О месте в городе, где лучше всего манифестировать энергию, о том, что Москва не стильная и у нее нет своего характера — и это хорошо, и о нехватке помоек и приключений для творческих людей.

Я родился и вырос…

На Динамо. Сталинская архитектура — будто пирамиды Хеопса. Стадион. Дикие груши, за которыми я лазил через забор и рвал штаны.

Москва моей юности…

Я не тусовался, к счастью. Я работал, и родители подкидывали мне деньги. У меня была мастерская в центре Москвы, в Брюсовом переулке, почти 30 метров — я там осел. Окна черные…  Ребята приходили, я слушал, что они говорили, смотрел на них, но мне это было не особо интересно.

Вообще с первой женой я много снимал — мотался по городу.

Мои любимые и нелюбимые районы…

Динамо — это сакральное место, «когда деревья были большими». Это меджик. Я стараюсь туда не приезжать, ведь хочется увидеть это детскими глазами. Вообще не советую людям посещать места детства: они стали большими, а все вокруг — маленьким и понятным. Это разрушает миф, пусть он останется волшебством. Я это стараюсь удерживать.

Брюсов переулок — любовь к нему связана с некой объективностью. В Москве есть зло силы и зло бессилия. Есть места, где очень много перекрещений. И я считаю, что центр Москвы — место силы. Все нити, по которым ты можешь направлять свою энергию, находятся здесь. И ты можешь жить там, как я жил, в башне из слоновой кости, ни с кем не общаясь: днем спишь, ночью не спишь — черные окна. Но ощущение, что ты в центре страны и можешь всем управлять, дорого стоит. Я знаю, что могу управлять отсюда очень эффективно, ведь манифестирую из центра, будто происходит вспышка звезды, которая освещает все вокруг. Я встречал людей на периферии с очень интересной метафизикой внутри. Но им не удавалось это актуализировать — я всегда советую таким людям перебираться в Москву, ведь эта конструкция работает и не стоит ее игнорировать — из шланга, размещенного в центре, вода летит во все стороны. То же самое в Америке — именно поэтому люди стремятся в Нью-Йорк, а не Вашингтон. Там гейзеры, вулканы, извергающие необъяснимое — артефакты рождаются непонятно откуда, потом становятся уже тенденцией. Эти центры можно переносить, когда они перестают быть актуальными — народ снимается с мест и ищет себя: сейчас многие отправляются в Берлин, где встречают себе подобных и оттачивают мастерство.

Вернемся к моим любимым московским местам: Брюсов очень хорош тем, что это центр и одновременно тихая деревня, где ничего нет. Да и живу я тоже в Брюсовом переулке. Такая же тихая деревня — Патриаршие. Кузнецкий Мост. Арбат…  Переулочки, закоулочки, выходишь из них — и тут тебе время. Все, что внутри Садового кольца, очень про это.

Если брать метафизику, север — это сила, восток и запад — антропоцентрические лево-право, юг — это смерть (дух улетает через дырку саркофага на юг). И силовые поля проходят с севера на юг. Исходя из этих вещей, информация идет слева направо, а абсолют — сверху вниз. В городе то же самое. Северные вещи почище, юг погрязнее, а лево-право — дело вкуса, принадлежащее характеру человека.

Мне очень нравятся даже не районы, а места — индустриальные помойки: как будто я в сновидении. Мне стрем нравится на самом деле. Незнакомые места, будто ты в другой реальности — меня это штырит. Не люблю то, где максимально продавлено пространство современной структуры.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Давайте я начну с Питера: он имеет историю — в архитектуре, в камнях — и эта история проявлена и влияет на социальное поведение, на пласты сознания. И у питерцев есть характер — они нордические романтики. Курентзис — шиллеровский сумрачный романтик — германский дух, а не английский прагматик. Он чувствительный, наш ариец. Поскольку он таинственный парень, то там и осел.

Москва — как Нью-Йорк: в ней нет своего характера. И это хорошо: сюда могут приезжать люди и с нуля создавать свой миф. Хотя то, что делает Собянин, мне не нравится: современных дизайнеров плохо учат, они малоприятные и неинтересные. Но все равно сама конструкция Москвы очень свободная. Если по Питеру мы ходим как по городу, то по Москве я хожу как по лесу. А москвичом мы называем любого отправившегося в лес: кто по грибы, по ягоды, кто какую-то птичку покормить.

Лондон же, например, такой же, как Питер. Все города с историей регламентируют поведение, хотя Лондон пытается благодаря своей шизофрении справиться — хороши ребятки, мне нравится Лондон, но все равно Лондон-стайл никуда не делся — все культурные ребята сбежали в Барселону из Лондона. Происходит притормаживание тебя там, да и в этих городах ты уже стильный структурированный парень. А Москва не стильная и никого не притормаживает: мне нравится лазить по кустам.

Мне не нравится в Москве…

Я большой противник борьбы с помойками. Если отбирать пищу у художников, им это не нравится: Париж весь живет в огромной помойке. К сожалению, в Москве наводят евроремонт — борются с деревьями в духе Каспара Фридриха. Но, думаю, природа возьмет свое и станет кривой. А так помоек бы побольше.

