О жизни в 60-метровой гостиной в знаменитой коммуналке на Арбате, о превращении земли во дворах в лунный пейзаж и о выходе нового романа «Вышивка по ворованной ткани».

Я родилась…

Я родилась в Муроме, куда папа получил назначение преподавать курсантам марксистскую философию — как человек в погонах, он не мог возражать. Мама метнулась за ним, бросив готовую к защите диссертацию. Потому мы с братом появились на свет в Муроме.

Я родилась за год до Международного фестиваля молодежи и студентов, устроившего в стране эпидемию полиомиелита. В провинции детей не прививали, и в год я заболела полиомиелитом, поэтому мама, будучи микробиологом, увезла меня лечиться к бабушке-дедушке на Арбат.

Муром — дивный город, и каждый раз в круизе по Оке мы проводим там день, обходим его трогательные закоулки, но «своим» я ощущаю только кусок возле дома, где жила семья, остальное для меня — туристическая прелесть.

Московские адреса…

Моя жизнь на Арбате началась в год со знаменитой квартиры в доме на углу Арбата и Староконюшенного, принадлежавшей прежде режиссеру Александру Санину и Лике Мизиновой. В 1922 году они эмигрировали, и мой прадед купил гостиную этой огромной квартиры из одиннадцати комнат с потолками почти пять метров — ту самую 60-метровую гостиную, где пел Шаляпин, острил Чехов…  В наследство от той жизни в коммуналке осталась горничная Лики Мизиновой — Ольга Ивановна, прообраз чеховской Душечки. В реальности ее звали Душенька, и это была прелестная старушка, подлавливавшая малышню в коридоре, чтобы угостить карамельками.

Квартира была метров триста, и во времена моего детства в ней жили знаковые персонажи: мой дед — известный ученый-агроном, Мария Сергеевна — бывшая секретарша Фрунзе, семья генерала Афонина, сын которого увел жену у Юрия Левитана (об этом когда-нибудь напишу), секретарь посольства Персии с семьей, художник-кукольник Олег Масаинов, делавший в то время Чебурашку, и в самой маленькой комнате возле туалета и ванной — Душенька Ольга Ивановна. Но коммуналка есть коммуналка.

Папа, демобилизовавшись, пошел главредом в журнал «Жилищно-коммунальное хозяйство», чтобы получить квартиру в районе проспекта Вернадского. Но юной хиппи я опять вернулась в арбатскую квартиру, отсюда и мой псевдоним, который был хипповской кликухой — Маша Арбатская. Там вышла замуж, там родились мои сыновья Петр и Павел. Но растить детей в центре было вредно даже тогда, и мы переехали к лесу, в Ясенево. Когда сыновья подросли, понадобился хороший лицей, и мы переселились на Усачевку, а оттуда — на Шмитовский проезд.

Сейчас живу…

Я уже лет семнадцать живу на Пресне в доме 1930 года постройки, мне это важно, поскольку я просто ненавижу новые дома. Мы близко от центра, столетние деревья стучатся ветками в окно, старомодные тенистые дворы уютны летом, рядом парк, Красногвардейские пруды с утками. И совсем близко «Сити», куда мы ходим пешком, попадая в Нью-Йорк, только чистый и безопасный. Но при этом с каждым годом жизнь даже в нашем райском уголке становится все невыносимей из-за обилия машин и бесчинств ЖКХ.

Люблю гулять…

Конечно, в центре. Если долго не была на Арбате, Красной площади и не ела мороженого в ГУМе, просто заболеваю. Центр дает мне энергию, знаю ногами все его куски. А живя в Ясенево, чувствовала себя сосланной декабристкой и таскала детей по старым улицам, боясь, что они будут считать городом безликие новые районы. В результате один из моих сыновей, Петр Мирошник, стал известным экспертом по развитию городов. Благодаря его инициативе в Зарядье был разбит парк, а не выстроен парламентский центр. Проезжая мимо «Зарядья» и видя там толпы счастливых людей, я выпрямляю гордую мамочкину спину.

