О глубинном страхе коренных москвичей, казенной Тверской и своей цели сделать российский цирк частью актуальной культуры.
Я родился…
В Жуковском, городе авиаконструкторов, инженеров и техников. Здесь мой дедушка изобретал самолеты вертикального взлета.
В 1980-х папа работал в Итало-российской торговой палате, и вскоре после моего рождения родители переехали в Милан. Детство я провел в Италии. Мы много путешествовали, и вся эта культура — карнавалы, театры, краски — прочно осела в моем подсознании.
Например, некоторые принципы актерских техник комедии дель арте видны в современном хип-хопере «Копы в огне», которую я сделал вместе с Le Cirque de Sharles La Tannes в 2007 году.
В Москву переехал…
Когда поступил в Школу-студию МХАТ. С тех пор живу здесь. И каждый раз возвращаясь в столицу из другого города или приезжая с дачи, испытываю странное ощущение, будто в жару окунаюсь в прохладную реку. Это то чувство, когда приходишь домой.
Сейчас живу…
Наверху Москвы, на севере, между «Войковской» и «Дмитровской». Это направление мне подходит, я долго здесь жил, сначала снимал, потом появилась своя квартира. Привык. Мой друг продюсер Саша Пас, сооснователь Le Cirque De Charles La Tannes, сейчас живет в Берлине, но когда обитал в Москве, то любил Ленинский проспект, гордился тем, что там снимает квартиру. А мне район Ленинского, хоть и красивый, не подходит, не складывается с ним.
Нелюбимый район…
Неприятны в Москве многие спальные районы, особенно Выхино, Жулебино, через которые я ездил домой в Жуковский, когда учился в школе-студии, а Рязанский проспект — настоящая катастрофа. Да и по Тверской ходить каждый день сложно, казенная улица.
Люблю гулять…
С детьми в саду «Эрмитаж» или парке Горького, а вот Тимирязевский парк, хоть он и ближе к дому, какая-то черная дыра — редко там бываем.
Главное отличие москвичей от жителей других городов…
Коренной москвич — редкий артефакт. Так сложилось, что мой основной круг общения — приезжие. Помню, я попал в типично московский дом сокурсницы Насти Скорик, дочери режиссера Николая Скорика и внучки драматурга Виктора Розова. И только у нее в гостях я понял, что такое настоящая Москва с ее хитросплетениями энергий, описанных в романах Трифонова. В крови москвичей смешались и глубокая культурная база, и тотальный страх за жизнь, уходящий корнями в сталинские репрессии или еще глубже. У своих родных в Жуковском я не видел следов этого страха 1937 года, хотя мой дед сидел несколько лет «за анекдот». А вот вся старая Москва в каком-то смысле один большой «Дом на набережной».
В Москве лучше, чем в мировых столицах: Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…
В Берлине или Париже очень большая плотность культурных событий, нет, наверное, жанра или дисциплины, где можно удивить новаторством. Но там и больше спрос на культуру и события, так что возможностей много. Десять лет назад в Москве были неограниченные возможности: в культурном плане только все зарождалось, появлялась масса всего нового, простор для деятельности, был воздух и было чувство, что Москва меняется. Сейчас что-то стало иначе…
За десять лет в Москве изменилось…
Столько всего произошло за последние десятилетия, а советская повестка в этом городе все равно, бляха-муха, актуальна: день рождения Ленина, культ личности, гимн, это победило. Невозможно себе представить новую Болотную, страх снова проник в сознание, мнение конкретного человека не так важно.
Итог — общество не смогло избавиться от быдловатости, а Москва так и не стала творческим кластером, культурные и околокультурные тусовки перестали быть теми арт-венами, какими они являются в Берлине.
Люди, живущие в Москве, стали творить не для города, а копать под себя: вектор смыслов с общественной пользы сместился на обустройство личного, индивидуального комфортного быта.
Впрочем, я из поколения пессимистов, переживающих потери последних лет, уход учителей: Брусникина, Угарова, Греминой. Возможно, какая-то движуха идет у тех, кто младше.
Мне не нравится в Москве…
Общественные праздники. Когда я занимался городскими мероприятиями, стало понятно, что у Москвы нет своих традиций, точнее, они выдуманы.
Но у города, у которого нет творчески решенных объединяющих моментов, нет базиса. Вот вроде бы Масленица, старинный праздник, но обыграна она чудовищно, никто не понимает, что и как делать в городской среде. Другой пример: в преддверии 9 Мая в супермаркете я увидел детский костюм солдата, который продается как сувенир. Значит, одевать малышей в солдат стало масскультом.
Этот «традиционный новояз», кондовый, несветлый и нетворческий, лично у меня вызывает ступор.
В городе убрал бы…
Соль на дорогах. Я много хожу пешком по маршруту театр «Практика»—Школа-студия МХАТ—Пушечная, где находится главк Росгосцирка, и зимой вся обувь в мясо.
Если жить не в Москве, то…
В глухой провинции у моря… Хотя и в Берлине, и в Риме тоже смогу жить.
В качестве главного режиссера Росгосцирка…
Несмотря на то что Росгосцирк представляет собой мини-филиал СССР, помноженный на шекспировские страсти цирковых династий, у него есть огромный культурный потенциал.
Сейчас репертуар Росгосцирка не соответствует времени, учитывая, что конкуренция за внимание зрителя огромная. Дивертисмент, когда номер идет за номером, современной публике неинтересен.
Но у нас есть бесценный базис — артисты, многие из них работают в лучших цирках мира, есть и старая гвардия — 60-летние канатоходцы, знаменитый клоун Май (Евгений Майхровский), которому 82 года.
Моя задача — доказать, что цирк как часть культуры существует, что он может быть актуальным. Надо выходить в различные творческие коллаборации, развивать синтетический жанр. Но чтобы в массовом сознании цирк стал искусством, нужны звезды и среди постановщиков, известные за пределами манежа.
Про Валентина Гнеушева, например, говорили не только цирковые. Важно влиться в общий культурный контекст. Поэтому мы хотим открыть двери современным режиссерам, умеющим работать с аттракционом, таким как Олег Глушков, Николай Рощин, Нина Чусова.
Да, у Росгосцирка нет огромных бюджетов Cirque du Soleil, всего 10% годового бюджета идет на постановки, остальное — на ремонт и обслуживание 38 зданий по всей стране. И мы не сможем делать десять клевых новых программ стоимостью 10 млн евро каждая. Но что-то сможем. В Москве нужно развивать разные направления, и здесь можно быть смелее. Вот взрослая публика ходит на цирковой спектакль Театра мюзикла «Реверс», значит, в цирк можно не только с детьми? Цирк способен выйти из манежа и интегрироваться в город. Мы планируем на индустриальной площадке сделать остросюжетную историю на основе актуальной музыки live, но рассказать ее с помощью циркового языка. Это взрослое шоу, имиджевый проект, чтобы привлечь столичную публику, ту, что и в оперу, и на концерты ходит.
Хотя детские представления по-прежнему основное направление в цирке.
В России есть режиссеры, умеющие делать совершенно волшебные детские спектакли. Их особенность в том, что они говорят с маленькими зрителями на равных. Еще одна важная сфера — поисковое направление: режиссерские лаборатории в ГУЦЭИ (цирковое училище) и в ЦЦИ (Центр циркового искусства). В драмтеатрах процесс таких лабораторий уже идет пару десятилетий, а в цирке живой движухи давно нет.
Вот прямо сейчас в разработке семь проектов. Если к сентябрю что-то успеем сделать — посмотрите. Уверен, Росгосцирк может стать узнаваемым брендом.
Фото: из личного архива Юрия Квятковского