Я очень хорошо понимаю Троицкого*, которому не хватает Москвы детства, где можно было лазить, что-то узнавать. Из лесной чащи делают французский сад — это начинает подбешивать деятелей культуры, которые любят непостижимое. Подавай им волшебное. А в этом пространстве они чувствуют себя мустангами, которых уже накормили и вывели на пастбище. Это против шерсти. И тогда они начинают мстить.

Хотелось бы поддерживать в реальности проведение, пока все для обывателя. Его нельзя оскорблять, но он не интересен мне — подавай готовое ему. Личностям мятущимся требуется жизнь как приключение. Поэтому люблю ездить в Монголию — там атас полный.

Я бы еще поменял примитивную пропаганду современного менеджмента — бесконечная очень плохая реклама. Ясно, что вы не побежите в «Макдоналдс» есть этот вкусный бургер — может, вообще от него будет рвота. Но эта реклама заедает в мозгах. В Москве этого тумач. Всем априори известно, что реклама — несоответствие информации товару. Она не пропагандирует качество, а вводит тебя в заблуждение. В качестве китча можно где-то оставить район с рекламой. Москва мне больше нравится эстетически сама, чем вся эта реклама.

Я бы советовал Собянину в центре Москвы сделать безвозмездную площадку для творческих людей. Казалось, она появилась — мы играли на открытии «ГЭС-2». Но в итоге — неудача: сделали обыкновенный гипермаркет, а не место силы. Вот хороший пример, как надо поступать: моя подружка спросила замминистра культуры Германии: «Почему вы отдаете старые фабрики творческим людям практически безвозмездно, чуть ли не ставите там оборудование для съемок за свой счет, а этим людям назначаете специальные пенсии?» Ответ привел в восторг: «Мы заботимся о будущем Германии… » И это не металл! Это надо понимать и создавать. В Москве талантливые ребята по-прежнему генерируют идеи на кухнях, потом генерируют там наркотики и алкоголь, а заканчивают свой творческий путь на кладбище. Таких персонажей надо находить и создавать им условия — тогда будет адский подъем. Много людей ныкаются по невнятным клубикам, где орет музыка и разливают пиво. Слава богу, «Мутабор» еще хоть как-то функционирует (суд приостановил на три месяца работу клуба «Мутабор» после «голой» вечеринки. — «Москвич Mag»).

Такое место удалось создать в Питере Курентзису — это Дом Радио, аристократическое место культуры, откуда культура будет брать пищу. И у Москвы были шансы: я был на заводе ЗИЛ — обалденное место было, а сделали дурь собачью. Так нельзя. Надо с уважением относиться к деятелям культуры, древние короли и королевы не просто так собирали искусство — это очень важная вещь.

Такие места должны быть удивительными, как пирамиды Хеопса — это сакральная вещь, их никак нельзя употребить. И открывались они не как многое в Москве, чтобы вечер выходного дня там провести, обслужить свое тельце. Пирамиды есть и превышают все — дух захватывает. Это вызов бытию и меркантильности. То же самое — Кельнский собор: он не обращает на тебя внимание, как и Вселенная. Но я могу с ним слиться и тоже стать Вселенной. Искусство отправляет нас в неизвестное, героическое…  И дает понять, что ты не просто вошь. Я бы советовал правительству выбрать кураторов, чтобы они сделали такое место по-настоящему — тогда наплевать и на плитку, одно покроет другое.

Мой музыкальный коллектив Phurpa…

У меня творчество очень тупое — и творчеством это назвать сложно. Сейчас мы стали очень востребованы в стране, хотя за границей были востребованы всегда — восемь лет колесили по всему свету, от Тасмании до Исландии.

На меня на днях навалилось то, что я вдруг почувствовал: новая мифология, в которой нуждается весь земной шар — она формируется через молодежь от 18 до 30 лет, которая питает свой внутренний космизм вне контекста предложенных социумом направлений. Это мне очень интересно. Я заметил, что в культуре, которая является основным выбором направления будущего, это прослеживается группами людей почти до синхронности. В отличие от дурацких социальных конструкций про киберпространство. А этот космизм и ирреализм позволяет создавать мифы и реализовывать их в области культуры.

Звук на сегодняшний день на первом месте, он позволяет добраться в подсознание самым коротким путем. И у нас большие концерты в России. Звуки, которые мы издаем, используя глотки — это космизм. На днях я спросил у устроителя нашего концерта в клубе «Дом», кто был публикой. Он ответил, что молодые люди от 18 до 25 лет. Это поколение, которое придет и будет осуществлять все после Третьей мировой войны, которая идет, но быстро завянет.

Мне это очень интересно. Это общая тенденция — тонкий запах посетил сознание самых активных деятелей андерграунда, предтечей культуры. Мы находимся в состоянии новой цели планеты, нового космического мифа — это обалденски.

Когда мне говорят про сегодняшний день «ой-ой-ой», то я отвечаю: «Вы не цените момент». Как только все хорошо, дух расслабляется, и мы до бесконечности повторяем что-то не очень интересное. Сегодня не нужны деньги, не нужно ничего: нужны ваше желание и потенция — вперед!

Фото: djurga

_______________________________________

*Признан иноагентом.