О воспоминаниях детства на «Автозаводской», тоске по московскому троллейбусу, асфальту и былой тишине города.
Я родился…
В Москве на «Автозаводской», в районе Симоновки. Там же жили мой отец, дед и прадед, выпускники одного института, Высшего Императорского технического училища, сейчас это институт имени Баумана. Со мной семейная традиция не продолжилась, в инженеры я не попал, хотя отец и занимался со мной математикой. Дом прадеда до революции был деревянным, потом разделенным на коммуналки, где жили четыре семьи. В одной из них жили мы.
Собственной кроватки у меня не было, младенцем я спал в ящике большого дедовского письменного стола. Потом дом сгорел, мы переехали, но неподалеку.
От нашего дома тянулась сеть бомбоубежищ. Как-то раз мы с ребятами туда залезли и вышли в метро. А однажды даже нашли там военный склад времен войны с бинтами и хирургическими инструментами.
Когда мне было лет десять, мы гуляли с отцом в парке у Симоновского монастыря. Вот он мне говорит: «Посмотри, сынок, на эти башни и на чугунные черепицы на крыше. Одна из них — золотая».
Я рассказал об этом своему близкому другу, и у нас с ним началась эпопея, продолжавшаяся очень долго. Альпинизм вошел в жизнь. Мы облазили все церкви и монастыри Москвы. С колокольни Новоспасского монастыря нас снимали менты. В Коломенском нашли подземный ход. В храме на Серпуховском Валу, где, кажется, венчался Дмитрий Донской, обнаружили склад. Ездили купаться в пруду у Новоспасского монастыря. Помню, подныриваешь глубоко, и в тебя бьет струя ледяной воды.
Сейчас я живу…
На «Бауманской», в бывшей Немецкой слободе, на Кукуе. Этот район мне в свое время показал Володя Кара-Мурза. Он историк и хорошо знает эти места. Наш старый Кукуй начали ломать и крушить перед Олимпиадой. Потом про него забыли, но сейчас, видимо, вспомнили. Началось большое строительство. Рынка больше нет, вместо него появились «аэлитные» дома.
Люблю гулять…
Обычно гуляю в парке — в Лефортово, в Сокольниках или в Коломенском, где много моих друзей живет.
Мой любимый район в Москве…
Люблю свою родину, «Автозаводскую», где Дворец культуры ЗИЛ, куда я был записан в кружки, Дворец культуры «Динамо» — там мы смотрели кино. На «Динамо» работала моя бабушка.
У завода был двор, куда мы лазили и играли в рыцарей. Однажды из другого двора пришли ребята и сказали, что они будут крестоносцами. Выбирайте, говорят, кем вы будете, и встретимся.
Тогда, недолго думая, мы пошли в девятый таксомоторный парк, где какой-то дяденька напилил нам металлических мечей. И тогда мы поняли, что мы — даки. Копья сделали из старых хоккейных клюшек. Сошлись зимой, как на Ледовое побоище. Со стороны противника немедленно раздался вопль: «У них мечи железные!»
Троллейбус был важной составляющей нашего города. Он ходил по Арбату. На «Автозаводской» был конец троллейбусного маршрута №46. Там меняли графитные пластины на рогах, улучшающие, по-видимому, контакт. Мы, мальчишки, подбирали этот графит и рисовали на бумаге.
Мой нелюбимый район в Москве…
Последнее время не хожу ни на Чистые, ни на Патриаршие пруды. Чужие места стали. Все изменилось. Люди другие. Толпы гуляющих. Осуществилась мечта Кости Звездочетова — «Москва — город-курорт».
Любимые кафе…
Burger Heroes, у меня там скидка хорошая, и бургеры вкусные. «Кофемания» — хорошее заведение, но дорогое. «Братья Караваевы»…
Место в Москве, в которое все время собираюсь, но никак не могу доехать…
Очень давно не ходил в Пушкинский музей. В детстве это был любимый музей. Помню, как-то пришел, смотрю — нет импрессионистов. Спрашиваю: «Продали?» Нет, говорят, в другое здание перенесли.
Главное отличие москвичей от жителей других городов…
Отличие было раньше, теперь москвичей я почти уже не вижу. Из коренных москвичей, живущих, например, на Чистых прудах, знаю только двоих.
Индивидуальности нет.
Это случилось, как мне кажется, в нулевые. Исчезла эпоха, исчезли асфальт и троллейбусы. Исчезла часть жизни Москвы, которой больше нет.
В Москве за последнее десятилетие изменилось…
Город исчезает. Он превращается в мегаполис. И это движение не в лучшую сторону. Везде происходит обезличивание. Все одинаковое и одинаковый подход ко всему. Непонятно, какая цель этой глобализации, в чем ее смысл.
Хочу изменить в Москве…
Наоборот, хотел бы, чтобы она не менялась, хотел бы затормозить процесс. Вот в Коломенском, скажем, поднимаюсь на гору, вижу, что за очистными сооружениями выросли чудовищные гигантские дома, и понимаю, что глазу это неприятно. Это мешает пейзажу. Зачем?
Мне не хватает в Москве…
Асфальта, тишины Арбата. Сейчас тишина другая. Как будто на курорте находишься, только моря здесь нет.
Если не Москва, то…
Селигер, но, боюсь, и там все изменилось. Моего там ничего не осталось, кроме озера.
В Москве меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…
Особенно нигде, так как сейчас я не пью.
В ближайшее время…
Довольно долго готовлю проект под названием «Тихое ненужное». Это будет ответ на вопрос «Кто ты такой?» и ответ новому времени. Будет только живопись.
Иронизирую, но мне от этого грустно. В тихое, ненужное уже можно записать всех классиков. Вот идешь мимо помойки, смотришь, а там лежит чье-то собрание сочинений. Дурацкая ситуация. Да, можно скачать эти книги в цифре, но только твои родители покупали их не для этого.
14 декабря в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре откроется выставка группы «Чемпионы мира», существовавшей с 1986 по 1989 год, членом которой я был. Такой масштабной выставки нашей группы не было никогда. Так сложилось, что «Чемпионы мира» — это группа немного легенда, миф. Может быть, наконец удастся посмотреть, что же это за легенда такая на самом деле.
Фото: из личного архива Бориса Матросова