Любимый район…

Это старый центр в пределах Бульварного кольца, но, показывая Москву иностранцам, обязательно сажаю их на троллейбус и везу через все Садовое кольцо. А теперь могу катать их еще и на МЦК, чтобы они оценили масштаб. Любовь к Москве в нашей семье наследственная: мамины родители молодыми приехали из Белоруссии и Польши, и мама уже родилась в Москве. А папа, хоть и родился в Рязанской губернии, став главредом «Жилищно-коммунального хозяйства», тоже прикоснулся к городу — встречался со знаменитым архитектором и реставратором Барановским, спасшим от уничтожения храм Василия Блаженного. Папа, даже будучи атеистом, всегда обращал мое внимание на красоту московских храмов.

Нелюбимый район…

Я не знаю и не чувствую спальных районов, кроме Ясенево. Новые земли, застроенные «человейниками», для меня стопроцентный ужас. Считаю административным преступлением включение в Москву дополнительных аппендиксов за Кольцевой, с таким же успехом можно включить в столицу эпизоды Дальневосточного округа.

Хочу попасть, но никак не доберусь…

Таких мест много, особенно в свете эпидемии. Вот станет тепло, буду догонять упущенное, просто бродить с мужем по любимым улицам центра и любоваться.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Сегодня этот вопрос неактуален. Москва стала мегаполисом, а львиная доля коренных жителей переселилась за город, сдавая квартиры приезжим. Можно спросить на улице десять человек: «Как пройти?» — и они пожмут плечами или полезут за навигатором. Если в нашей арбатской коммуналке практически все были москвичи, то уже на проспекте Вернадского жители четко делились пополам: переселенные из старого центра и приехавшие из деревень, получив квартиры по работе. И две эти страты совершенно по-разному разговаривали, жили, растили детей и отмечали праздники.

На Пресне количество старых москвичей выше, чем по городу. В нашем доме некоторые живут с рождения. Но я не могу сказать, что они сильно отличаются от приезжих. Все-таки это вопрос не географического проживания, а уровня культуры в семье. А уж одеты сегодня все одинаково. Теперь качество жизни в столице уступает маленьким городам, ведь половину дня мы проводим в пробке или в транспортной толкучке.

Наметился любопытный феномен: несколько моих знакомых молодых людей обоих полов рванули из Москвы в Питер со словами, что там более нормальная жизнь.

Сравнивая Москву с другими мировыми городами…

Как индийская жена, я бы не сравнивала Москву с Дели или бывшей столицей Индии Калькуттой, откуда родом муж. Это изумительные города, но надо помнить, что у нас сейчас разгребают снег, а в Дели и Калькутте уже за 30 градусов жары. О Нью-Йорке я написала толстую книгу, вспоминаю его без энтузиазма и согласилась бы там жить только по приговору суда. Берлин знаю неплохо — была там, когда ломали стену, прожила в 1990-е месяц во время проекта «Москва — Берлин», еще пару раз заезжала. Но чтобы нормально чувствовать себя в Берлине, надо быть немцем — это тяжелый и холодный город. В Лондон меня, начиная с перестройки, выманивала покойная тетя, прожившая там 73 года, но мне хватило там одного месяца вместе с мужем и сыновьями, чтобы сказать себе: «Никогда!» А Париж — это просто сливная миграционная яма, где страшно ходить по улицам даже в центре. Одним словом, я приговоренная москвичка и нуждаюсь в улицах и камнях, сопровождающих меня уже 62 года. И Москва, кабы не экология и ЖКХ, по мне, самый удобный и красивый город мира.

Говоря о сегодняшней политике Собянина…

Мой сын Петр Мирошник, о котором я говорила выше, составлял предпоследнюю «Черную книгу» «Архнадзора», перечисляющую утраты московских памятников в угоду мошны, набиваемой девелоперами. И я, как и он, считаю, что градозащитная политика Собянина крадет у нас город, а с ним — наши ценности, ведь люди, выросшие среди стекла и бетона, — это Иваны, не помнящие родства. А я хочу успеть показать своим маленьким внукам настоящую Москву, а не выгородки современной архитектуры, выросшие на месте памятников.

