О любимом болоте в Тушино, игре в нарды на Бульварном кольце, белых пятнах на карте Москвы, об особенностях столичной науки и о том, что городская среда стала лучше, а мироощущение — хуже.

Я родился…

В роддоме Грауэрмана на Арбате. Я, разумеется, не помню, как там рождался. Мне про этот факт из биографии рассказывали те, кому можно доверять. (Смеется.)

Сейчас живу…

В Тушино.

Люблю гулять…

Я в свое время очень любил гулять по местному болоту. У нас в Тушино есть «Сходненский ковш» — природный памятник. Как раз подходящее место, чтобы побродить и поразмыслить без лишних глаз. Болото хорошее, а ехать никуда не надо. Правда, сейчас там происходит какая-то стройка, поэтому удобный подход к «чаше» заблокирован. Так что я редко там появляюсь, да и времени на прогулки по чистому совпадению обстоятельств совсем уже не нахожу.

Любимый район…

Такого нет. Хотя, признаюсь, очень было хорошо ходить по Замоскворечью, пока на Пятницкой была моя лаборатория (в Институте проблем передачи информации РАН. — «Москвич Mag»). У нас был чудесный дворик, где летом мы проводили семинары и просто разговаривали. Но лабораторию в прошлом году разогнало новое институтское начальство, и мы потеряли и дворик, и пространство, где можно было заниматься наукой.

Вообще если без привязки к месту, то мне нравится гулять по Бульварному кольцу. Летними вечерами там можно поиграть в нарды с местными старожилами. Для них это способ заработка, для меня — убедиться, что я еще не разучился думать.

Нелюбимый район…

Скажу аккуратно. Есть места, где можно встретить всяких неприятных личностей, обычно даже не самих, а стоянки их машин. Иногда даже не хочется проходить мимо. Однако конкретику оставим off the record.

Место, куда давно мечтаю съездить, но никак не получается…

Знаете, как-то странно иметь в 60 лет место в Москве, куда хотелось бы попасть, но не получается. (Смеется.) Даже несерьезно звучит. Другое дело, что я постоянно открываю для себя новые места, про которые я просто не знал. И они оказываются вполне интересными и приятными.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

У меня довольно плохо развито антропологическое чутье, но одно очевидное отличие все же есть. Москвичи гораздо лучше относятся к москвичам, чем немосквичи.

В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Лондоне, Париже или Берлине…

В этом тезисе содержится презумпция. И совершенно не очевидно, что она правильная. Есть города, в которых находиться заметно приятнее, чем в Москве. Но если человек родился в Москве и прожил здесь всю жизнь, то город становится для него естественным местом обитания. В таком случае трудно делать выбор в пользу чего-то иного, даже в ситуации ментального неблагополучия на месте постоянного проживания.

В Москве за последние десять лет изменилось…

Городская среда стала лучше, а мироощущение стало хуже. Но в этом нет московской специфики, это общероссийское.

Хочу изменить…

Ох, здесь как в том анекдоте про водопроводчика и, мягко говоря, плачевное состояние водопровода…  Помните? (Смеется.)

В Москве кроме работы и дома меня можно встретить…

В основном хожу слушать музыку со своими студентами и аспирантами. Когда я был молодым человеком, моя Москва вырастала пятнами вокруг определенных точек — Концертного зала имени Чайковского, консерватории и Дома ученых. Потом я с удивлением обнаружил, что все эти пятна очень близки друг к другу. Сначала казалось, что это некие изолированные пространства, а я как бы перепрыгиваю из одного белого пятна в другое. Теперь добавились новые места — «Рассвет» на Пресне, другие небольшие залы. В результате все сложилось в общегородскую картину с определенным мироощущением. И мне очень нравится, что по итогу сформировалось в сознании.

О московской науке…

Прежде всего наука в Москве неотделима от науки в России. Я бы не стал говорить о какой-то отдельной специфике московской науки. Другое дело, что в Москве и Санкт-Петербурге общий научный уровень в среднем повыше, чем в других городах. Причина понятна — это инерция СССР, где все было централизованно и свезено в столицы. При этом хорошие университеты и научные школы есть много где, но все же обычно в отдельных направлениях.

Так что с наукой в Москве происходит то же самое, что и с наукой в России. Хроническое недофинансирование, постепенная деградация и разрыв связей с международными партнерами. Надо понимать, что фундаментальная наука — явление интернациональное, ее нельзя сводить к одному-единственному государству. С этим как раз и возникают сложности, причем, к сожалению, с обеих сторон. И это, конечно, плохо.

Что касается общероссийской ситуации…  Не бывает чудес, когда вокруг все плохо, а с наукой замечательно. Исследованиями занимаются люди. И эти люди тоже часть нашего большого общества. Так что вопрос о состоянии московской или российской науки гораздо шире, чем можно себе представить; вряд ли мы будем это обсуждать в рамках заданного формата.

Фото: new.skoltech.ru