О бочках с черной икрой, о концертах Ивана Козловского в церкви Воскресения в Брюсовом переулке и о праздновании Дня Победы в Москве в 1945 году.
Я родился…
В самом центре Москвы в 1938 году. Из нашего окна был слышен перезвон Кремлевских курантов. Мы жили напротив Московской консерватории, в Брюсовом переулке в доме страхового общества «Россия», который после революции 1917 года превратился в коммунальный. С одной стороны — улица Горького (Тверская), с другой — улица Герцена, сейчас она называется Большой Никитской. В этом районе тогда оставался всего один дом с отдельными квартирами — это дом артистов Большого театра, а все остальные дома были с коммуналками, очень многонаселенные. Поэтому в то время в том месте жило колоссальное количество людей, а после войны во всем том громадном месте — от Манежной площади до Бульварного кольца, которое с внешней стороны замыкалось Пушкинским бульваром (сейчас он называется Тверским) — было особенно много детей. У нас была огромная коммунальная квартира — на 25 человек. В каждой комнате — по семье. И тогда, надо сказать, там была прекрасная атмосфера. Я приведу два совершенно противоположных примера, которым вы удивитесь. Первый: в то время, после войны, в Москве было много хулиганов и бывали случаи, когда милиционеры хватали хулигана и тащили его по улице в 83-е отделение милиции. Но пока они это делали, поблизости в переулках быстро собирались сто или двести человек — товарищей этого хулигана, которые перекрывали движение и пытались отбить своего приятеля у правоохранителей. Такие стычки были довольно часто. А второй пример — 9 мая 1945 года. Когда объявили о победе Советского Союза над гитлеровской Германией, все устремились на Красную площадь. Лавиной все побежали! И вот эта толпа людей, если видела военного в форме, хватала его и качала — подбрасывала вверх от радости. Мне было в то время 7 лет, я был, как и все тогда, уличным мальчишкой, тоже побежал, но сумел прорваться только на Манежную площадь, потому что на Красную было уже не попасть, столько народа там было. А на Манежной в здании рядом с отелем «Националь», где потом была гостиница «Интурист», в то время находилось американское посольство. На моих глазах широко раскрылись двери этого посольства и из него выбежали человек двадцать американских военных летчиков, они нырнули в толпу, как в море, их люди тоже схватили и начали подбрасывать вверх. Я это запомнил на всю жизнь. Такая была атмосфера.
Сейчас внешне та часть Москвы, в которой я родился и вырос, мало изменилась, построено всего несколько домов. Но квартиры сейчас в основном отдельные, коммунальных почти не осталось. Люди разъехались, по сравнению с прошлым здесь стало малолюдно.
Москва послевоенная…
Мне запомнилась как очень свободный город. Мы, дети, в ней были очень свободными. Не было никаких ограничений, мы росли на улице. Бегали по улице Горького. Я сейчас вам расскажу историю, вы уж меня извините, такую не очень красивую, но показательную. Напротив здания Моссовета, в глубине Тверской за памятником Юрию Долгорукому, есть фонтан, сейчас он называется «Центральный», раньше назывался «Советский». И летом в послевоенное время в этом фонтане все дети купались. Жара, а дач тогда у народа не было. Мы просто бегали в одних трусах по городу. И вот однажды, мне было лет семь, я купался в фонтане, и у меня украли трусы, которые лежали рядом с фонтаном. Представляете! И я голышом, босиком по асфальту бежал в Брюсов переулок домой! А еще я запомнил инвалидов в Москве. В то время в городе их было очень много — фронтовиков, вернувшихся с войны. Без ног. Они ездили на таких низеньких колясочках с подшипниками. Это было жуткое зрелище, но люди к нему привыкли. Эти инвалиды торговали всякой мелочевкой на Палашевском рынке, который уже давно снесен. Мы часто ходили на этот рынок, и я с ужасом наблюдал, как после торговли эти инвалиды на улице Горького, на которой тогда уже ходили троллейбусы, хватались крюком за троллейбус сзади, троллейбус с грохотом гнал вперед, а они ехали на своих тележках за ним. Прицепом. Это было страшно. Жизни они свои не берегли. И еще одно воспоминание из детства — о том, как передвигали большой пятиэтажный дом. Сейчас на Тверской улице большие девятиэтажные дома, которые тянутся от Моссовета до здания телеграфа. Их строили как раз после войны из гранита и мрамора. А вот раньше у Моссовета стоял дореволюционный дом, который на моих глазах с Тверской улицы перекатили вглубь квартала. И он там, в начале Брюсова переулка, стоит до сих пор. А на его прежнем месте вырыли котлован и построили два громадных дома.