Хочу изменить в Москве…

Москва нуждается в той же антикоррупционной программе, что и вся Россия. Но нуждается больше и резче, поскольку московский бюджет огромен. И каждый дом-памятник, снесенный по коррупционной схеме, — это позор работе городской власти. Город должен развиваться не варварским противоправным способом.

Параллельно у нас катастрофическая ситуация с ЖКХ — несменяемый Бирюков накупил неэффективной техники, нарушающей допустимый уровень шума в жилых массивах, но не может организовать ее работу даже при уборке снега. Всю ночь эти монстры ездят по улицам, нанося ущерб экологии и не давая жителям спать, при этом не прибавляя чистоты. ГБУ «Жилищник» вызывает протесты по всему городу — оно начисто лишено профессиональных управленцев, покрывает дыры «пушечным мясом» гастарбайтеров, но для того, чтобы поменять лампочку, приходится писать жалобу на сайт правительства Москвы. Зимой сотрудники «Жилищника» уничтожают почву и наши легкие реагентами, снег не вывозится вовремя, а весной его курганы рубятся во дворах вместе с кустарниками. Потом приходят запрещенные триммеры и воздуходувки, уничтожающие траву и верхний слой почвы, и параллельно убиваются старые деревья — порубочные талоны, которые выдаются преступным образом. В результате за последние десятилетия земля во дворах превратилась в лунный пейзаж, а деревьев стало вдвое меньше. В прошлом году сотрудники пресненского «Жилищника» не смогли в течение всего лета вырастить в нашем дворе траву, списывая это то на плохие семена, то на безответственных гастарбайтеров. При этом контролирующие ЖКХ органы совершенно неэффективны, в чем прослеживается коррупционная составляющая. Столице необходима срочная реформа ЖКХ, нещадно уродующего сегодня нашу городскую среду обитания.

Мне не хватает…

В Москве, как и во всей России, лично мне не хватает независимых депутатов, при том что в нашем околотке независимы хотя бы депутаты нижнего местного уровня. Наш дом чуть не стал жертвой капремонтного бесчинства. Нам предложили капремонт по липовой проектной документации экспертов, даже не заходивших в него. Хорошо, что среди жильцов оказались строители и архитекторы, пришлось писать коллективные письма даже в прокуратуру, и нам помогли местная депутат Анастасия Ромашкевич и член Общественной палаты Вера Москвина. Однако с 2017 года Фонд капремонта Москвы так и не потрудился сделать нормальной проектной документации.

Если не Москва, то…

То дача, которая в двух часах от Москвы. Ведь все мои дела в Москве, мои внуки в Москве, да я просто нигде не выдерживаю без Москвы больше двух недель. Мне кажется, что жизнь проходит стороной.

Новый роман «Вышивка по ворованной ткани»…

«Вышивка по ворованной ткани» — первая часть романа «Березовая роща», написанного о 1990-х и политических событиях, спасших страну от превращения в банановую республику. Мне посчастливилось в это время работать в отделе политики «Общей газеты» под руководством Егора Яковлева, писать программу Ельцина в составе экспертной группы на правительственной рабочей даче в Волынском и работать на ТВ, которое тогда решало все. То есть я хорошо знаю фактуру. И хоть не вела политическую программу в отличие от героини романа, но была рядом с ее прообразами, знала их судьбы, видела проблемы, с которыми им приходилось справляться.

Что касается Москвы, то героиня живет в любимых мною местах: на Кольце возле «Октябрьской», на «Юго-Западной» и покупает квартиру у метро «Проспект Вернадского». На днях я осознала, что это объяснение в любви куску Москвы, где я училась в школе, в МГУ, где мама работала в поликлинике, где родились мои внуки. Одна квартира, связанная в этом месте с нашей семьей, давно продана, а сейчас продана и вторая…

Москва в моей прозе всегда главная героиня. По первой профессии я драматург театра и кино и не могу писать персонажа, если не вижу, по какой улице он идет и какие дома его окружают. Архитектура — главный культурный код страны, именно она формирует человека независимо от его национальности, возраста, пола, развития и образования.

Фото: Серж Головач