О любимом грузинском ресторане на «Кропоткинской», технике восстановления зданий и о знакомых, которые помогают чувствовать себя своей в городе.
Я родилась и выросла…
В Беларуси, в Чаусах. Я всегда хотела уехать оттуда — у меня было ощущение, что я должна куда-то стремиться, чего-то добиваться, а там очень маленькая площадка для таких маневров. В Чаусах меня все знали и вообще все друг друга знали — большая деревня, 12 тыс. человек. Это давало вау-ощущение, что я знаменитость: все знали, что я пою — я с детства выступала на всех трех площадках города. На любом мероприятии все всегда понимали, что сейчас будет «короночка» — Катя выйдет и споет какую-то новую песню.
У меня было всего две дороги — в музыкальную школу и в обычную, общеобразовательную. Это удивительно, ведь дети любят все исследовать — бегают по стройкам, находят новые тропки и пути, а я нашла две дороги, по ним и ходила. Я очень мало гуляла с детьми во дворах, наверное, только пару раз на велосипедах поездила. У меня была цель, к которой я шла, — стать певицей. А для этого надо было заниматься. Так, в 15 лет я начала ездить на попутках в Могилев — 30 километров от Чаус. Когда мама узнала об этом, то она, конечно, очень переживала, но не останавливала меня — верила в мою адекватность. Она мне и сейчас говорит: «Ты с детства делала все, что надо, и могла объяснить, зачем ты так поступаешь». И она не препятствовала мне — я сама решала, куда пойду, на какой конкурс подам заявку, как туда доберусь. Я отвергала всяческую помощь, мне было интересно самой пройти этот путь. Сначала я ездила на конкурсы в районный Дом культуры еще хоть под каким-то контролем, а потом совсем самостоятельно поехала на «Звездный дилижанс» в Минск. Я увидела большой город и поняла, что, наверное, мне стоит здесь поступать и обзаводиться знакомствами.
Переехала в Петербург…
Так получилось, что еще в Могилеве я записала пару песен. Вообще с 15 до 19 лет я активно искала своих музыкантов — ходила ко всем подряд на репетиции, втюхивала свои «демки». И я все-таки нашла музыкантов-любителей, с которыми планировала что-то делать, но на этом зависло — у меня начался конкурс. И везде, куда бы я ни приносила свои диски, мне говорили, что если нет продюсера, то редактор вряд ли это послушает. Я понимала, что в Беларуси можно идти или на государственные площадки петь народные песни, или уезжать.
Илья Олейников в то время набирал себе труппу в мюзикл из белорусских актеров, циркачей, музыкантов и танцоров. И я туда совершенно нечаянно попала. Пришла на последний день кастинга, когда всю труппу уже набрали. Главный режиссер Януш Юзефович обалдел от моей наглости и, нажав две ноты на фортепиано, предложил присоединиться к ним. Так я оказалась в этом мюзикле и взяла одну из главных ролей. Ставили мы его в Польше, премьера была в Москве, а потом каждый месяц мы играли по три спектакля в ДК им. Ленсовета в Питере, я тогда ходила по городу и думала: «Как бы это все сфотографировать и оставить в памяти… А зачем оставлять в памяти, если можно переехать?» Я вернулась домой, деньги от мюзикла заканчивались, но зато была бесплатная репетиционная точка, где мы собирались по ночам. Помню, темно, мы идем в сугробах, я убежала вперед и кричу ребятам оттуда: «А давайте поедем в Питер все?» И они согласились, хотя не было ни денег, ни перспектив, ни связей. Когда тебе 20, это так легко — поехали! Мы сделали песню «Весна», которую я написала вся в слезах в общежитии, понимая, что у нас нет перспектив. А Леня, мой муж и бас-гитарист, верил в нас и отказывался от больших для Беларуси контрактов, потому что знал — мы выстрелим. Меня это подбадривало. Мы запулили песню в ВК, и через неделю нам написал организатор-энтузиаст (есть люди, которые понимают, что не заработают на артистах и даже уйдут в ноль, но все равно находят возможность дать им шанс). Он жил по пути в Карелию, приютил нас, везде платил за нас. Он организовал нам несколько концертов в маленьких кофейнях, по 10–15 человек, и в каждом из этих мест мы познакомились с людьми, которые впоследствии дали нам толчок. В общем, невидимые силы привязывали нас к Питеру, поэтому о Москве мыслей не было.