И нельзя не сказать о том, что тогда на улице Герцена было очень много продуктовых магазинов. Я прекрасно помню, как только в какой-то из них привозили черную икру, сразу же по всем домам, по всем нашим коммунальным квартирам разносился об этом слух — и рядом с магазином выстраивалась очередь. Черную икру тогда привозили в бочках, нечищеную, с пленкой, и продавали ее, завернутую в пергаментную бумагу. Люди покупали ее по килограмму, по полтора килограмма — много. И моя мама примерно раз в месяц регулярно тоже стояла в очереди, покупала эту икру. Ее всем хватало, брали ее много, без ограничений, она стоила в то время дешево. И мои родители легко могли себе это позволить, хотя они были простыми людьми, как все. Отец — обычный служащий, мать — домохозяйка. А рядом в этих же очередях стояли знаменитости. Ведь в доме артистов Большого театра жили многие наши великие театральные деятели: певицы Надежда Андреевна Обухова, Антонина Васильевна Нежданова, балерина Ольга Лепешинская, танцовщики, дирижеры, режиссеры. И знаменитый оперный певец Иван Семенович Козловский. Он иногда приходил петь в церковь Вознесения, которая находится рядом, в том же Брюсовом переулке. Я сам не раз его слушал в детстве в этой церкви. Она очень древняя, основанная еще в XVI веке, и никогда не закрывалась, несмотря на атеистические времена. Работала всегда! Я помню, как на Пасху, когда был крестный ход, тысячи людей собирались у этой церкви, заполняли все переулки рядом, чтобы поучаствовать в служении. В сам храм пробраться удавалось немногим, так что большинство людей стояли на улицах. А мы, дети, сидели на заборах и видели пасхальный крестный ход с возвышения. Это было наше любимое зрелище.
Сейчас я живу…
Как обычно, в самом центре. На Сивцевом Вражке. Я — центровой! Когда еще в 1960-х годах я начинал работать журналистом в газете «Вечерняя Москва», мне дали однокомнатную квартиру в Черемушках, на улице Шверника, тогда она называлась улица Телевидения. В те времена это было обычным делом — многим давали квартиры. Черемушки — замечательный район, дом мой был рядом со станцией метро. И я какое-то время жил там. Но когда женился, мы снова переехали в центр, потому что я люблю именно центр Москвы.
Я люблю гулять…
В арбатских переулках. Это замечательные, тихие, спокойные, прекрасные места для прогулок, особенно по вечерам. Если сравнивать их с прошлым, то тут нужно говорить о диалектике. Сегодня арбатские переулки очень красивые, ухоженные. Но в архитектуре есть знаменитый девиз: единство пользы, прочности, красоты. Это основа архитектуры. Это относится не только к зданиям, но и к архитектуре малых форм, тротуарам, например. И сейчас с точки зрения красоты все сделано хорошо, но с точки зрения пользы — нет. Потому что вот, скажем, фонари в арбатских переулках вынесены почти на середину проезжей части, ими занято много места, а для машин оставлены карманы и очень неудобно парковаться. Красиво, ничего не скажешь, но неудобно. Я думаю, нужно выровнять линию тротуаров.
Мои любимые места в Москве…
Это бульвары, Бульварное кольцо. Московские бульвары даже сравнить нельзя, скажем, с парижскими — там пыльно, грязно, загазовано автомобильным движением. А московское Бульварное кольцо — очень красивое, вечером прекрасно подсвеченное. Я часто гуляю по Гоголевскому бульвару и даже в одном из своих романов описал такую прогулку по московским бульварам, которая располагает к размышлениям, к серьезным разговорам.
Нелюбимые места в Москве…
У меня таких нет. Может быть, потому что я не все районы сейчас знаю и ничего о них сказать не могу? Раньше, когда я работал в «Вечерней Москве», я знал больше.
Мои любимые рестораны…
Я очень часто бываю в ресторане Центрального Дома литераторов на Большой Никитской улице. Это мое постоянное место встречи. А остальные заведения я не хочу рекламировать, выделять особенно, хотя бываю во многих. Вокруг Арбата, на бульварах есть очень хорошие места, ну вот ресторан «Пушкинъ» у Пушкинской площади…
Отношение к Москве со временем…
У меня не менялось. Я отмечал, что она становилась другой. Например, в 1990-х годах она была хуже. На улице Горького, скажем, тогда была колоссальная толкучка, которая тянулась от Моссовета до площади Дзержинского — Лубянки. Конечно, мне это не нравилось. Но это не Москва такая была, а время было такое. Это мой город, я не могу его не любить. Вот часто сравнивают Питер с Москвой, идет какое-то соперничество между их жителями. Но я всегда был в стороне от этого. Питер — город красивый, но я себе плохо представляю, как там жить.
