удивительно, в каждое время года Патриаршие смотрятся по-разному.

Старый Арбат всегда меня поражал не столько своей туристической стороной, сколько тем, что стоит сделать шаг вправо, и ты оказываешься в глухих переулках, где нет ни одного прохожего, хотя это самый центр Москвы.

В последние годы благодаря профессии я открыл для себя и другие места, ставшие не менее любимыми, например улицы рядом с Большим театром, в котором я встретил свое сорокалетие — вроде бы это было совсем недавно, а с того момента я уже успел продирижировать там 23 спектакля. Тогда у меня был удивительный опыт, что я вроде в Москве — дома, но при этом жил в отеле, питался в ресторанах — такая вот гастрольная жизнь.

А за последние пару лет в мой личный список любимых мест добавились великолепные набережные рядом с ведущими московскими концертными залами, где проходят выступления Кремлевского оркестра — зал «Зарядье» и Московский международный Дом музыки.

Люблю все окрестности Красной площади: Ильинку, Варварку, где сейчас располагается Управление делами Президента Российской Федерации, в ведении которого находится наш оркестр.

Нелюбимые районы…

Так получилось, что я не бываю в местах, которые не люблю. Но я хорошо их помню, когда еду по МКАД — есть моменты, когда стараешься не смотреть по сторонам. Но Москву я люблю всю: у каждого района есть свое лицо, свой герб, люди, для которых этот район — дом. Поэтому обижать никого не буду.

Кто такой москвич…

Я стал чаще об этом задумываться, когда стал больше путешествовать по России. Раньше, когда уезжал за границу, для меня просто весь мир делился на Россию и остальное. Сейчас у меня сложился большой жизненный опыт в Екатеринбурге, где сейчас моя семья — тогда-то и начинаешь находить отличия.

Когда на Урале стараются рассказать о гиперинтеллигенте, то говорят: «Он просто москвич в третьем поколении». Обычно мы, из Москвы, говорим такое про Питер (помните известную байку про разговор местных подростков и таксиста об отношении к позднему творчеству Гумилева?). А вот на Урале, когда пытаются подколоть человека, что он слишком интеллигентный, называют его москвичом в третьем поколении.

Меня такая гиперинтеллигентная манера общения потомственных москвичей всегда очень притягивала. Общаешься с таким человеком — будто слушаешь хорошую музыку. Конечно же, мои ассоциации прежде всего с корифеями музыкального искусства, профессорами консерватории — той самой старомосковской интеллигенцией. Приходишь к ним домой — и попадаешь в музей. И сама манера общения очень отличается от тех, кто приехал в Москву недавно и не успел еще впитать этот дух.

А что касается ма-а-асковского диалекта с растянутыми гласными, я такого от москвичей не слышал. Получается, это легенда от людей из других городов.

Быть москвичом очень интересно: если ты рос или живешь в маленьком городе, то твоя жизнь прошла в небольшом ограниченном пространстве, а жизнь в Москве — жизнь в безразмерном городе, который сложно объехать даже за всю жизнь, при этом на каждой улочке у тебя что-то случалось.

Я жил в Сантьяго и Вене и могу сравнить Москву с этими городами…

Незадолго до отъезда в Чили я работал в «Геликон-опере» — тогда мне доверили оперу Давида Тухманова «Екатерина II» (она вошла в репертуар под названием «Царица»). У нас как раз был большой гастрольный тур с этой постановкой, когда мне позвонил агент, который искал того, кто сможет продирижировать «Бориса Годунова» в Чили, заменив заболевшего дирижера. Я тогда подумал, что буду летать из России в Чили раз в два дня — странные у меня были понятия о географии.

Эта поездка в Сантьяго прошла очень хорошо и определила мою судьбу: тогда наш спектакль получил премию критиков за лучшее событие 2011 года и мне предложили должность главного дирижера Муниципального театра Сантьяго. Так я начал жить на две страны: семья в этот момент переехала в Вену.

Сантьяго — это совершенно другой мир, другая сторона планеты. Театр был совершенно интернациональным: в оркестре были американцы, латыши, израильтяне, немцы и было довольно много русских. Представьте: я специально выучил испанский, чтобы говорить с артистами без переводчика, начал знакомиться с музыкантами, и выяснилось, что у меня виолончель — Ольга, первый альт — Евдокия, ударные — Ярослав (настоящие чилийцы!).

Кстати, смешной случай про выступления в Сантьяго: я тогда отпустил длинные волосы, как в юности, а, как любой молодой дирижер, дирижировал слишком импульсивно, но даже не подозревал, какое впечатление производит на зрителей такая манера. Однажды во время аплодисментов с задних рядов раздался крик на испанском: «Мы любим твои волосы!.. » — и тогда я понял, что нужно что-то менять, ведь завоевывать публику я всегда стремился не внешним, а внутренним.