Сейчас живу…
По-прежнему в Питере. Мы любим этот город, здесь такие люди! Понятно, что в каждом городе ты связываешься именно со своими людьми, и, конечно, у нас и в Москве есть много знакомых, с которыми мы, приезжая, встречаемся: они показывают нам разные места, приглашают нас на свои спектакли и концерты, от этого создается ощущение, что и Москва уже наш город. Я помню, когда мы году в 2015 приезжали в Москву, то дни были настолько загружены активностями, что некогда было поесть — очень изматывающие поездки: постоянно в пути, постоянно в пробках. У меня было ощущение, что этот город вытаскивает все жизненные силы из меня. А потом, спустя год-два, я попала на Патрики: у меня отменилась какая-то съемка, и я со своей помощницей пошла гулять. Был солнечный день, и у меня случилось такое невероятное погружение в себя: я слушала правильную музыку — и все так совпало, что произошло принятие, что и в Москве есть места, которые дают силу. Мы погуляли вокруг озера, покормили уточек, было душевно. Мы даже встретили Ренату Литвинову. Как-то так все было волшебно в этом дне, что с того момента я постепенно стала встречать своих людей в Москве. Я совершенно уверена, что город — это в первую очередь люди. И когда человек приезжает в новый город, такой, как Москва или Петербург, на заработки из своей родной страны, где осталась его семья, по которой он скучает, и он должен жить в стесненных условиях, работать там, где он не хочет, то, конечно, это ужасно: большой чужой город, полный опасностей. А когда ты занимаешься своим любимым делом, окружаешь себя классными людьми, то любой город становится приключением и открытием для тебя. Так и Москва стала моей — у меня здесь дела, съемки, эфиры, концерты, друзья.
Московская публика…
Когда ты точно определяешь свой стиль, то к тебе приходят люди, которые хотят увидеть свое отражение в твоей музыке. Публика и в Питере, и в Москве у нас похожа — это наша аудитория: часто это белорусы, которые приехали покорять эти города. Где отличается публика, так это в других, маленьких городах. Там не то что более лояльная аудитория — они более пытливые, им все интересно. В Москве и Питере, конечно, искушенные и думающие люди. В других же городах тебя прямо изучают: хотят много спросить, понять, потрогать. И, кстати, многие часто думают, что мы москвичи: «Вы вот выглядите как москвичи… » Удивительно, что считается, что москвичи — другие люди. Конечно, со временем, когда ты принимаешь правила игры этого города, ты понимаешь, как себя ведут успешные люди, как они этого добиваются, то происходит определенное напыление, но, мне кажется, что и самобытность остается. Хотя многие люди, приезжающие в Москву, тоже хотят пройти этот путь — стать успешными, приобрести определенные качества, поэтому начинают по-другому выглядеть и говорить, так они отказываются от самих себя…
Первый московский концерт…
В Питере я помню точно. Прямо закрываю глаза и вижу, какая на мне помада, одежда, какая прическа, как я бросила плюшевую гитару в зрительный зал… А вот в Москве запомнился мой первый «Крокус»: туда пришли артисты, которых я не знала лично, слушать наши песни — для меня это было удивительным. К нам даже пришел Александр Ревзин, главный режиссер «Новой волны» — это было такой знаковой историей. Хоть концерт и был тяжелым, а я — заболевшей, но все уже было подготовлено, поэтому мы, несмотря ни на что, вылетели все в перьях на сцену с ощущением удивления от того, что зрителям нравится, они хлопают!
Любимые места…
В основном это какие-то артовые отели, где много книг по искусству. Мне очень нравятся энергетические места, такие, как, например, «Гоголь-центр»: идешь по улице, она ничем не примечательна, просто центр, а заходишь туда, а там течение времени и нравов в другую сторону. Даже нравов нет, скорее талантливая и свободная молодежь, которая ведет тебя за собой. Точно помню, как сделала шаг и почувствовала другую энергию.
Я безвозвратно влюблена в ресторан «Эларджи» — там много животных: попугай, ворон, две белки… Мы туда обязательно несколько раз заходим, когда приезжаем в Москву. Вообще поразительно: попугая отпускают, он прилетает к тебе на голову, вытягивает из руки сахарок; ворон и охранник — дружбаны, они общаются. Есть ощущение, что они — и персонал, и животные — живут в своем идеальном мире: тусуются, дружат — клево и душевно.
Нелюбимые места…
Есть места, в которые ты должен приходить, а не хочется. Когда у меня много активностей, то я просто перебегаю из машины в здание, из здания в машину, иначе нет времени — мы опоздаем. Но мне важно останавливаться, чтобы подышать свежим воздухом, а такой возможности в Москве практически нет, и тогда я понимаю, что не хочу заходить в «Останкино» или на радио: я хочу поговорить с этими людьми — мне интересны эфиры, интересно общение, интересно встретить своих людей, но я не хочу идти опять в здание!
Если бы я была Собяниным, то…
Я бы положила классную плитку! Но вообще я всегда — и в Питере, и в Москве — обращаю внимание на исторические здания, по которым прямо видно, что власти ждут, когда они сами развалятся, потому что, с одной стороны, это историческая ценность, которую нельзя разрушать, а с другой — реставрировать не хочется. Я понимаю, что существует какой-то негласный план по уничтожению таких зданий, но если бы я была мэром, то я бы пересмотрела взгляды на эти ценности. Я бы дала возможность не только опытным, но и молодым скульпторам согласованно выставлять свои работы и взаимодействовать с тем, что уже построено. Есть же определенная техника восстановления зданий путем нанесения пленки, которая держит штукатурку, на нее можно приклеивать все что угодно. Мы можем на фасад наклеить лепнину, которая уже отвалилась — нарисовать ее, воспроизвести. Издалека — как фотография, ты не отличишь, что существует на самом деле, а что нарисовано. Эта техника уже давно придумана, но ее никак не могут согласовать. Уж не знаю, не нужно это или власти не хотят перемен. Мои решения как мэра были бы связаны с искусством и восстановлением старинных памятников и домов, потому что дети, следующее поколение, обязательно должны видеть, помнить и понимать нашу историю.