Москвичи отличаются от жителей крупных городов мира…
Очень резко! Москвичи гораздо аккуратнее и красивее одеты. Например, в Нью-Йорке люди в подавляющем большинстве одеты просто безобразно. Разве что на Пятой авеню появляются более или менее ухоженные. И в Париже, и во всей Европе то же самое. А в Москве все одеваются, безусловно, лучше. И женщины у нас красивее. У меня такое ощущение, что просто на Западе женщины уделяют мало внимания своему внешнему виду. Ведь дело не в том, что им нечего надеть, у них точно есть хорошие вещи, которые они надевают, может быть, на праздник. А в повседневной жизни черт его знает, как одеты! Я объездил весь мир, знаю, о чем говорю. И когда к нам приезжают иностранцы, у них глаза разбегаются: в Москве очень красивые девушки, женщины, мужчины нормально одеты.
По сравнению с другими крупными городами мира Москва…
Во-первых, гораздо красивее! Ну возьмите, например, Нью-Йорк. Манхэттен этот — ущелье с небоскребами. Там небо не видишь, все одинаково. Посмотреть вроде бы интересно, но очень быстро надоедает. И все американские города такие. Одинаковые. Что они собой представляют? В центре — сгусток небоскребов, а вокруг него — одноэтажная Америка. Единственный город США, который от них отличается — это Чикаго. Там тоже много небоскребов, но они стоят не так густо, между ними есть пространство, Чикаго стоит на Великих озерах, и это красиво. А все остальные города — скукотища. Возьмем Европу. Конечно, там есть много красивых мест в каждом городе, но в целом все уступают Москве. Ну вот Париж. По сравнению с Москвой это маленький городок, в нем маленький центр в одном стиле. И это всё. Кстати, мы позаимствовали нечто хорошее у Парижа — это вынесенный из центра города район небоскребов. Небоскребы «Сити» у нас стоят отдельно, сосредоточены в одном месте и не мешают другой застройке. Это очень правильно. А в других крупных городах мира — Рио-де-Жанейро, Варшаве, Тель-Авиве — небоскребы понатыканы в городе. Это очень некрасиво — как редкие зубы торчат в разных местах. Другое дело, я просто не представляю себе, как можно жить в «Сити», но приехать туда по делу — удобно.
В Москве мне не нравится…
Автомобильное движение. И тут уже в позитивном ключе вспомню про Нью-Йорк, Токио, другие столицы мира. Там в час пик на перекрестки, где много машин, выходят люди с повязками, не полицейские, а скорее их помощники, которые регулируют движение. У нас ГИБДД отстраняется от участия в автодвижении, полагается только на светофоры, дорожные знаки. У нас у ГИБДД очень негибкая работа. А, например, в Рио-де-Жанейро идет шикарная магистраль Копакабана вдоль пляжей. В одну сторону — три полосы, в другую — три. Но в утренний час пик, когда все едут на работу в город, в сторону центра города из спальных районов работает шесть рядов. А в вечерний час пик, когда люди возвращаются с работы по домам, в другую сторону работает шесть рядов. В воскресные дни на этой магистрали вообще запрещают автомобильное движение, потому что по ней люди гуляют — отдыхают. Там власти очень гибко используют имеющуюся структуру. В США на многих трассах, которые ведут в Вашингтон, запрещено в будние дни ехать в машине одному человеку. Минимум в автомобиле должно быть двое. За нарушение — огромный штраф. Едете вы в город, возьмите с собой соседа или езжайте с ним на его машине. Это существенно разгружает дороги, экономит топливо, хорошо для экологии. За этим там очень строго следят. И на многих других трассах в Америке действует такое правило. К сожалению, Москва пока не изучает этот очень полезный опыт.
Если не Москва, то…
Это совершенно исключено! Без Москвы я не могу. Хотя у меня есть дом в Тарусе, и я почти полгода, с весны до середины осени, провожу в Тарусе. Но мы с женой даже никогда не думали постоянно жить где-то, кроме Москвы. Мы хорошо знаем мир, нам нравился Монреаль, я читал лекции в Гарвардском университете, в Институте Кеннана в Вашингтоне, но даже мысль о том, чтобы сменить место жительства, никогда не приходила в голову. Я общаюсь с разными людьми, которые живут за границей, в Америке у меня много друзей, знакомых бывших россиян, я хорошо знаю, как они живут. И искренне скажу вам: сегодня в Москве жить гораздо удобнее, если суммировать все аспекты. Начиная с медицинского обслуживания и заканчивая развлечениями.
Фото: Рамиль Ситдиков/РИА Новости