Сам город, конечно, отличается от Москвы кардинально, как и сам Сантьяго от всего остального Чили, всем, включая климат. Это очень хорошо видно, когда подлетаешь на самолете — вогнутое, затянутое туманом кольцо, будто чашка капучино. Ты ныряешь в эту чашку и месяца через два выныриваешь, когда улетаешь. Это горное кольцо не продувается, там все время стоит смог — не очень чистый воздух. Когда хочешь поехать на океан, то ныряешь в тоннель под город и выезжаешь в другой стране, где иная погода, где нет сумрачного неба, а шпарит яркое солнце. И удивительное ощущение, что ты просто на краю мира.

Еще один уникальный город — это Вена, которую мы всей семьей очень полюбили. Жили мы в 13-м квартале, неподалеку от Шенбруннского дворца с его великолепным парком. Это город-музей: здесь был Моцарт, а здесь — Гайдн, тут бродил Бетховен, а в этом месте Шуберта отпевали. Опыт жизни в Вене был очень интересным, а для детей еще и познавательным: двое старших моих детей начали получать образование там, а когда старшая дочка вернулась в Россию, то даже преподавала в 11 лет немецкий по скайпу.

Но именно благодаря этому периоду жизни на расстоянии от России мы стали еще большими патриотами, тем более что в Москве, как в Вене, находим не просто исторические улочки, но еще и памятные именно для нас.

Что бы я хотел поменять в Москве…

Сейчас мы столкнемся с проблемой моего характера: я человек, которому всегда все нравится. Поездив по миру, я понял, что в Москве есть огромное количество вещей, которые мне нравятся.

Москва развивается очень-очень быстро, и это замечательно: например, скорость эволюции транспортных структур — я был счастлив, что на днях рядом с моим домом протянули ветку метро до аэропорта, теперь можно не вызывать такси и не стоять в пробках, а проехать две станции. Появляются огромные транспортные кольца — бытует шутка, что скоро возраст Москвы можно будет определять, как у деревьев, по количеству колец.

Учитывая мою гастрольную жизнь, мне часто приходится гулять в Москве ночью, и я это очень люблю. Ночная жизнь в Москве уникальная. Те дела, что я не смог сделать днем, можно осуществить ночью, и тебе ничто не помешает: покупка машины, картошки, партитуры на «Авито». Never sleeps, в общем. Да еще и каждая улица ночью меняет свой облик и открывается под другим углом. При этом нет ощущения, что город спит, хоть и темно.

Мне нравится, как все идет, пускай так и идет.

Почему, если я так люблю Москву, сейчас живу в Екатеринбурге…

В этом переезде было много промыслительного, говоря церковным языком. Когда мне позвонили и предложили отправиться на Урал, я вообще был с концертами во Франции. Я подумал об этом со скепсисом: я в Вене работаю, а меня на Урал хотят сослать. Но я все равно согласился попробовать. Тем более что у меня была ностальгия по России из-за жизни за границей. И я совершенно влюбился в это место. Когда прилетаешь из Чили в декабре на Урал, то в Чили — самый пик жары, при этом они, как и мы здесь, играют «Щелкунчика» — вальс снежных хлопьев, а зрители в шлепках. Сутки или двое ты летишь в Екатеринбург, где то же самое, но со знаком минус — минус 45. Русская баня, потрясающая еда. Весь этот контраст непередаваем.

Семья сначала вернулась в Москву, а я летал на самолете от одной работы до другой уже не двое суток, а два часа — будто поездка на маршрутке.

Когда началась пандемия, мы окончательно перебрались в Екатеринбург, чтобы продолжить репетировать, хоть и не могли показывать спектакли. Сняли замечательный коттедж в деревушке под Екатеринбургом, и наконец после гастролей я смог провести время с семьей. Дети перешли в местные школы: балетное училище, ЦМШ — не хуже, чем в Москве.

А теперь я снова езжу туда-сюда.

Кремлевский оркестр откроет 26 сентября новый сезон в Большом зале консерватории…

Мы сами с огромным нетерпением ждем этого концерта. 26 сентября мы открываем наш концертный сезон, но уже с августа музыканты работают почти без выходных: за это время мы успели отрепетировать и записать все программы нового сезона конкурса «Большая опера». И с 4 ноября их можно будет увидеть на канале «Культура».

И, конечно, для этого вечера мы подготовили особую программу: сочинения Чайковского, Шостаковича, Прокофьева, концерт Хачатуряна для скрипки с оркестром, где будет солировать концертмейстер нашего оркестра Константин Казанчеев, который виртуозно владеет своим инструментом. В центре программы — «Симфонические танцы» Рахманинова. Конечно же, мы готовим и сюрпризы для публики — те номера на бис, где позволим себе слегка уйти в сторону от классики.

Фото: ura.ru/ТАСС