Для меня всегда был важен вопрос, почему студентам архитектурных вузов и реставрационных специальностей не дают в качестве дипломной работы здание, которое нужно привести в порядок. Ведь всегда можно договориться, даже за оценки. Я часто сталкивалась с неравнодушными людьми, которым удается свернуть горы. Точно знаю, что волшебство берется ниоткуда, из воздуха, благодаря одному человеку, который решил, что он может помочь. Поэтому я, будучи мэром, поддерживала бы таких активистов и коннектила бы их между собой.
Так много талантливых людей кругом, а на улицах не хватает арта! Я в Москве открыла для себя новый вид экскурсий, когда ты приходишь в мастерскую, в которой творят художники — мозаичники и скульпторы. В этих огромных павильонах столько всего, но никто не видит этих творений, ведь нужно большое количество сил и нервов, чтобы согласовать всю эту красоту. Я бы открыла для людей все, что бюрократия от них прячет.
Сравнивая Москву с другими европейскими столицами…
В Москве, как и в других городах, есть разные районы. Есть фасады и есть изнанка. Я рада, что в Москву приезжают люди из других стран посмотреть на Кремль. Но при этом они не едут, чтобы увидеть какие-то другие районы. Поэтому мне хочется, чтобы в Москве было больше соединений центральных и далеких районов. В Питере есть некая архитектурная целостность, в Москве же город разбит; хочется архитектурного единства, хотя это сложно, ведь придется возводить какие-то связующие здания. Но при этом Москва, безусловно, на одном уровне с Нью-Йорком, хотя там больше смелости, больше провокационных произведений искусства, возле которых фотографируются люди. И мне это очень нравится, этого не хватает в Москве. Может быть, «соединялочками» могут стать такие объекты, как металлический огромный боб Кунса, поставленный вообще в непопулярном, так себе, районе в городе небоскребов. Мы когда были в Нью-Йорке, ради него поехали в спальный район, благодаря чему открыли для себя другие, нетуристические места города. Нам же не хватает в Москве больших инсталляций где-то, где людей нет, там, куда им неинтересно приезжать.
Но в целом да, Москва — город, в который все хотят попасть, не только потому, что тут делаются большие дела, но и потому, что Москва красивая, как и многие другие мировые столицы.
Песня и клип на стихи Осипа Мандельштама «Возьми на радость из моих ладоней»…
Раньше я думала, что вообще никогда не смогу написать музыку на чужие слова. И то, что мы проделали эту работу, подарило мне облегчение и стало открытием, которое крайне меня обрадовало.
Я сама совершенно случайно нашла это стихотворение в интернете, оно на меня так посмотрело с экрана, что я поняла — мое. В этих строчках очень много женского — это единственное настолько мягкое стихотворение у Осипа Мандельштама. Я до сих пор его разглядываю и разгадываю, удивляюсь и понимаю. Почему там так много девичьего? Осип, будучи женатым, влюбился в девушку, а она не ответила взаимностью, при этом став для него новой музой. И эта его нераспакованная страсть сохранилась в стихотворении, как мед в сотах, а мед в сотах никогда не портится. И мы, группа IOWA, через много лет раскрыли этот ларец, высвободив наружу яркую страсть.
Мои планы…
Я хочу начать ходить на шоу, где есть молодые поющие исполнители, потому что, во-первых, я хочу вспомнить свои ощущения, а во-вторых, я сейчас веду рубрику «Артист с нуля», и мне очень важно говорить с ребятами.
Недавно Зама (Азамат Мусагалиев) пригласил меня как раз на такие съемки в передачу «Музыкальная интуиция». Я на этом шоу на ТНТ увидела двух артистов — прямо сейчас бери и на гастроли, а они парятся, что у них нет продюсера и денег. Мы с Лизой (певица Елка), перекрикивая друг друга, пытались объяснить им, что все это не нужно — другое время: проявляйтесь в интернете! Оказывается, по-прежнему есть артисты, которые долго готовят релизы: «Я должен долго писать два альбома, а потом выпустить их одновременно». Мне кажется, все это глупости. Можно наснимать «видосов», чтобы была ссылка на твою страницу, на твой трек, чтобы люди посмотрели на тебя — это важно, а не какие-то миллион лет пишущиеся альбомы… В общем, это больная для меня тема. И я решила, что это моя миссия — помогать юным талантам.
Фото: предоставлено пресс-службой